– Только Снежинку это уже не вернет.
– Не вернет, – тяжело согласился Эмиль. – Но если в этом виноват кто-то из обитателей дворца, мы его найдём и накажем. Будьте уверены, что так просто все это не останется.
Мари было трудно поверить, что кто-то из слуг или – ещё хуже – из членов её семьи мог так поступить с её любимицей. Скорее всего, это была случайность. Ветер задул створки, и бедная Снежинка не успела отпрыгнуть в сторону. Вот только как кошка вышла в коридор, если они вместе засыпали в закрытой комнате? Все это не укладывалось в голове и казалось просто нелепым сном, кошмаром, от которого Мари вот-вот проснётся.
Но это был не кошмар. Во сне не бывает настолько больно.
– Мадемуазель! – Это пришла Кирстен с новым подносом в руках. На нем стояла чашка с горячим напитком, которую она тут же протянула Мари.
Мари не взяла. Она глядела перед собой и ничего не замечала. Чашку взял Эмиль и, как ребёнка, напоил Мари из своих рук. После они с Кирстен уложили её в кровать и накрыли одеялом. Эмиль понял, что здесь он больше не к месту, а потому двинулся к выходу, задержавшись на несколько секунд на пороге и посмотрев на Мари печальным взглядом. Кирстен оставалась в комнате, и Эмиль решил, что мадемуазель осталась в надежных руках. Он покинул спальню и с тяжестью в сердце отправился командовать лакеями, которые уже столпились около трупика кошки и не знали, что делать. Эмиль намеревался найти виновного.
Мари еще долго лежала, свернувшись в клубок и глядя сквозь предметы. Она думала обо всем случившемся и пыталась понять, за какие грехи она была так жестоко наказана. Когда отвар начал действовать, она забылась беспокойным, болезненным сном.
***
В лесу туман был гуще, чем в саду дворца, поэтому не было видно решительно ничего. Он стелился серыми клубами по свежей траве и скапливался в оврагах. Воздух был пропитан влагой, отчего выбившиеся из-под шляпы волосы Фелисите стали кудрявиться.
«Кошмар, – раздраженно подумала она и рукой в кожаной перчатке попыталась заправить их за ухо. – Надеюсь, что это не очень заметно».
В дороге Фелисите пыталась привлечь внимание Луки. Она вытворяла всякие трюки с лошадью, зазывала всех скакать наперегонки, предлагала перепрыгнуть через невысокий забор и проехаться по самой трудной дороге, но ее предложения с энтузиазмом воспринимал только отец. Лука и Йоханн плелись позади, словно на прогулке, и о чем-то беседовали, не обращая внимания ни на что вокруг.
– Фел, если тебе так хочется порезвиться, то резвись, пожалуйста. Только к нам не приставай, мы уже слишком стары для такого, – ответил Йоханн на ее очередную попытку втянуть их в веселую игру.
Слова брата сильно задели Фелисите, и она, расстроенная, двинулась вперед, чтобы никто не заметил выступивших на ее глазах слез. Сдаваться так просто она не собиралась. Она проглотила тугой ком и напряглась, чтобы ни одна слезинка не пролилась и не испортила ее макияж, который ей так старательно делала Жизель. Фелисите решила во что бы то ни стало привлечь внимание Луки, впечатлить его чем-нибудь таким, что поразит его до глубины души и заставит в нее влюбиться.
И вот, когда узкая дорожка постепенно стала зарываться в дебри леса, собаки залаяли и понеслись в самую гущу. Фелисите поняла, что они что-то учуяли, и решила броситься следом. Она как следует пришпорила Каннели, но в кустах, окутанных туманом, что-то мелькнуло, и конь перепугался. Он вскочил на дыбы, громко заржал и замолотил передними копытами. Фелисите взвизгнула и, не удержавшись, полетела назад. Приземлившись на спину, она больно ударилась затылком о ствол поваленного дерева. Из глаз брызнули искры, а мир стал одним жутким звуком – протяжным, оглушительным писком. Перед глазами был только густой мрак, из которого было невозможно выбраться.
Йоханн уже спрыгнул с коня и уложил сестру себе на колени.
– Фелисите! Ты слышишь меня? Сколько пальцев я показываю? – Он вытянул перед собой руку, но Фелисите ничего не видела. Она долго моргала, чтобы сфокусировать зрение. – Фелисите?! Посмотри на меня!
