– Да не очень оно похоже на заказное. Меня смущает орудие убийства, хотя – чем черт не шутит.

От меня не ускользнуло, что Спиридонова поморщилась.

– Вы унаследуете фирму? – прямо спросила я, неожиданно сменив тему.

– Да… – как-то смущенно проговорила Марина.

Может, не ждала от меня такой прыти и смелости?

– У вас брачный контракт? – уточнила я.

Марина кивнула, сделав недовольное лицо, видно, эта тема ей не нравилась.

– Но теперь ведь вам придется вникать во все то, от чего вас оберегал Сергей Петрович, – с тайным ехидством сказала я.

– Что ж, положение, как говорится, обязывает, – глаза Спиридоновой пояснели, приобретя какую-то невиданную до сих пор жесткость и решительность, – дело Сергея должно процветать.

«Наверное, воображает себя Еленой Боннер, Марией Кюри или женой Рериха», – не удержалась я от насмешливого комментария (разумеется, мысленного) – так высокопарно прозвучали слова моей собеседницы. Дело было даже не в словах, а в тоне, во взгляде, в надменно приподнятом подбородке.

– Александр Петрович сказал, что вы были идеальной парой, – решила я зайти с другого фланга.

– Да, у нас были хорошие отношения, мы почти не ссорились и старались всегда понять друг друга и помочь, – так же гордо, если не напыщенно изрекла Марина.

Когда о прекрасных взаимоотношениях вещают с подобной безапелляционной помпезностью, у меня возникает впечатление, что из этих взаимоотношений создали некий блистательный миф, а стоит с него соскрести лак и позолоту, как он тут же превратится в подчиненное рационально-прагматическим соображениям сосуществование, возведенное обеими сторонами в нерушимый принцип. Конечно, могут быть исключения, но я не люблю подобного тона, он смахивает на щит, с помощью которого себя пытаются оградить от возможных просчетов и неудовлетворенности, а может, и от уже наступившего разочарования.

– То есть вы являетесь абсолютной наследницей… – резюмировала я.

– На что вы намекаете? – настороженно спросила Марина.

Я решила окончательно вывести ее из себя, поэтому сказала, глядя ей прямо в глаза, из которых она старательно выдавливала слезы:

– На то, что вам выгодна смерть вашего мужа.

Ожидая, по меньшей мере, бурного всплеска эмоций, я немного отстранилась, но реакция Марины оказалась довольно неожиданной.

– Абсурд, – сказала она, отведя взгляд в сторону, – вы еще скажите, что это я его убила.

Она саркастично усмехнулась и принялась пить чай. Пила она долго, мелкими осторожными глотками, стараясь не смотреть на меня. Руки ее слегка подрагивали, но в целом она не выглядела убитой горем вдовой. Наконец, почти опустошив чашку, она поставила ее на стол, после чего достала из зеленой с золотом квадратной пачки «Данхилл» сигарету и не торопясь закурила.

– То, что вы называете абсурдом, – продолжила я, – вполне имеет право на существование, хотя бы в качестве версии.

– Конечно, – с ехидством согласилась она, – если у вас нет других…

– Уверена, что появятся и другие, – я бросила сигарету в пепельницу, не удосужившись потушить ее, и снова поменяла тему. – Как вы узнали о смерти мужа?

– Я ждала Сережу, приготовила ужин, – начала она рассказывать, – обычно если он задерживался на работе, то приходил не позже десяти. В начале десятого я позвонила в офис, но охранник сказал, что Сергей недавно ушел. Тогда я позвонила в машину. Стас, это наш водитель, сообщил, что несколько минут назад высадил Сергея возле дома и видел, как тот вошел в подъезд. Тут я заволновалась не на шутку, но все-таки не стала поднимать панику, думая, что он встретил в подъезде кого-то из соседей.

– Вы знаете всех жильцов вашего подъезда? – перебила я ее.

– В лицо, конечно, всех, – кивнула Марина, – а из тех, с которыми Сергей мог остановиться, чтобы поболтать, всего двоих. Роза Кондратьевна из десятой квартиры – это знакомая моей мамы, через которую мы, собственно, и приобрели эту квартиру полтора года назад, и Юра Терентьев, он живет этажом ниже.

