Десяток оборотов пришлось совершить, прежде чем дверь сдвинулась на достаточное расстояние. Изможденное тело легко проскочило в щель. А после – дверь спокойно замкнулась.

Человек с удивлением воззрился на дверь. Как и раньше, на ней не было никаких запоров, управляющих элементов.

Его пустили внутрь, а затем выпустили. Очень странная реакция. Хотя в душе возникло понимание, почему матриарх пожелала впустить гостя внутрь, заманив в свои сети. Будто паук, питающийся соками пойманной жертвы. Ей недостает неплодоносящих особей. Те издыхают, изможденными пиявками присосавшись к ее телу.

Увидев гостя, она поняла, почуяла – никак иначе, тот ей не подходит.

Пусть так. Человек не расстроился. Сообщества выживших его не манили.

Из солидарности, матриарх указала направление на бастион. Повернув направо, человек зашагал в нужном направлении.

Опять под ногами булькала пропитанная нечистотами почва. Шаги поднимали в воздух вонючие облачка, отчего слезились глаза. Человек остановился, натянул маску на лицо. Запах собственной гнили уже не казался таким ужасным. Это лучше чем едкий мускус монстра из подземелья.

Тот так же обречен. Не похоже, что машина в этот раз сможет вернуться. Грязь затянула раны, оставленные гусеницами. Аппарат застрял где-то далеко, там останется гнить. Вряд ли найдутся умельцы, способные вытащить его, восстановить.

Судьба машины вызывала жалость. Человек вздохнул и пошел дальше. Двести шагов. Точно. Вот овраг, за которым вздымаются многоэтажные строения. Те или не те? Направления в желтушном тумане одинаковые. Ориентиров нет. Ветер разметал облачка, открывая новые этажи, а затем тут же прятал их, открывал другие участки строений.

Внизу в овраге скопился зеленоватый туман. Наверняка ядовитые газы, что тяжелее воздуха.

Слева и справа никаких мостов или переправ. Склон выглядел обычным земляным. Кое-где торчали обрывки труб, осколки рукотворной породы, ржавая арматура. В зеленоватом мареве сверкали огоньки, будто гнилостные твари резвились в привычной им среде.

Скорее всего обрывки кабелей под напряжением.

– Железки, газ, провода. Прекрасно, – пробормотал человек.

Спускаться туда – опасно. Лучше повернуть назад, продолжить месить смесь земли и гнили, наслаждаясь влажными звуками. Лучше туда не спускаться. Или поискать переправу.

И ради чего? Батареи для оружия.

Человек пожал плечами и сел на край склона, свесив ноги. Чуть ниже под обрывом склон круто уходил вниз, по нему можно скользить, пока не достигнешь дна. Слева раздавалось бульканье. Будто живое существо переваливало тушу через край. Что там находилось, скрывал туман.

Аккуратно съезжая на заду человек спускался по склону. Костлявый зад больно ударялся о каждый камень, осколок кирпича. Арматура хватала за широкие одежды, норовила разорвать ткань и задерживала спуск. Приходилось подолгу выпутываться из плена.

Раны на пальцах жгло от прикосновения с поверхностью. Ладони уходили по запястья во влажную поверхность. Слишком липкую, чтобы по ней скользить. Цепкая, клейкая, как паутина.

Больше не осталось пауков, что населяли жилые блоки. Это обитатели щелей и углов сгинули. Наверняка не догадались сбежать, пока катастрофа растекалась по городу. И куда им бежать? Они приспособлены к этому бытию.

Как оставшиеся здесь люди.

Вне города они обречены. А здесь могут продолжать существовать. Сохранять иллюзию нормальности, проходя мимо руин бастионов, общественных сооружений. А со временем голод и лишения изгонят из разума ненужные вопросы. Они забудут о собственных претензиях, что выкрикивали в лицо холодному небу.

Благо у человека, что сейчас спускался по склону в ядовитое марево, не было таких проблем.

Его экзистенциальный кризис прошел моментально. Ситуация из плохой, стала едва выносимой. Черта не настолько зримая, чтобы обращать на нее внимание.

Голод как и раньше жег потроха. Организм работал вполсилы, растрачивая ресурсы на неотложные запросы.

Потому эта рана в теле города, по которой струится ядовитый газ, была всего лишь трещиной в земле. И ничем больше. Никакого символизма она не несла.

