Вот и сейчас я устроилась за столом, абстрагировалась от недоеденного борща, как следует сосредоточилась на волнующей меня проблеме и, высыпав кости сперва на ладонь, кинула их на стол. Получилось вот что: 26+7+14 – «Ожидаются переживания, связанные с вашим согласием участвовать в деле, от которого вы не ждете ничего хорошего».

Ну конечно, переживания уже начались, не успела я согласиться провести это расследование. Может, стоит позвонить Александру Петровичу и сказать, что я отказываюсь от этого дела? Ведь я действительно не уверена в успехе. Но это же смешно! Как ты вообще это себе представляешь? Скажешь, что, к сожалению, ничем не можешь ему помочь? «Но почему?» – наверняка поинтересуется Александр Петрович. «Потому что кости мне так говорят». Это выглядит не слишком-то убедительно.

Я сложила кости назад в мешочек и, швырнув его на стол, решила поразмышлять. Иногда это бывает очень полезно. Во-первых, переживания только еще ожидаются. Но ведь они уже начались, не так ли? Ну и что тут такого? Ведь если верить костям (а не доверять им у меня не было никаких оснований), то они предсказали лишь переживания. Это может быть даже полезным, нельзя же относиться к делу как совершенно сторонний наблюдатель. Скорее всего, именно об этом и предупреждают меня магические кости: побольше внимания и чувства. Отказываться от дела поздно, раз уж взялась, доведи расследование до конца, не порть себе репутацию. Лучше подумай, с чего начать?

Немного успокоив себя таким образом, я вернулась на кухню к своему борщу. Он уже почти остыл, но был вполне съедобен. За обедом я продолжила свои размышления и пришла к выводу, что для начала неплохо было бы взглянуть на место преступления, а заодно поговорить со вдовой Сергея Петровича. Глядишь, там что-нибудь и прояснится. Ну не может такого быть, чтобы у человека не было даже завистников, тем более у человека преуспевающего. Завершив обед еще одной чашкой кофе, я принялась собираться. Это не отняло у меня много времени, так как я осталась в том же наряде, в котором встречала Спиридонова, только добавила к нему легкую курточку со множеством карманов, под которую нацепила кобуру с пистолетом «макаров», а на ноги надела самую удобную обувь – кроссовки. Еще через несколько минут я уже сидела за рулем своей бежевой «девятки», направляясь к дому, в котором когда-то жил удачливый бизнесмен Сергей Петрович Спиридонов.

Ехать пришлось недолго. Четырехэтажный дом, в котором находилась квартира Спиридоновых, расположился неподалеку от набережной, в довольно укромном местечке, настолько укромном, что я не сразу его нашла. Я остановилась на небольшом пятачке во дворе дома и направилась к подъезду. Только тут я поняла, что брат покойного снабдил меня не всей необходимой информацией. На металлической двери стоял кодовый замок. Но меня такими трудностями не запугаешь. В принципе, у меня было два варианта проникнуть в дом: узнать код, позвонив Александру Петровичу, и – дождаться, когда кто-нибудь из жильцов будет либо входить, либо выходить из дома. Звонить Спиридонову мне почему-то не хотелось – я все еще находилась под впечатлением не слишком приятного завершения нашего разговора, – поэтому я присела на серую лавочку, врытую рядом с подъездом, и стала терпеливо ждать.

Мое рвение и смирение вскоре были вознаграждены нужным для меня образом. Из подъезда вышла немолодая особа в малиновом платье. Она приковала ко мне свой настороженный взор, изучая мое благородное лицо. На этом лице, очевидно, была написана такая решимость проникнуть в подъезд, что одной моей просьбы хватило, чтобы она посторонилась.

Ах, нет, она все-таки захотела прояснить ситуацию. Конечно-конечно, это очень умно с ее стороны, ведь несколько дней назад какой-то незнакомец лишил жизни ее соседа.

– Но… – запротестовала было тетя.

– Я веду расследование обстоятельств смерти Спиридонова Сергея Петровича, – с очень серьезным видом сказала я, чем слегка ее смутила, – мне необходимо осмотреть место преступления.