Марина замолчала, глядя в окно, словно на нее снова нахлынули воспоминания. Мне показалось даже, что она напрочь забыла обо мне, но вскоре Марина продолжила:

– Как выяснилось позже, он действительно кого-то встретил, но явно не из нашего подъезда.

– Почему вы так думаете?

– Я, зная, что Сергей уже в подъезде, решила выглянуть на лестничную площадку, но когда открыла дверь, услышала только, как кто-то торопливо сбегает вниз, потом хлопнула входная дверь и все смолкло. Я окликнула Сергея, но он не отозвался. На нашем этаже было почему-то темно, но со второго падал отраженный свет, и в его лучах я увидела, что между этажами кто-то лежит. Господи! – она снова чуть не разрыдалась, но сумела сдержаться. – Мы подошли к нему одновременно с Юрой Терентьевым. Он услышал за дверью какой-то странный шум и тоже вышел на лестницу. Зрелище было ужасное. Сергей лежал на спине, его голова свешивалась на ступеньку лестницы, все лицо было в крови.

Марина, словно заново переживая случившееся, прижала ладони ко рту и застыла будто гипсовое изваяние. Чтобы вывести ее из этого состояния, я, немного помедлив, задала следующий вопрос:

– Кто вызывал милицию, «Скорую»?

– Юра, – ответила Марина, – я вся тряслась как в лихорадке, наверняка не удержала бы трубку в руках.

– Что было дальше?

– Я плохо помню, – наморщив лоб, ответила Марина, – кажется, приехали врачи, милиция, вышел кто-то из соседей. Юра отвел меня наверх и некоторое время побыл со мной.

– Кто-нибудь еще был в квартире в это время?

– Нет, никого, – она покачала головой. – Валентину Георгиевну я отпустила сразу же, как только вернулась с работы.

– Во сколько это было?

– В начале седьмого.

Я допила кофе и прикурила новую сигарету. Пока что в моей голове не появилось ни одной свежей мысли. Я, как робот, задавала вопросы, выслушивала ответы, и они распределялись в моем мозгу по полочкам. Может быть, потом, какое-то время спустя, из ответов Спиридоновой выкристаллизуется что-то более-менее определенное. Я даже была в этом уверена. А сейчас приходилось снова спрашивать и слушать.

– Что сказали врачи?

– Смерть наступила почти мгновенно, – со скорбным прононсом ответила Марина, – это хоть как-то меня утешает: по крайней мере, Сергей не мучился. Если же вы хотите узнать точный диагноз, вам лучше обратиться непосредственно к докторам.

– Конечно, – кивнула я, выпуская дым к потолку и следя, как он, клубясь, выстраивается в причудливый узор. – Милиция опрашивала соседей?

– Возможно, но мне ничего об этом неизвестно.

– Этот Юра, ваш сосед, – я снова посмотрела на Спиридонову, – что он собой представляет?

– Господи, – тоскливо выдохнула Спиридонова, – это-то вам зачем?

– Пока не знаю, – я равнодушно пожала плечами, – итак?

– Я имею право знать, – в ее словах вдруг появилась твердость, – раз вы меня расспрашиваете. Может, вы решили, что он причастен к убийству?

– А что, это мысль, – с тайной издевкой улыбнулась я, – только вот для чего Юре нужно было убивать вашего мужа, а?

– Если это шутка, то очень неумная, – поморщилась Спиридонова. – Я согласилась с Сашей, что нужно нанять для расследования частного детектива, но не предполагала, что он окажется женщиной, причем такой беспардонной.

– Извините, я только повторила ваше предположение, – внутренне усмехнулась я, поняв, что за что-то зацепилась. – Если не хотите, можете не отвечать, я поговорю с ним сама.

– Вот еще! – она выпрямилась словно железный штырь, торчащий из земли. – На каком основании?

– Вы что, не хотите, чтобы я разговаривала с вашим приятелем? – удивленно произнесла я.

– Он мне не приятель, – отрывисто сказала Спиридонова, – просто… просто я не понимаю, какое Юрий имеет к этому отношение?

– То есть как? – я поразилась ее наивности (возможно, это была и не наивность вовсе). – Вы же сказали, что появились на месте преступления одновременно с соседом. Это так?