Пятки, закованные в тяжелые сапоги, коснулись плотного тумана. Еще мгновение сапоги утонули в зеленом мареве. Человек задержался на склоне, вцепившись горящей ладонью в кусок жести, утонувший в склоне. Пошевелив сапогами, человек попытался разогнать туман.

Газ не прореагировал на манипуляции. Оставался таким же плотным, монолитным. Как бетонная стена.

Чудом было то, что в нее можно войти.

Пах газ ужасно. Явно химический. Наверняка ядовит, будет разъедать слизистые, вызовет отек легких. Уже вблизи, над завесой его концентрация достаточна, чтобы убить.

Но человек, задержавшись, чтобы привыкнуть к обстановке, не собирался умирать. Не потому что решил бороться с тем, с чем бороться бессмысленно. Хотел бы выжить, остался бы в пещере матриарха. Убить тварь и ее сожителей, забрать остатки пищевых батончиков. Возможно удастся разыскать робота, восстановить его и принудить к работе.

Вместо этого человек медленно сползал по липкому склону в реку зеленого тумана. В памяти возникли описания газов, что тяжелее воздуха: хлор, аммиак? Оба смертельны.

Границу жизни и смерти прочертил большой обломок металла узкой формы. В нее можно набрать воды, чтобы сохранить на будущее. Жаль, что дожди не идут. Внутренняя полость обломка оставалась суха. Забраться бы туда, да поспать, отдохнуть, забыть обо всем.

И все же человек медленно погрузился во враждебный мир. Небытие обжало человека, укрепило его слабое тело. Будто экзоскелет упал на его плечи, сковав слабые члены. Движения стали медленными, вялыми. Из глаз текло, а уши заткнули пробки. Ни звуков, ни ощущений. Только саднит горло и слезятся глаза.

Зрение и слух бесполезны. Человек на ощупь спустился по склону. Порезы на ладонях уже не горели. Нервы обожгло кислотным огнем, закупорило резанные сосуды пальцев.

Почва стала мягче. Ноги глубоко утопали. Почва засасывала, проглатывала человека. Поверхность, некогда бывшая надежной, прочной, облобызала конечности идущего. Обмусолила его всего.

В эту низину стекают испражнения всего города. Его гниющее тело истекало соками, что смешивались с гнилью тех паразитов, что веками жрали его.

Это небытие словно имело разум. Попавшая в него частица растворялась, будто кристаллик сладости, попавший в горячий настой.

Что-то продолжало воспринимать сигналы, поступающих от воспринимающих сенсоров. Больше всего работало осязание, от остальных органов чувств сигналы едва поступали.

Боль разливалась по всему телу, обжигая непониманием пульсирующий от ужаса разум.

Восстановить себя, вернуть себе Я удалось лишь на поверхности.

Затхлый воздух городской улицы, пропитанный испражнениями гниющих тел, знаком и привычен.

Как в те далекие времена, когда волны ужаса не проскакали по улицам города, срезая колосья жизни и порядка. Уже тогда человек впитывал эти запахи – гниль, разложение. Сейчас лишь увеличилась концентрация. Доступна всем и каждому.

Человек очнулся на склоне. Примерно в трех корпусах книзу текла река яда. Хлористые облака завивались в причудливые фигуры, лица. Раззявленные пасти стремились взобраться по склону, чтобы поглотить человека.

Они быстро растворялись, притянутые к поверхности гравитационными силами.

Человек оказался на другой стороне. Ему удалось перебраться через реку, признаваемую древними рубежом мира живых и мертвых. Прямо образ из ранее прочитанного. Человек мысленно порадовался, что сохранил память.

Язык во рту распух и глотка пересохла. Нормальной воды человек уже давно не пил. Карманы полнились от питательных батончиков, подмышкой болтался бесполезное оружие.

Не было воды. Нечем промочить горло.

Если по ту сторону жизни души вынуждены испытывать жажду, так чем это существование отличается от жизни?

Человек пополз выше по склону, не в силах встать. Сил в членах не осталось. Глаза прояснялись, высохшие слезы скопились желтоватыми валиками у века. Еды хватало. С этим проблем не возникало. Но чем заедать сухие батончики? Съешь один и превратишься в сухой ком, подыхающий от жестких резей в желудке.