Враг достал длинный меч. С его помощью противник легко отбивал все атаки шара, а я, тем временем, приближался. Враг отбил три атаки, когда я, наконец, поравнялся с ним. Моя правая перчатка трансформировалась в меч, и я на скаку рубанул по противнику. Ему чудом удалось увернуться, меч лишь рассёк его грудной доспех и царапнул тело под ним — из раны засочилась кровь. Противнику некогда было отвлекаться на меня, так как в этот момент на него вновь ринулся летающий шар.

Моя лошадь проскакала дальше, и я оказался позади противника. Я обернулся, и перчатка мгновенно трансформировалась в пистолет. Я прицелился и выстрелил.

Выстрел снова был почти бесшумный — пуля выталкивалась из ствола с помощью электромагнитного ускорения масс. Противник выгнулся дугой и вскрикнул. В этот момент парящий шар ударил лезвиями в маску, прозвучал лязг, в воздух взметнулись искры. Противник начал заваливаться на спину, его конь заржал и встал на дыбы (видимо потому, что враг неосознанно транслировал свои чувства коню).

Летающий шар метнулся вниз, к коню, и длинная кровавая полоса рассекла мощную толстую шею животного. Конь заржал ещё истошней и начал заваливаться набок. Я поскакал на врага, сложил ладони вместе, и в руках мгновенно появилось копьё. Я сделал удар и сшиб противника с коня. Оба они — и враг, и конь — повалились наземь.

На моих руках уже сидели перчатки, я спешился и подскочил к пытающемуся встать врагу. Схватил его за лицо, направил большие пальцы в глазницы маски. Как бы ни был враг защищён броней и доспехами, в маске были щели для глаз — и это было уязвимым местом. Особенно для оружия из пластичного материала, способного менять форму, растягиваться и вытягиваться… — как мои перчатки.

Враг понял, что сейчас произойдёт и вскрикнул:

— T’hikaler artanorr!

Большие пальцы на перчатках мгновенно вытянулись, превращаясь в острые тонкие пики, и там, внутри шлема, за маской, вонзились в глаза, проникли глубже в голову и разворотили мозг в кашу.

Пики втянулись обратно, и на моих руках снова были просто перчатки, с длиной больших пальцев всё было в порядке, лишь кончики оказались запачканы кровью.

Рядом истошно ржал в агонии помирающий конь. Я трансформировал правую перчатку в меч и проткнул шею коня, облегчив его муки.

Я сел на лошадку, летающий шар вновь стал курительной трубкой, я выехал из рощи и вернулся на дорогу, где всё ещё продолжался бой.

Второй противник, заметив меня в одиночестве выезжающим из рощи, вырвался из окружения Тольскера и остальных и, сыпля проклятиями на своём языке, быстро поскакал прочь.

Даид достал лук и натянул тетиву, Сэлдэн пустился в погоню.

Тетива щёлкнула, стрела метко угодила чужаку в спину, но отскочила от доспеха, не причинив вреда. Противник обернулся и увидел преследующего Сэлдэна. Он достал что-то и бросил в него. Я с ужасом понял, что это был летающий шар — такой же, как у меня.

Я не мог использовать свой на глазах у Тольскера и Даида, поэтому решил воспользоваться перчаткой, для вида трансформировав её в метательный нож. Я велел лошадке скакать что есть мочи вперёд, и, когда шар чужака приблизился к Сэлдэну, я бросил нож.

Разумеется, от моего броска мало что зависело — нож летел так, как я ему мысленно велел, а не так, как его бросила моя рука. Псевдо-нож отбил летающий шар прямо перед лицом Сэлдэна, и тот дёрнулся и упал с коня. Все кинулись к нему и никто не заметил, как мой нож опутал собою шар, будто облепив его вязкой глиной, и вместе они улетели в сторону, упали на обочину. Я поспешил к ножу, пока остальные занимались Сэлдэном. Враг ускакал прочь и вскоре исчез из виду.

Нож, а точнее правая перчатка, охватила шар будто множеством переплетённых нитей паутины, нити сдавили шар, и он треснул и заискрился. Нити прорезали шар насквозь, и тот распался на множество осколков. Я поманил перчатку, и она вернулась на мою руку, тут же вновь став обычной перчаткой. Останки шара я быстро присыпал снегом, а затем двинулся к Тольскеру и остальным.

