Нелинейный роман ля минор,

без пролога, с двумя эпилогами

Поэт обязан знать свои стихи наизусть,

если даже он сам не может их выучить,

то они ничего не стоят!

Давид Самойлов.

Меня разбудил комар. Впрочем, это неточное утверждение, на самом деле, как только мой мозг начал просыпаться, я одновременно почувствовала жажду, желание писать и услышала комариный писк. Если удовлетворение первого желания можно было отсрочить, то второе очень настойчиво заставило выбраться из палатки. Была та предрассветная летняя пора, когда по часам еще ночь и по факту на небе звезды, но оно уже не такое темное и быстро светлеет, уже громко и нестройно звучит птичий хор, в котором каждая птица, никому не подпевая поет свою песню. Вообще-то, слово «хор» подразумевает слаженность, но то, что звучит в эти часы в лесу, ничего общего со слаженностью не имеет. Можно попытаться сравнить с игрой большого симфонического оркестра, но и здесь не все просто, исполняя музыкальное произведение, оркестр звучит гармонично и пытается точно воспроизвести творческий замысел композитора, но при этом каждый инструмент играет свою партию, музыка которой порой совсем не совпадает с мелодией произведения и более того она бывает совсем некрасива, но в целом совместное звучание всех инструментов, синхронизированное дирижёром, реализует не только заданную гармонию звуков, но и передает нематериальную творческую суть произведения. В природе все не так, музыка предутреннего леса по своей сути является какофонией, но слушать эту абстрактную музыкальную картину, созданную Творцом приятно, благо, стенки палатки совсем не приглушали звуки.

Марина села перед застегнутым пологом и некоторое время рассматривала сквозь редкую ткань внешний мир, представляющийся небольшой лесной полянкой, в центре которой тлели угли бывшего костра, рядом стоял небольшой раскладной стол с неубранной посудой и полупустыми бутылками, возле него стояли три походных стула. На противоположной стороне полянки высился огромный темный силуэт фуры, от которой доносился запах солярки и приглушенный храп братьев. Днем ребята после передачи кейсов подвезут Марину до ближайшей заправки и отъедут уже без нее. Грустно, но ничего не поделаешь.

Выбравшись наружу, Марина поежилась от утренней прохлады и скорым шагом направилась в кусты. Назад в палатку она уже бежала по-настоящему и, пробегая мимо стола прихватила, бутылку с водой. Дважды взвизгнула молния и полог встал непреодолимым препятствием от казалось преследовавших ее комаров. Тело девушки от предрассветной свежести сотрясала мелкая дрожь. Марина быстро сняла с себя джинсы и укуталась с головой в спальник. Через несколько секунд дрожь утихла, тело погрузилось в приятную негу и наступило нечастое кратковременное состояние, точно описываемое словами «щенячий восторг», на смену которому, пришло чувство комфорта. Чтобы окончательно согреться, Марина просунула кисти рук между ног и с удивлением обнаружила, что лежит в одной майке, т.е. без трусов. Чисто из любопытства включила фонарь и осмотрела палатку, трусов нигде не было. Под руку попалась бутылка с водой, и тут же жажда напомнила о себе. Напившись, Марина сняла с себя майку и нагишом завернулась в спальник, надежда вызвать еще раз щенячий восторг не оправдалась, тепло пришло сразу и следом за ним сон, для которого не был помехой ни птичий ор, ни примешавшееся к нему кваканье лягушек, доносившееся со стороны реки.

