Джип взревел мотором, окатил опешившего Караваева песком и мощно стартовал с места. Караваев едва успел отскочить в сторону, упав при этом на «пятую точку».
Сидя на песке, он зачарованно провожал глазами быстро удаляющийся джип, а с ним и свой чемодан с нехитрым скарбом: кожаными туфлями Гомельской обувной фабрики, нейлоновой рубашкой зелёного цвета, почти неношеным бостоновым костюмом, галстуком, тремя парами носков заштопанных на пятках, креплиновыми брюками купленными в 1980-ом в год Олимпиады, куском турецкого мыла «DURU», новым китайским полотенцем, джинсами «варёнками» приобретёнными на областной толкучке в обмен на ваучер во времена Чубайсовской приватизации, парой выстиранных и отглаженных «семейных» трусов, портативным радиоприёмником с наушниками, плавками, болоньевыми шортами набором для бритья, книгой Джеральда Даррелла «Великаны и пигмеи», изданной в Алма-Ате в 1984-ом году издательством «Кайнор» и тремя журналами «Вокруг Света» за 1988-ой год.
Обворованный нагло и бесцеремонно, оплёванный, униженный и оскорблённый, готовый вот-вот расплакаться от разъедающей обиды, он в трансе сидел на песке, не сводя глаз с дюн, за которыми исчез джип, а руки его в это время бесцельно сгребали горки из горячего песка.
Продолжая сгребать песок, он заторможено думал о том, как ему теперь быть без своих вещей. И чем дольше он об этом думал, (а ничего другого в голову ему не шло), тем большее его охватывало отчаяние.
В голове вырисовывалась мрачнейшая картина. Быстрой чередой неслись безрадостные, разлагающие волю мысли: «Судя по тому, что наговорили по радио Федот с Лялькой-балаболкой, отель – шикарное заведение, а не какой-нибудь занюханный автокемпинг на второстепенной дороге, – думалось ему, – Там останавливаются люди обеспеченные, прилично одетые. И тут является к ним чучело в сланцах на пыльных ногах, в спортивных штанах с «пузырями» на коленях, старой майке и выгоревшей бейсболке и говорит: «Здоро́во живёте, господа хорошие! Прошу любить и жаловать! Я – Караваев Иван Тимофеевич, шахтёр, прилетел к вам отдохнуть». Вообще-то могут и на порог не пустить, прогонят в три шеи, дадут под зад пендаля и гуляй, Ваня. Ну, предположим, что пустят? Как же я три недели буду обретаться среди людей в таком пляжном виде? Нет, скорей всего не пустят. Не резон нам позорить фирму, скажут, клиентов распугивать чучелом в сланцах. Но как же, как же, мне продержаться-то целых три недели с пятьюдесятью рублями в кармане? Где спать? Что есть? Хорошо бы было сразу домой улететь, коли не пустят в отель, да бесплатный билет до дому, обещан лишь по окончании срока действия путёвки, то есть через три недели. Просить, чтобы из дома прислали? Да кто ж пришлёт? Просить не у кого, дома народ безденежный».
Он яростно сгрёб кучки песка в одну и встал. В голове роились одни вопросы. Он ещё немного постоял, глядя отрешённо вдаль, и тихо проговорил, обращаясь к самому себе – была у него и такая привычка.
«Значит, так, Иван Тимофеич, давай-ка без паники, без паники. Соберись, возьми себя в руки, ничего особо страшного не произошло. Голова, руки, ноги целы, нужно жить дальше. Не паникуй, не паникуй, не паникуй, Иван Тимофеевич, не паникуй. Кругом люди живут, в конце-концов. Не ты первый, кого в этом мире обворовали. Бывает и похуже. Бывает, люди враз всего лишаются – наводнение там, война, землетрясение, пожар, да мало ли чего. Соберись, не куксись. Всё утрясётся. Мир не без добрых людей. А не утрясётся с отелем, пристроишься где-нибудь грузчиком или рабочим, руки-то у тебя не отняли. Всяко не пропадёшь, как-нибудь продержишься три недели, перекантуешься. А пока, дорогой Иван Тимофеич, у тебя нет другого выхода, как шагать в отель. У тебя есть путёвка и паспорт, против этого пункта администрации отеля трудно будет возразить. И в милицию нужно будет сразу обратиться, заявление написать, мол, ограбили. Кстати, номерок джипа засветить, номерок-то приметный – 666. Короче, Тимофеич, дорога тебе одна – в отель, больше некуда».