* * *

Последний из трёх чужаков скрылся, и больше никаких проблем не возникало на нашем пути.

Тольскер, Даид и Сэлдэн не слишком пострадали в битве — лишь несколько синяков и шишек. Что произошло с тем врагом, который бился со мной — они особенно настойчиво не расспрашивали. Я сказал, что он остался жив и убежал — ведь мне не нужно было, чтобы они изучали его труп.

Перед тем, как двинуться дальше, Тольскер велел Даиду снова поставить самодельный красный флаг с запиской.

Вечером мы остановились в удачно подвернувшейся деревушке. Там пострадавшие залечили раны, мы поужинали, обсудили завтрашний маршрут и легли спать.

Утром мы выехали засветло и продолжили путь. День прошёл скучно и без приключений, погода оставалась хмурой и серой. До ночи нам удалось наткнуться на очередную деревушку и там мы заночевали.

Глава 43

Загадочный язык

Мы выехали засветло. Местность становилась всё более дикой, безлюдной и лесистой. Мы словно вступили на территорию древних дремучих лесов.

Деревья были огромны, стояла мёртвая тишина, в лесах было темно — даже теперь, когда нет листвы.

Тольскер сказал:

— На юге, дальше, чем деревня Бальдусы, находится Мёртвый Лес.

— Что это? — спросил Даид.

— Жуткое место. Деревья там мертвы и ничто не растёт, люди туда не суются. Во времена Отатиса Первого там находилась ставка колдунов и ведьм, с которыми Отатис сражался. Когда Восстание Ведьм было подавлено, воины короля разрушили постройки, а Отатис издал приказ никому не посещать это проклятое место. Там до сих пор стоят руины древних дворцов, в которых обитали колдуны и ведьмы, всякая нечисть. Говорят, по ним бродят призраки, а в Мёртвом Лесу творится чертовщина.

День мы провели в пути, а ночь пришлось встречать под открытым небом — деревня или корчма нам дотемна так и не повстречалась. Мы устроили ночлег в лесу.

Когда я лежал на походном лежаке, укутавшись тёплым одеялом, и собирался уже отойти ко сну, я заметил, что рядом со мной под одеялом лежит прекрасная дева. Она смотрела мне в глаза и улыбалась. Она сказала:

— Почему ты печален и молчишь, lymnael' emi? Разве не рад ты возлежать со мной на этой красной постели⁈

— Рад, конечно, — ответил я. — Это то, чего я желаю больше всего и ради чего ввязался во всё это.

— Что вы там бормочите, мастш Рой? — спросил Тольскер, сидевший у костра.

— Ничего, мастш Тольскер. Бормочу во сне. Вижу грёзы.

* * *

Засветло мы продолжили путь. Тольскер сказал, что до Бальдусов осталось дней пять. Это обнадёживало, хотя и такой срок казался слишком долгим. Все уже порядочно устали от этих бесконечных блужданий.

Весь день мы ехали по лесам и бездорожью, однако к вечеру выбрались на ровное место, где стояла довольно крупная деревушка. Из труб вверх поднимались столбики дыма, дома были хутами, с высокими соломенными крышами.

Деревня стояла на границе с лесом, окружающим её с трёх сторон, а с четвёртой она упиралась в высокий холм.

Тольскер сказал, что впереди никаких поселений не предвидится в ближайшие дни, так что мы решили остановиться в этой — пополнить припасы, отдохнуть под крышей на нормальной постели, прежде чем несколько дней провести на холоде в лесу.

Мы поздоровались с местными, Тольскер показал старейшинам королевскую грамоту, а затем нам подыскали дома, где нас разместят, отвели наших коней в конюшни и пригласили отобедать в доме старосты.

Когда мы шли по главной деревенской улице, мы заметили сидевшего на камне у обочины старика.

Он был тощ и очень стар, кожа сплошь покрыта морщинами, голова лыса, на старике висели слишком большие для его сухонького тельца чёрные одежды, похожие на балахон адепта какого-то культа. На коленях лежала лютня с пятью струнами.