Я сунула бдительной тетке в нос лицензию частного детектива, и тут уж она пошла на попятный. На ее одутловатом лице появилось вполне сносное выражение, которому строгая секретность происходящего и уважение к документу придавали нюанс заговорщицкой понятливости и даже сочувствия. Она кивнула, продолжая с легким недоверием коситься на меня своими круглыми глазами, и засеменила вдоль по улице.

Я обследовала все этажи, воображая, как могло быть дело. До меня здесь, естественно, побывала милиция, так что надеяться найти какие-либо предметы, повествующие о трагедии, было бы пустой затеей. И все-таки я на корточках облазила три этажа, приглядываясь к каждому окурку, к каждому следу от подошв. Надо сказать, что окурка было два и брошены они были скорее всего уже после того, как здесь было совершено убийство.

Неудовлетворенная результатами осмотра, я позвонила в квартиру Спиридоновых, надеясь, что вдова Сергея Петровича дома. Конечно, шансов, что она дома, было у меня не так уж много, но чем черт не шутит! И, может быть, моя неудача с осмотром места преступления будет компенсирована?

Я ждала недолго – считаные секунды. Приятный женский голос, приглушенный стальной дверью, поинтересовался, кто я и что мне нужно. Я отрапортовала, что я Татьяна Иванова, частный детектив, нанятый Александром Петровичем для прояснения обстоятельств смерти мужа хозяйки. Дверь не открылась. Вскоре до меня донеслись обрывки настороженного разговора. Похоже, в квартире Марина находилась не одна, а с какой-то женщиной. Не успела я подумать это, как дверь открылась, и я увидела на пороге пожилую женщину со взбитыми в высокую прическу светлыми волосами. У женщины было открытое, большелобое лицо, острый нос и добрые глаза. Одета женщина была в белую блузку и темную юбку, поверх которых топорщились накрахмаленные рюши симпатичного фартучка.

– Добрый день, – еще раз поздоровалась я.

– Здравствуйте, – немного отстраненно произнесла женщина. – Проходите, пожалуйста.

Она отступила в сторону, а я прошла в просторную прихожую, увешанную акварелями и керамическими тарелками.

– Валентина Георгиевна, ну где же вы? – донесся до меня высокий женский голос, изобилующий требовательными нотками.

Моя провожатая поспешила в гостиную, предварительно пригласив меня последовать за ней. Валентина Георгиевна – это домработница, дошло до меня.

Гостиная оказалась полукруглой комнатой, оформленной в индейском стиле. Рыжие, покрытые примитивными рисунками стены, разноцветная обивка диванов и кресел, воспроизводящая мотивы индейской символики, причудливая кушетка, застеленная ярким пледом, стеллажи из неполированного дерева, буфет с дверками, испещренными ажурными прорезями, низкий стол, словно сколоченный из необтесанных досок, на котором разместились журналы по дизайну, большая керамическая тарелка оранжево-красного цвета с каймой из змеиных силуэтов и стильный подсвечник с желто-синими свечами, на стенах – многочисленные маски и картины, изображающие ацтекских женщин, несколько огромных плакатов с развалинами древнеиндейских храмов, на окнах вместо жалюзи – странные переливчатые висюльки, в другом конце комнаты располагался бар со стойкой, сообщающейся через маленькое оконце с кухней.

– В последнее время Сергей увлекался стилем «Мехико», – подсказала мне миловидная блондинка, сидящая в глубоком кресле с сигаретой в руке.

Рядом с ней на тумбочке стояла пепельница в виде сердца, окрашенного в оранжево-желтый цвет. На женщине была черная блузка и темно-синие брюки. Ей можно было дать лет двадцать семь-тридцать. Ее грустное лицо с тонкими, мелковатыми чертами и гладкой матовой кожей не очень вписывалось в этот охряный интерьер. Оно казалось бледным в сравнении с брызжущими жизнью красками. Но было по-своему привлекательным.

– Вы уже знаете, кто я, – почти утвердительно сказала я, садясь в предложенное хозяйкой кресло.

– Да, – скупо улыбнулась она, и я подумала, что это у Спиридоновых семейное – сохранять самообладание.