Горестно вздохнув, он отряхнулся от песка и задумался. Какая-то тёмная и невнятная мысль, не оформленная в ясный посыл, вертелась на задворках мозга, не проявляясь явно, но создавала смутное, неосознанное беспокойство, как сон, который пытаешься мучительно вспомнить и почему-то никак не можешь этого сделать, хотя в голове вспыхивают и тухнут неясные и тревожные пятна этого сна. Эти вспышки не дают ясной картины, и ты мучаешься, потому что думаешь, что в этом сне было нечто важное, имеющее для тебя значение, касающееся каких-то сокровенных тайн.
«Паспорт!» – грохотнул камнепад в голове и внезапное прояснение повергло его в полную деструкцию. Руки предательски задрожали, ноги стали ватными, он судорожно схватился за карман брюк и, с трепетом, ощутив в нём заветный прямоугольник, выдохнул облегчённо: «Уф-ф-ф! Пронесло! Видать не просветила воровка мой карман. Цыгане, они же людей гипнотизируют. Аглая, нормировщица наша, рассказывала, что она на рынке сама своими руками отдала цыганке кольцо, серёжки и кошелёк с авансом. И эта Наталка-воровка она ж всё ко мне притыкивалась, прилипала. Тьфу, подлюка, в глаза, как кобра смотрела, бесстыжая».
Настроение поднялось на пару пунктов. Вытерев ладонью испарину со лба, он вынул из кармана своё главное стратегическое оружие – паспорт, за обложкой которого лежали заветная путёвка и деньги.
Он развернул путёвку и уже в который раз с удовольствием её перечитал. На листке хорошей глянцевой бумаги, обрамлённой золочёными виньетками, красивым шрифтом было отпечатано, что он, Караваев И. Т. – проходчик шахты № 13 им. Н. К. Крупской будет отдыхать три недели в отеле «Rодина» в одноместном номере № 6393, где будет обеспечен четырёхразовым питанием, экскурсионным и медицинским обслуживанием, а по окончании срока действия путёвки, предъявив её в авиакассу, получит бесплатный обратный билет. И всё это за счёт турфирмы с броским названием «Интертурсикретсервис», заключившей с ним, полюбовное бартерное соглашение о том, что он, Караваев И. Т. отдаёт им уголь в количестве девяти вагонов, а они ему, Караваеву И. Т. – полноценный трёхнедельный отпуск.
Далее были три разноцветные печати и красивая размашистая подпись генерального директора турфирмы «Интертурсикретсервис» с прибалтийской фамилией Недождётис.
Аккуратно сложив путёвку, Караваев заложил её обратно за обложку паспорта. Паспорт сунул в карман, застегнул его на молнию и, удовлетворённо хлопнув по карману ладонью, рассеянно провёл рукой по щеке, ощутив заметную щетинку. «К концу отпуска обрасту бородой. Ну и хорошо. Я давно хотел бороду отрастить», – решил он и посмотрел на небо, отметив, что солнце, наконец, сдвинулось с мёртвой точки и идёт по своему извечному пути на запад.
Нелепо задирая ноги в сланцах, увязающие в песке, он двинулся к дюнам. Но, не дойдя до них, испуганно вздрогнул и остановился, услышав зарождающийся в небесах быстро усиливающийся гул. Он поднял глаза к небу и вскрикнул: со зловещим воем в море пикировал горящий самолёт!
– Мама дорогая, второй! Что делается, что делается! Не соврала цыганка, падают самолёты. День только начался, а это уже второй. Что же здесь делается, что делается, а?! – шептал он, с напряжением, ожидая падения самолёта.
Вслед за допредела усилившимся воем, раздался оглушительный взрыв. Пригибаясь, Караваев бегом преодолел гряду дюн, пустошь с сухим кустарником и выбежал к шоссе.
По многополосной автостраде с односторонним движением, с невероятной скоростью нёсся плотный поток машин. Из дорожного указателя следовало, что до города девять километров.
«Неблизко, однако», – почесал затылок Караваев и побрёл по пыльной обочине, периодически поднимая руку в надежде, что кто-нибудь остановится и подбросит до города. Машины проносились мимо, обдавая его пылью и выхлопами глушителей. Когда он в очередной раз остановился и поднял руку, размалёванная девица из ярко-красного кабриолета метнула в него пивной бутылкой, он увернулся. Из другой машины какой-то юнец обложил его крепким матом, показывая кулак с вытянутым средним пальцем, а через мгновенье Караваеву пришлось резво отпрыгнуть на обочину: «Мерседес» с затенёнными стёклами, нёсшийся в общем потоке задним ходом чуть не сбил его. Караваев оторопело приостановился, провожая взглядом сумасшедшего лихача. Машины шарахались в стороны, сигналили и моргали фарами, но «Мерседес» продолжал, неимоверно виляя, задевая не успевших увернуться, мчаться задним ходом.
