В этот же момент Фан Лин переходит в контратаку.

Я отдергиваю палку назад и едва успеваю увернуться от стремительного колкого выпада. В очередной раз я убеждаюсь, что дело дрянь — честным способом тут не победить. Проблема в том, что в нечестных способах борьбы я тоже не силен.

Под сыплющимся градом ударов я начинаю отступать — однако на лице стараюсь удерживать улыбку. Мол, все идет по плану, переживать не о чем. И плевать, что по сравнению с противником я словно беззубый котенок. Ведь главное — это правильно себя преподнести, не так ли? А еще...

Увлеченный внутренним монологом, я совершенно забываю о том, что по периметру нашей «арены» стоят столы: резкая боль в пояснице мгновенно напоминает мне об этом. Кто-то громко охает где-то неподалеку. Фан Лин отводит вбок правую руку и перехватывает палку за самый низ. Он уверен, что загнал меня в угол, что отступать мне некуда, и что уж теперь-то он с легкостью покончит со мной... Стоп. С чего я взял, что отступать мне некуда?

Опершись левой ладонью о столешницу, я резво запрыгиваю на стол под всеобщее аханье. Звенит посуда, расплескивается по узорчатой скатерти вино, летит на пол тарелка с копченостями. Фан Лин замирает, не успев начать свое решающее «комбо», и поднимает на меня свой взгляд. Я не без труда восстанавливаю равновесие, после чего нацеливаю на него конец палки и громко объявляю:

— Все кончено, Фан Лин! Я стою выше, чем ты.

Пару секунд мой противник молчит, а затем непонимающе спрашивает:

— Ну и... что с того?

На этот раз уже я вынужден задуматься. В самом деле, и что с того? Пес его знает, с чего я взял, что Фан Лин должен будет сдаться. Однако я заставляю себя продолжать улыбаться с легким пренебрежением:

— Запомни, Фан Лин: грубая сила — не всегда единственный ключ к победе.

— Но вы... вы ведь еще не победили!

— Ты привык сражаться по определенным правилам. — Похоже, за меня начинает разглагольствовать выпитое мною вино. — Но не все твои противники будут следовать этим правилам. Знаешь, я бывал в мирах, где в дуэлях нет никаких правил и ограничений! Бывал в мирах, где для победы нужно проиграть! Я лишь хочу сказать тебе — старайся видеть всю картину целиком, Фан Лин, а не отдельные ее части.

На этих словах я демонстративно бросаю палку стоящему невдалеке слуге. Тот ловит ее, а затем, после небольшой паузы, зал взрывается овациями. Мне помогают слезть со стола и вернуться на прежнее место. Мое сердце вот-вот готово вырваться из грудной клетки. Получилось? У меня получилось? Все это и впрямь выглядело так убедительно?

— Прекрасные слова, — произносит Конфуций, когда аплодисменты потихоньку стихают. — Видеть всю картину целиком... Очень тонко подмечено, о Мудрейший!

Я киваю: сначала ему, потом еще какому-то старику, потом с улыбкой слушаю восторженную речь кого-то из представителей среднего поколения. Музыканты вновь принимаются играть что-то задорное. Проходит какое-то время — может, несколько минут или около того — когда Конфуций поднимается с места и обращается к собравшимся:

— С вашего позволения, господа. Наш славный гость проделал к нам долгий путь. Будет весьма невежливо с нашей стороны не дать ему возможности отдохнуть. Лиара, Элейн — отведите лорда Грэя в его покои.

Я дружелюбно раскланиваюсь всем, выпиваю кубок, который мне протягивает какая-то женщина в бирюзовом платье, и направляюсь к выходу. В какой-то момент я наконец покидаю зал, и девушки ведут меня вперед по коридору.

— Ваши покои наверху, милорд Грэй, — зевая, бросает мне Лиара. Чем-то она явно расстроена. Тем, что Фан Лину не удалось унизить меня в поединке? Вероятно. Интересно, они с Элейн, Фан Лином и тем, четвертым юношей — ближайшие родственники? Вопрос любопытный, но мой мозг уже не способен соображать. Все, что я могу, это обернуться и с ухмылкой спросить:

— Неужели вы не станете предлагать мне оставить на ночь дверь открытой — чтобы кто-нибудь мог прийти и скрасить мое одиночество?

