– Самогон? – сделав удивлённый вид, спросил Рома.

– Экологически чистый продукт, – продолжая смеяться, ответил Борис. – Натуральный. Ну, ещё иногда могу выпить кружку пива. Но только для утоления жажды, да чтобы не забыть приятный вкус.

       Поделившись с подчинённым сокровенным, которым, если бы не скорая пенсия, он делится, естественно, не стал бы ни в коем случае, полковник вернулся к просветительской программе, основанной на личной жизни:

– У меня, Роман Батькович, – сказал он, подняв вверх указательный палец, – как и у Глеба Жеглова, есть некоторые правила, которых я неукоснительно придерживаюсь. Только его правила касались профессиональной стороны, а именно – тактического подхода к опросу свидетелей, мои же правила этического свойства. И применимы они в одинаковой степени не только по службе, но и по жизни. Нравственные, так сказать, критерии. Ну что, юноша, заинтересовал?

– Ещё бы, Борис Михайлович! – возбуждённо воскликнул молодой человек, не переставая тщательно и энергично пережёвывать пищу. – Если это не секрет, может поделитесь?

– Заруби на носу, человек, моральными правилами не делятся, – веско заявил начальник. – Это не водка. Ну, или не семечки. Их дарят. От души и всегда безвозмездно. Правда, далеко не каждый рад такому подарку. И уж совсем редко кто принимает их с благодарностью, как инструкцию к обязательному применению. Принципы подобного сорта большинство воспринимает за кандалы, которые ограничивают их личную свободу.

       Сказав нравоучительную тираду, в которой не сказал ничего нового, Борис допил оставшуюся часть горючей жидкости, звучно выдохнул и закинул в рот кусочек сочного бифштекса.

– Рома, я редко ошибаюсь в людях, – сказал он, добавляя к пережёванному мясу вилочную порцию салата из свежей капусты с морковью. – Ты хороший человек. Но этого мало. Мало быть хорошим человеком сейчас или иногда. Надо оставаться хорошим человеком на протяжении всей жизни. Несмотря ни на что и вопреки всему. Я, конечно, подарю тебе свои правила. А уж будешь ты ими пользоваться или нет, это уже твоё личное дело. Не то, которое хранится у меня, а то, которое всегда и везде будет храниться в твоём внутреннем сейфе. Этих правил семь. Семь «никогда». Запоминай, повторять не стану. Первое: никогда не пресмыкайся перед сильным и никогда не унижай слабого. Второе: никогда не иди у кого бы то ни было на поводу, а на всё имей собственное мнение. Третье: никогда не бери чужого. – Полковник выдавил улыбку. – Даже когда это касается должности. Четвёртое: никогда не используй ближнего в своих корыстных целях. Пятое: никогда не участвуй в интригах. Шестое: никогда не считай человека преступником, пока не убедился в этом наверняка. И, наконец, седьмое: никогда не лезь в политику.

       Лейтенант, внимательно слушавший, вдруг саркастически хмыкнул и подверг критическому сомнению последнее правило:

– Трудно не лезть в политику, когда политика нагло лезет к тебе сама. Таковы издержки нашей профессии.

       Полковник неожиданно спохватился:

– Ах да, я совсем забыл, что ты следователь.

– А разве вы не следователь? – удивлённо спросил Роман.

       Борис Михайлович помялся, будто ему от чего-то стало неловко.

– Не совсем, – ответил он и раскрыл ещё одну тайну. – Следователем я стал год назад. Назначили сверху начальником СК, дали полковника, как поощрение по совокупности. Чтобы через год с почётом и уважением отправить на пенсию. А до этого, Рома, я всю жизнь пропахал сыщиком.

– В уголовном розыске? – ещё раз удивлённо спросил лейтенант.

– А то где же?! – горделиво ответил полковник. – Я всю жизнь ловил настоящих преступников. Начинал с мелких краж, а дорос до тяжких и особо тяжких. На время переброски был замом УгРо, откуда, собственно, и готовился уйти от суеты и повседневной мерзости. Меня это вполне устраивало. Но наверху решили сделать подарок. Тогдашнего начальника СК повысили, а меня на его место. – И вдруг в голос засмеялся. – Обрати внимание на слово «повысили». Замена одной буквы «ы» на «е», и какая разница в судьбе человека. Так что, мой молодой товарищ, здесь моя должность почти фиктивная. Всем руководит и всё контролирует Толя. То есть, – Анатолий Игоревич. А я провожу совещания, планёрки, делаю отчёты и жду пенсии.

