На что нажать?

Это… Хм… Короче, шестьсот лет это очень много. В конце концов, именно ты заставил людей изучать тему демонов, именно после тебя они стали появляться в этом мире. Не будь тебя – и люди бы и знать не знали о демонах! Если бы ты остался единственным, то тебя бы победили и забыли, как страшный сон, но ты был лишь первым.

Не я, а Десан. И не первым. Никогда Десан не был первым демоном. Первым, кто открыл проход на земли именно этого мира – да, но это не одно и то же!

Погоди… Что значит "открыл проход"? Проход откуда он открыл?

Оттуда, где обитают демоны, очевидно же.

А что это за место? Это что, ад, это какой-то лимб, чистилище?

Это великое ничто, межпространственная пустота. Ткань, которая держит все миры на своих местах и в равновесии. То, что составляет саму суть мироздания, и при этом не подчиняется его законам, потому что именно там эти законы куются. Место, в которое легко попасть, но в котором некуда идти, потому что само понятие пространства там отсутствует. Колыбель магии и одновременно – место, где любая магия умирает. "Место"… Как будто это можно назвать местом. Ты не поймешь, ты никогда там не был. И никто не поймет, даже я сам, едва только покинув пустоту, уже не могу понять, как она устроена, и как я оттуда вырвался. Сколько времени я там провел… Ха, время. Как будто там есть время. Прошли мгновения или века, или время вообще стояло на месте… А, может, оно шло вспять? Не знаю, ты не поймешь. Все, что там происходило с Десаном, нельзя объяснить словами ни одного языка ни одного мира.

"Происходило"? Это звучит так, словно Десан попал в это… "место", а не родился там!

Так и есть. В пустоте ничего не может зародиться, потому что в ней ничего нет. Туда можно лишь попасть, но абсолютно все, что туда попадает, необратимо меняется. Искажается, ломается, перековывается, и одушевленное и бездушное. Неодушевленные предметы перенимают суть пустоты и растворяются в ней без следа. Одушевленные же… Пустота пытается растворить и их, пропитывая океанами бесконтрольной, хаотично направленной магии, и только сильный разум способен не расколоться, не рассыпаться на части под этим натиском! Разум, который держит воедино какая-то мысль, какая-то цель, словно гвоздем сбивающая воедино мысли, стремящиеся разлететься, раствориться, потеряться. Удержать личность в клубке сгустившейся, обретшей плоть, магии, подчинить ее себе, сформировать из нее свое новое тело, стать ошибкой мироздания… Именно это и называется "стать демоном".

Значит, ты не родился демоном?!

Никто не рождается демоном, человек. Демонов вообще не существует. Существуют только ошибки. Ошибки отдельных миров, скопившиеся в отдельном живом существе, которое попало в Пустоту, и выбралось оттуда.

Выбралось куда?!

А это уже кто как. В Пустоте нет понятия пространства, и нет понятия времени, но если бы они там были, то, можно сказать, что в каждый момент времени можно выбраться из Пустоты в какой-то один мир. И те, кому невтерпеж, кто стремится вырваться как можно быстрее – выпадают в миры в виде тех, кого вы называете "слабыми демонами", в виде темного тумана. Чем… "дольше" демон находится в Пустоте, тем прочнее его контроль над магией, заменяющей ему тело, тем он плотнее, тем он… сильнее.

Значит, ты… Значит, Десан был в Пустоте очень долго?! Настолько, что превратился в ходячий кошмар всего мира?!

Можно и так сказать. По крайней мере, в такой формулировке ты хотя бы частично поймешь, как все это происходит.

А почему он там был так долго?! Он ждал выхода в какой-то… Нет, погоди… Десан ждал момента, когда появится выход именно в этот мир?!

Миров бесчисленное множество. Десан видел их все одновременно, когда находился в Пустоте. Да, он искал среди них именно этот.

Но почему?!

У него… Оставались здесь кое-какие дела.

Дела?! То есть, ты… То есть, он был родом из этого мира?!