Лиара бросает на меня взгляд загнанной в угол кошки.

— Если милорду угодно, я могу узнать у горничных...

— Бросьте, Лиара. Я же просто пошутил. Как и вы надо мной.

Ответом мне служит молчание, и я убеждаюсь, что настроение девушек что-то сильно подпортило.

Наконец, после семи лестничных пролетов мы останавливаемся перед массивными дверями. Элейн услужливо открывает их и пропускает меня внутрь освещенной лампами комнаты.

— Доброй ночи, лорд Грэй, — хором произносят девушки ровно перед тем, как я захлопываю створки и запираю щеколду.

— Ну наконец-то, — шепчу я.

У меня нет сил даже чтобы погасить лампы, так что я сразу дошаркиваю до громадной кровати, скидываю на пол простыню, разуваюсь и залезаю под одеяло. С одной стороны, я решительно не хочу спать: столько всего нужно обдумать, спланировать. С другой...

Сон затягивает меня в свои темные объятья прежде, чем я успеваю закончить свою мысль.

* * *

...Просыпаюсь я от настойчивого, даже раздражающего стука в дверь. Пару секунд мне требуется, чтобы вспомнить, где я и кто я. Примерно столько же — чтобы бросить взгляд на ближайшее окно, за которым видны отсветы восходящего солнца, и прийти к выводу, что я не проспал даже получаса. Ну что еще за фокусы? Никакого уважения к победителю Демона-Принца.

Поеживаясь от зябкого холода, я ковыляю к двери и отпираю щеколду.

— Лиара? — сонно произношу я, открывая дверь. — Это уже не сме...

Я замолкаю, понимая, что на пороге стоит отнюдь не Лиара — а собственной персоной старик Конфуций. Ну, или как его там на самом деле.

Ничего не говоря, Конфуций переступает через порог и запирает за собой дверь свободной от посоха рукой.

— Могу я поинтересоваться, — как можно вежливее начинаю я, — чем вызван столь внезапный визит в мои...

Посох Конфуция мелькает в воздухе росчерком смертоносной молнии. Через мгновение утяжеленное навершие врезается мне в солнечное сплетение с такой силой, что меня отбрасывает на пару шагов назад и заваливает на пол. Первые несколько секунд я даже не могу вдохнуть от боли.

— Слушай сюда, мелкий хитрый засранец. — Конфуций склоняется надо мной. Его лицо сурово, как отвесная скала, нависающая над бурным океаном. Становится понятно: этот человек далеко не такой старик, каким по началу казался. — Сейчас ты расскажешь мне, кто ты такой на самом деле, и что ты сделал с настоящим Героем Семи Измерений. И если в твоем рассказе я услышу даже намек на ложь, — навершие посоха нацеливается мне в причинное место, — ты запоешь у меня таким тоненьким голоском, что позавидует любая девушка.

Похоже, я все-таки чем-то очень серьезно нагрешил в прошлой жизни. Может, насмехался над карликами. Или забывал включать поворотники. А может, доводил супругу до слез, гуляя по улицам в сандалиях с носками, а потом разбрасывая эти самые носки по квартире. Мне становится крайне любопытно, была ли у меня супруга и что такое поворотники, когда новая волна боли окатывает меня с ног до головы.

— И не думай юлить, — твердит мне Конфуций, одновременно тыча навершием посоха мне под ребра. — Может, тебе и удалось одурачить доверчивых простаков — но со мной этот трюк не сработает. Отвечай, живо!

Я в панике пытаюсь собраться с мыслями — и получается это весьма посредственно. Если точнее, совсем не получается.

— Послушайте, — я пытаюсь хоть чуточку увеличить дистанцию между своим телом и посохом Конфуция, — произошло... недоразумение. Я... Попал сюда... случайно.

— Что значит случайно?! Случайно можно воздух испортить, а попасть в портал-меж-измерений можно исключительно намеренно! Признавайся, кто тебя послал?!