Фелисите покрутила глазами и вытянула свою руку, показывая три пальца. Произнести хоть звук показалось ей невообразимо тяжело.
Йоханн сжал ее ладонь, чуть успокоившись.
– Хорошо. Сможешь идти?
Фелисите кивнула, и Йоханн помог ей подняться. Стоять было трудно – тело жгло, словно огнем, а в голове болезненно пульсировало. Девушка оперлась на руку брата и огляделась. Рядом был Лука, взиравший на нее с неподдельным ужасом. Фелисите стало вдруг очень стыдно за свое падение.
«Да уж, – невесело подумала она. – Впечатлила я его. Наверное, этот мой позор он будет помнить до конца жизни».
Отца поблизости не было. Вероятно, он успел отойти достаточно далеко и не заметил, что случилось.
– Ты точно сможешь идти? – спросил Лука, выходя из оцепенения. – Йоханн, может, все же не стоит усаживать ее на лошадь одну?
Йоханн глянул на Каннели, который уже преспокойно стоял в сторонке и ковырялся носом в сырой траве, будто непричастный к произошедшему.
– Да, – согласился виконт. – Фелисите, поедешь со мной. Мы возвращаемся домой. К черту эту охоту! Лука, сможешь найти отца и рассказать о том, что случилось?
– Конечно, – с готовностью ответил тот.
– И отведите этого Каннели домой. Стоит, как ни в чем небывало. Тьфу!
Йоханн помог Фелисите забраться на свою лошадь и неспеша повел за уздечку в сторону дома.
Всю дорогу Фелисите думала только о том, что еще никогда в жизни не испытывала такого позора.
***
Фелисите положили отдыхать в ее комнату. Жизель долго сидела рядом и обрабатывала небольшую ссадину, появившуюся на затылке глубоко в волосах.
Когда Фелисите уснула, Жизель спустилась в кухню и села за стол рядом с Кирстен. Камеристки тут же принялись обсуждать случившееся с их хозяйками.
– Какое-то проклятие просто, – сказала Жизель, тяжело вздохнув. – Бедные мадемуазели. Сегодня у них выдался ужасный день.
– Я никогда не забуду это маленькое тельце, зажатое между створками, – поделилась Кирстен и от неприятного воспоминания содрогнулась. – Я так и застыла. Хорошо, что рядом оказался Эмиль. Он-то не растерялся. Наверное, в его глазах я выглядела настоящей дурой.
– Почему он тебе так нравится? – вмешался в разговор лакей Матье. – По-моему, в нем нет ничего особенного. Обычный молодой человек, который стал дворецким только потому, что никого другого на эту должность не нашлось.
– Мне он нравился еще до того, как стал дворецким, – холодно ответила Кирстен. – И вообще, это не твое дело. Не вмешивайся в мою личную жизнь.
– А она у тебя есть? – издевательски подметил Матье.
Кирстен хотела сказать нечто такое же едкое, но их перепалку прервал Карл:
– Мсье Йоханн сегодня жаловался, что вчера вечером на третьем этаже были раскрыты окна. Думаете, это связано с тем, что произошло на этаже мадемуазелей?
– Может, окна открылись из-за ветра? – предположила Жизель. – Вчера он просто бушевал.
Кирстен возразила:
– А как тогда погибла кошка? Не мог же ветер дуть из дома и захлопнуть окно с такой силой, чтобы расплющить ей череп!
– Ну не знаю, – задумчиво протянула Жизель.
– Все строимся на кухне! Немедленно! – пророкотал мсье Леру на всю кухню.
Со всех коридоров стали собираться слуги. Мсье Леру и мадам Бланк ходили по нижнему этажу и громовыми голосами всех зазывали. Вскоре все выстроились в две линии: горничные и кухарки – с одной стороны, лакеи – с другой. Между ними стояли крайне серьезные экономка и дворецкий, которые ледяными взглядами пронзали своих подопечных.
– Думаю, все уже в курсе, что сегодня случилось, – начала мадам Бланк. – Будет лучше, если виновный сознается сразу.
– Вы думаете, это сделал кто-то из нас?! – удивленно воскликнул Матье.
– Может, это был несчастный случай. – Жизель не верилось, что кто-то из обитателей дворца мог совершить подобное зверство.