— Ситуация… — снова в один голос бросают близнецы.

— Да в чем ситуация-то? — спрашивает Рус. — Кровь не одна, чужие люди значит. Трахайся на здоровье и не парься.

— Как всё просто у тебя, — говорю негромко, и вижу подъезжающее такси. Анька. Надо сворачивать тему, а то засмущаю ее, она стеснительная.

Мы переключаемся в обсуждение недавнего футбольного матча, но я вдруг слышу несколько странных звуков, которые не похожи на обыденные звуки этого райончика.

— Чё за звуки? — спрашиваю, и все, кто тут есть, резко замолкают и пытаются прислушаться. — С той стороны, слышите?

— Да трахается наверное кто-то как обычно, — смеется Саня из близнецов. — Пойди посмотри, порнуху снимешь.

— Да нет, там чёт другое, я серьезно, — я уверен, что это не секс, звуки вообще другие. Становится как-то не по себе, все молчат, и я, кажется, четко слышу звуки ударов.

Не выдерживаю и встаю из-за стола, идя на звук. В темном переулке не видно ни черта, но там сзади проезжает машина и светит фарами, и я точно вижу замес, где какие-то отморозки херачат нашего Али и руками, и ногами.

— Али бьют, сука! — ору на весь двор, и бегу спасать друга.

Все бегут за мной, и начинается какая-то лютая жесть. Нас замечают, быстро пытаются смыться, близнецы бегут туда, мы с Русом остаемся здесь.

Включаем фонарики на телефонах, и блять… Крови просто жесть, Али без сознания, дай бог живой. Я слышу вскрик Аньки, но времени сейчас ее успокаивать нет. У меня звонит телефон и я сбрасываю, даже не глянув, кто там, пытаясь нащупать пульс Дамира. Я ни хера не понимаю, но мне кажется, что он слабый, но есть.

Рус орет, чтобы вызывали скорую и ментов, Анька падает на колени рядом и начинает орать и плакать, умоляя не умирать его. Всё крутится какой-тот жестью, я оттаскиваю Аню, Рус продолжает нащупывать пульс, слышу крики близнецов, что они поймали одного из уродов, и просто жду, когда всё это закончится.

Скорая приезжает быстро, вызываюсь ехать в Дамиром, оставляя Аньку Филу, снова сбрасываю чей-то звонок, и через двадцать минут сижу в коридоре больнички, не чувствуя ровным счетом ни хера.

Да… Не думал я, что вечер закончится именно так.

— Какого черта?! — слышу голос и поднимаю голову. Да блять. Что ж так всё вовремя-то? Это отец Манукяна, сынок которого пытался угробить Машку. — Я спрашиваю, какого ты черта тут делаешь? Что тебе надо от моего сына?

А… до меня доходит. Видимо, его отпрыск тоже лежит тут. Логично, что с побоями в одно отделение.

Мне хочется ему ответить хоть что-то, но сил на слова просто нет. И я просто говорю ему:

— Не нужен он мне. У меня друга избили, к нему приехал.

— Потому что вы все — отбросы общества, — выплевывает он.

— И ваш сынок — предводитель, — говорю, не контролируя себя.

— Не смей его трогать, — не успокаивается тот.

— Если он не тронет Машку больше, — говорю последнее, что хотел сказать, а потом отвлекаюсь на звук хлопнувшей двери.

Там Анька. И Манукян, видя, что я отвлекаюсь, наконец-то уходит.

Она вся в крови и слезах падает на лавку рядом со мной и устало падает на стену спиной.

— Что с ним? — спрашивает так тихо, что я еле слышу.

Отвечаю то, что мне сказал врач еще в скорой после осмотра.

— У него три ножевых. Под ребра, плечо и в бедро. Там какая-то артерия, что ли, я не разбираюсь нихуя. Короче крови дохерища потерял. Пульс никакой, давление так же. А еще хер знает, задето ли что-то внутри. И есть ли переломы от ударов тоже пока неизвестно.

— Господи…

Да уж… не то слово.

И мы просто сидим. Вечность, кажется. Телефон в кармане снова вибрирует, но мне в целом даже почти плевать на него. Не сейчас. Не до этого любой разговор, какой бы не предстоял. Кто бы там не звонил.

Спустя какое-то время наконец-то выходит доктор, рассказывает о состоянии Дамира. Там всё пиздец сложно, нужна кровь и быстро, но когда я предлагаю свою, оказывается, что там очень редкий резус-фактор. И подходит Анькина. И она идет без раздумий сразу же, спасать человека, которого едва знает.

И я снова просто жду. Не могу уехать, совесть не позволяет.

Минут через пятнадцать присоединяется Фил, ему звонят мужики из ментовки, рассказывают что там и как, и выходит медсестра, отчитываясь, что всё в реанимации идет хорошо и Анька напрямую отдает кровь Дамиру.

Нас вырубает на этой чертовой лавке в больнице, и просыпаюсь я от того, что Аня легонько трясет меня за плечо.

— Я-яр…

— О, ты как?

Она рассказывает нам с Филом как все прошло, передает мне вещи Дамира, чтобы я отдал, и нам приходится уйти, потому что делать тут сейчас нечего.

Фил везет Аньку домой, а я приезжаю к себе. На квартиру. Не готов я сейчас домой, да и ехать далеко, а я в кашу вымотан, надо поменьше времени за рулем быть.

Кидаю телефон на зарядку, потому что тот вырубился посреди ночи, заставляю себя принять душ и падаю на кровать в одном полотенце. Отрубаюсь.

Есть стойкое ощущение того, что кто-то стоит надо мной и лупит мне по голове молотком или чем-то потяжелее. И бил так всю ночь, и сейчас продолжает…

Надо открыть глаза и прекратить это, но сил едва хватает. Сумасшедшая ночь, и проснуться после такой жесть как тяжело.

Я пытаюсь очнуться и понять, кто всё-таки долбит мне по голове, и вдруг начинаю слышать звук мелодии. Черт, телефон…

Опускаю руку на пол шарюсь там в поисках гаджета и наконец нахожу, не глядя на экран поднимая трубку. Всё равно сил открыть глаза сейчас нет, какой смысл?

— Алло, — как со стороны слышу свой хриплый голос и пытаюсь прокашляться, что лежа на животе дается не слишком легко. — Алло, да.

— Ты жив? — звучит из трубки слегка взволнованным голосом. Отец.

— Да, кажется, — голос все еще хриплый, бороться смысла с этим нет, — у себя ночевал, еще не проснулся толком.

— Два часа дня, Ярослав, — высказывает отец. — Чем занимался вчера? Пил?

Я иногда остаюсь у себя после вечеринок, да, чтобы отец не выказывал, поэтому никаких претензий не имею сейчас.

— Нет, па, в больнице до самого утра был, не вывез бы домой ехать.

— Что случилось? — тут же меняется его тон.

Рассказываю Он про моих пацанов знает, половину из них лично, еще с тех пор как мы в том дворе жили, про Дамира я ему тоже рассказывал. