Протерев руки белоснежным слегка влажным полотенцем, Нивкхар взял в руки нож и вилку, начал резать приготовленный для него стейк.

Не смотря на то, что сверху на мясе была корочка, внутри оно было самой слабой прожарки. И при разрезании выделяло кроваво-красный ручеек. Это был очень тонкий психологический ход, добавляющий наказуемым моральные страдания, помимо физических. В камерах временного содержания Наказуемым не давали еды, лишь воду для поддержания в них жизни. Поэтому аромат еды доставлял им дополнительный дискомфорт. Тщательно прожевывая каждый кусочек и запивая из высокого хрустального бокала глотком вина, биоком разглядывал своих жертв.

М-да, а эти-то не самые слабые духом. Как держатся, с момента, как их поставили на колени, прошло уже более двадцати минут, никаких поручней или поддержки при помощи рук у них не было. Колени должны уже жутко болеть, и с каждой минутой должно становится все сложнее не упасть, сдавшись на милости судьи и палача.

Закончив с мясом и вином, Нивкхар придвинул к себе последнюю в этом обеде тарелку. Это был небольшой шоколадный кекс, хоть в том и не было особой нужды, но биоком и его разрезал ножом, давая присутствующим полюбоваться на жидкую красную серединку. Ей он уделял особо пристальное внимание, чтобы и нож и вилка сполна «напились» этой сладкой, терпкой гущи.

Наконец, последний кусочек был съеден. Пытка закончилась, и комиссар вернулся к процессу.

– Мы согласны на устранение биосбоя, – прошептал один из них.

Второй попытался кивнуть, но от этого небольшого усилия пошатнулся и свалился на пол, видимо силы оставили его в самый неподходящий момент.

– Увы, для принятия моего предложения должно быть дано добровольное согласие обоих. Здесь же, как я вижу, согласие только одно. Значит, наказание будет исполнено в соответствии с преступлением. Уведите.

Комиссар сполоснул руки в специальной чаше. Он выполнил свой долг перед государством.

Нивкхар вышел из палаты судьба Наказуемых его больше не волновала. Казнь их состоится очень скоро, а приговор приведут в исполнение родственники убитого биооткла. Так и семья получит возможность свершить суд и другим будет предостережение от повторения подобного.

Вернувшись в вестибюль Вилард Нивкхар опустился в кожаное кресло. Ему нужно подумать. Что он знает о попытке самоубийства на данный момент?

Дежурящий вчера биокомиссар опросил большую часть одноклассниц и учителей биооткла, в том числе двух девушек, которые видели Эттель незадолго до несчастья.

Осведомитель, который находился среди персонала школы, до приезда биокома успел заснять попытки спрятать следы правонарушений и преподавателей и учениц. Фотодоказательства прилагались к досье Эттель Хитсил. Ох, сколько же компромата дали на себя, своими попытками скрыть нарушения, все находящиеся под крышей школы-интерната.

А еще странным ему показалось то, что на территории школы имелся небольшой загон, где содержали животных. Привычные куры, козы, коровы и лошади с которыми каждая ученица должна была уметь обращаться. Рядом с загоном находился ящик с инструментами для клеймения. Это и было странно, ведь обычно учет живоных через клейма ведут на фермах, а не в школе.

И биокомиссар не придал бы данному факту никакого значения, если бы при обследовании тела пациентки на нем не были обнаружены следы почти удаленных шрамов, в том числе от ожогов и укусов животных. Также судя по словам информатора никого постороннего на территории школы в момент попытки самоубийства не было. А значит причину всего происходящего нужно искать в стенах школы-интерната.

Интерлюдия 1

Эттель с детства росла очень жизнерадостным и общительным ребенком. В семье своих родителей она была почетной второй зачатой и рожденной дочкой. На каждую попытку зачатия приходилось более пяти лет подготовки обоих родителей не только в плане медицинских обследований, но и сдаче экзамена-допуска для получения родительских прав. При этом не учитывалось наличие ранее рожденных детей, новое зачатие – новый экзамен-допуск.

Момент ее рождения зафиксировала коллегия биокомиссаров, подтверждая, что она лишена биологических дефектов и отклонений, и допущена к жизни в нашем обществе и государстве.

Первый год жизни девочки был наполнен медицинскими обследованиями, которые проводились для выбора подходящего ей партнера, будущего мужа и отца ее детей. По мере роста пары подбирались по совместимости генов, а также в соответствии с психологическим портретом и уровнем развития личности. К ее шестнадцатилетию будут подобраны три наиболее точно подходящих ей молодых человека, из которых она выберет к своему совершеннолетию одного.

Когда ей исполнился год, то из родительской спальни Эттель переселили в ее личную комнату. О, она была великолепна, большая светлая с тремя панорамными окнами, выходящими на зеленую парковую улицу. И это не считая игрушек, одежды и мебели, подобранной со всей любовью и заботой к своей долгожданной дочке. Уже здесь, в своей королевской обители, она в кругу своей любящей семьи отпраздновала своё двух, а потом и трехлетие.

Девочка не помнила момента, когда жизнь начала меняться. Что для нее значило зеркало, в котором она видела свое отражение? Кто придает значение своей внешности в трехлетнем возрасте? Просто в один момент их семья из счастливых улыбающихся людей превратилась в наказанных судьбой тюремщиков для собственной дочери.

Постановление коллегии биокомиссаров признало Эттель носителем биоотклонений, а значит, что до ее совершеннолетия она будет вести жизнь Одиночества. Нет, в Дом Одиночества ее не отправят, так как преступлений она не совершила, но эта участь немногим лучше, чем у наказуемых.

Сначала изменилась одежда, из разноцветного радужного разнообразия превратилась в уныло серо-черный цвет. Потом из каскада длинных черных блестящих волос осталась лишь необритая макушка, которая пряталась под специальную черную шапочку. На руках и ногах по два веревочных браслета, на которых с мелодичным перезвоном «танцевали» колокольчики.

Изменилась и ее детская комната, теперь жила она под самой крышей, где была огромная мансарда без окон, кроме одного самого маленького слухового под самым потолком. Кроме кровати и узкого шкафа для ее траурной одежды был еще невысокий стол с единственным стулом.

Здесь Эттель и жила все три последующие года. Родные могли посещать ее по одному часу в день. Чтобы увеличить время, проведенное с ней, каждый из них приходил к ней по отдельности и тратил свой час на игры и объятия, поцелуи и разговоры. Так было ровно до того момента, пока не пришло время поступать в школу.

Накануне вечером перед первым учебным днем свой час отец Эттель потратил на то, чтобы тайком принести на мансарду подушки и одеяла, из которых соорудил шалаш. А потом в этом мягком уютном домике мать и дочь, прижавшись друг к другу, рассказывали сказки и пили теплое шоколадное молоко.

Когда Вилард вышел на улицу, то сразу почувствовал разницу между уютной прохладой здания и августовской жарой. Вот в такие моменты биоком любил свою форму: свободный крой его бело-зеленой туники и штанов давал телу дышать и не создавал дискомфорт при ходьбе, шляпа же укрывала от солнечных лучей. Поэтому Нивкхар использовал каждую возможность пройтись пешком и не использовать фаэтон.

Путь его лежал к филиалу генетического архива, куда должны сдаваться все бумажные документы после совершения наказания. Конечно, у каждого листочка была электронная копия, которая была намного надежнее всех этих пережитков прошлого, но это дело Кастера.

Идя по улице, Нивкхар еще раз прослушивал досье самоубийцы. Семья Хитсил никогда не вызывала своим поведением вопросов у биокомиссаров, если бы не эта беда, то жили бы они долго и счастливо.

Сразу после посещения архива, он прямиком пойдет в школу-интернат, где учились обе девочки семьи биооткла. Необходимо проверить полученную информацию от осведомителя и пообщаться с директором, с учителями и ученицами. С ними нужно проявить жесткость и настойчивость настоящего биокома, чтобы докопаться до правды. А еще ему потребуются новые наказуемые, ведь сбой нужно исправить именно их силами. И конечно нужно не забывать о других рабочих делах.