       Обед был закончен, но трапезники уходить не собирались. Борис, откинувшись на спинку стула, вытянул под столом ноги и расслабился, способствуя пищеварению. Посмотрел на Романа отеческим взглядом и вдруг спросил:

– Рома, зачем ты, молодой и здоровый парень, пошёл в следаки? Опыта и знаний надо набираться на улице, в народе. Было когда-то такое явление – хождение в народ.

       Лейтенант стушевался:

– Я тогда слабо разбирался в структурной градации правоохранительных органов. Я просто хотел бороться с преступностью и служить правосудию.

       Полковник понимающе кивнул головой.

– Ты, Рома, ярко выраженный романтик, – без видимой улыбки сказал он. – Теперь таких мало. Только, дорогой мой, чтобы бороться с несправедливостью и служить правосудию, тебе надо было становиться либо проповедником, либо правозащитником. Здесь же служат государству и закону. А государства и законы бывают разные, иногда далёкие от справедливости и правосудия. Вот я, например, чётко шёл по следу комиссара Мегрэ.

– Вы мечтали стать сыщиком с детства? – спросил Рома, в голосе которого слышалось не столько изумление, сколько недоверие.

       И голос его не подвёл.

– Ещё чего! – наигранно возмутился Борис. – Я, конечно, с детства восхищался Холмсом, Мегрэ и лейтенантом Коломбо, но по-настоящему грезить о профессии сыщика начал после поступления в Высшую школу милиции. Сразу же после того, как не поступил в Литинститут и в БГУ на факультет журналистики. Так-то вот. Но в любом деле самое страшное, это халатность и формализм. Запомни это.

       Этим откровением начальника лейтенант действительно был удивлён. Он уже открыл рот для очередного вопроса, но был остановлен категоричным жестом, продемонстрированным рукой начальника. Тот придвинулся к столику, положив на него руки.

– Это больная тема, рана от которой кровоточит всю мою жизнь, – откровенно наигранно сказал Борис, хотя даже не Станиславскому эта игра показалась бы фальшивой. – Поэтому не будем об этом. А будем мы вот о чём. Почему бы и тебе, Рома, не стать сыщиком?

– А разве такое возможно? – недоверчиво спросил тот.

– В нашей жизни возможно и не такое, – философски ответил Борис. – Ты не забывай, с кем разговариваешь, гардемарин!

– Извините, товарищ полковник! – по привычке отрапортовал Роман.

       Борис поморщился.

– Я не об этом, Рома, – с каким-то душевным сожалением сказал Борис. – Что ж ты так?! Я о том, что здесь я ещё начальник, а там у меня связи. Тем более, друг мой, что это не повышение. – И зачем-то начал рассуждать. – Наш мир, увы, несовершенен. Более того, наш мир никогда не будет совершенен. В нём всегда были, есть и будут преступники. И наш брат, сыщик, всегда в этом мире будет востребован. Как, впрочем, и другие силовые структуры. Но, в отличие от других, мы занимаемся исключительно криминальными делами. Минимум политики. Надо просто хорошо и честно делать свою работу. Воры, жулики, аферисты, грабители, насильники, убийцы – вот наш контингент. Наши хорошие знакомые, как говорил Шерлок Холмс, с которыми ты будешь иметь дело. А уже вести это дело, доводить его до суда и, тем более, выносить приговор, это уже не наше дело. Мы больше проводим времени на улицах, а не в кабинетах. Мы, как принято говорить, работаем на земле. Чувствуешь, как это возвышенно звучит? Мы санитары земли. Мы фильтры социума. Но чтобы процесс фильтрации был безукоризненным, сами фильтры обязаны быть чистыми. Если санитар сам заражён опасной инфекцией, он немедленно должен быть изолирован и дезинфицирован. Чтобы не распространять заразу.