Вскоре наступило теплое, ясное, тихое летнее утро. Луч солнца, пробившийся сквозь листву деревьев и полог палатки, прошелся по-хозяйски по палатке, по обнаженному телу девушки, недолго задержался на ее груди, пробежался по лицу, и остановился на глазах. Марина проснулась, выбралась наружу и постояв немного, пошла по узкой тропинке к речке. Роса на траве приятно холодила ноги, отчего все тело, казалось, покрылось мелкими пупырышками. Вошла в воду и не закрывая глаз нырнула. Чуть теплая вода приятно освежала тело. Дно реки ближе к берегу покрывали водоросли зеленого, синего и коричневого цветов, их длинные стебли покачивались слабым течением, и они своим видом напоминали причудливый сад. На песчаной лужайке на дне лежал пескарь, едва заметно шевеля плавниками, он недовольно посмотрел на нарушившую его покой непрошеную гостью, взмахнул хвостом и неторопливо уплыл в заросли. Невдалеке проплыла по своим делам упитанная рыбка, наверное, карась или линь, Марина плохо разбиралась в видах рыб. На лужайку из травы бесстрашно выполз рак и начал рыться в песке своими клешнями. Все было, как в немом кино. Марина вынырнула. На смену подводной тишине резко пришли звуки утреннего леса. Пело, кричало, свистело, ухало со всех сторон, легкий ветерок качал верхушки деревьев. Казалось, весь лес, со всеми обитателями дружно и радостно приветствовал солнце и наступивший день. Марина вышла на берег, зажмурила глаза и, повернув в сторону солнца лицо, широко расставив ноги и раскинув в стороны руки, замерла. Капли воды стекали по чуть смуглой коже обнаженного тела, приятно щекоча. Постояв несколько минут, затем вернулась на полянку, подошла к прикрепленному к капоту авто зеркалу и стала рассматривать себя. Увиденное произвело на нее приятное впечатление, и Марина улыбнулась. С легким шумом отворилась дверь кабины и из нее показалась заспанная мужская физиономия.

– Привет, Витя.

Мужчина повернул голову на звук голоса и от увиденного его сон как рукой сняло. Перед машиной стояла обнаженная красивая девушка, рассматривающая себя в зеркале.

– Здравствуй, дорогая! Любуешься неземной красотой? Тебе не холодно голой-то? Вон кожа еще влажная. Этак простудиться можно. Чихать и кашлять начнешь, а там, глядишь, и температура поднимется, туда-сюда, не заметишь, как от хвори состаришься и нате вам, летальный исход. А все почему? А потому, что ты тут ни свет ни заря стоишь в чем мать родила, т.е. без трусов, – балагурил Виктор. – Я постоянно удивляюсь, во всем мире есть всего-то два человека, мама и ты, которые с первого взгляда различают нас с Андреем. И, кстати, ты бы оделась или хотя бы трусы надела, а то у меня от этого нудизма в моем чувствительном и отзывчивом организм запустились некоторые процессы, и я готов....

– Кстати, об одежде, – перебила его Марина, – насколько помню, вчера ты снимал с меня трусы и где они, почему их потом на меня не надел?

– Как не надел? Очень даже надел! Правда, не я надел, ты сама надела. Мы еще потом за стол сели, и ты была вначале в одних трусах, а когда стало прохладней, то сверху джинсы надела, это я очень хорошо помню. Потом я пошел спать, так как моя очередь сегодня баранку крутить, а вы еще с Андреем оставались, и когда он залез в кабину, я не слышал, спал.

– Ну да, кое-что припоминаю, но в целом не очень. Судя по всему, мои трусы опять были сняты и в этой связи неплохо бы знать надевал ли Андрей презерватив?

– Тут я тебе не помощник, хотя… – Виктор скрылся в кабине и через минуту вернулся, хохоча. – Надевал, конечно, надевал, он и сейчас еще в нем. Марина представила эту картину и рассмеялась.

– Может, и мои трусы на нем? Вот я вчера надралась, почти ничего не помню.

– А кто помнит? Разве что я, да и то потому, что рано ушел спать, а впрочем, все было как надо. Душевно посидели.

– Ну ладно, пойду оденусь и пора завтрак готовить, а ты буди Андрея, пусть оденется, но сперва пусть разденется, – с улыбкой уточнила Марина, разглядывая кисти своих рук. Ее внимание привлекла тонкая темная полоска у основания ногтя большого пальца правой руки. Рассмотрев ее внимательно, Марина поняла, что это не смытая запекшаяся кровь и невольно вспомнила, откуда она взялась. Приятного настроения как не бывало в сознание ворвалась череда вчерашних событий. Собственно, эта череда никуда и не девалась, просто Марина не позволяла ей завладеть собой и до этого момента ей удавалось. Очевидно, настало время осознанно все осмыслить и снять тягостную остроту воспоминаний.