А ты соображаешь. Соображай и дальше, у тебя отлично получается.

Нет, погоди, а кем был Десан до того, как попал в Пустоту?!

Но демон больше не отвечал.

Наутро следующего дня, как Тора и обещала, мы выехали на крупный торговый тракт. Ну, то есть как… Это, может, по здешним меркам он считался крупным… Для меня же, городского жителя, привыкшего к асфальту, это была простая проселочная грунтовка. Да, широкая – полосы в три, если измерять привычными мне мерками, да, хорошо накатанная – совсем не пылящая и отдающая глухим уханьем в копыта на каждом шаге, – да, явно накатанная не просто так, а поверх невысокой, но все же вручную сделанной насыпи, съедающей неровности местного рельефа там, где надо…

Но все равно это была обычная проселочная грунтовка. Чуть изгибаясь на всем видимом протяжении, она рассекала лесную чащу, вся рябая от лучиков света, местами пробивающихся через плотную листву нависших над дорогой деревьев, чьи ветви за малым не переплетались друг с другом, формируя настоящий коридор. Казалось бы – попробуй дотянись через десять метров дороги друг до друга, а на тебе – дотянулись. И явно не собирались на этом останавливаться. Пройдет еще десяток лет, и придется по тракту ехать с факелами и фонарями – так плотно затянется полог листьев, отрезая путь солнечным лучам.

Да и сейчас постоянное мелькание солнечных лучей по лицу не доставляло особой радости. Приходилось жмуриться и постоянно хотелось протереть глаза – настолько раздражала постоянная перемена освещения, порою до пяти раз за два метра пути. Не знаю, с какой там скоростью движутся торговые караваны по этому тракту, но если хотя бы вдвое быстрее, чем мы – шагом, то возницам должны двойной оклад платить за то, что они терпят этот природный рейв.

Едва мы выбрались на тракт, Тора меня «обрадовала» новостью о том, что впереди у нас примерно месяц пути.

Месяц. Пути. В седле.

Я даже сперва не понял, как она вообще совместила в одном предложении эти три слова. Потом долго пытался понять, почему она с таким спокойствием об этом говорит.

– Я не могу для нас открыть портал. – в ответ на мое недовольство ответила волшебница. – То есть, могу, но тебе это ничего не даст. Не забывай, внутри тебя все еще сидит демон.

Один из тех моментов, когда я пожалел о том, что во мне поселился магический паразит.

В смысле, помимо моего обычного недовольства этим фактом.

Лошади привычно топали пешком, примерно раз в час мы пускали их в рысь на пятнадцать минут, чтобы и самим не залипнуть, и им дать небольшую нагрузку. На обед останавливаться не стали, снова перекусили вяленым мясом и каким-то остро пахнущим, как камень твердым, сыром в обсыпке из молотого черного перца, и нормально остановились только под вечер, когда солнце уже наполовину село за горизонт. Расседлав лошадей и наказав мне их почистить, благо, этому она меня научила еще по пути в храм ордена, волшебница скрылась в лесу – отправились на поиски чего-то, что можно поймать, освежевать и подать на ужин в качестве свежатины.

Когда я заканчивал с чисткой, она вернулась, держа за ноги какую-то тучную серую птицу с болтающейся, явно свернутой, шеей, а в другой руке зажимая углы большого платка, из которого торчали какие-то растения.

– Там вода. – она кивнула куда-то справа от меня. – Возьми ведра, напои лошадей, сегодня можно из фляг не лить.

– Ведра? – не понял я. – У нас что, и ведра есть?

Вздохнув, Тора опустила на землю свою добычу, и принялась копаться по седельным сумкам, пока не извлекла какой-то комок кожи, перемотанный кожаным же ремнем. Что-то дернула, встряхнула – комок развернулся в кожаное мягкое ведро с двумя ручками – теми самыми ремешками. Следом Тора вытащила лист тонкого металла, который я сначала принял за элемент каркаса седельной сумки, согнула его в кольцо вокруг окружности ведра, придав ему жесткости.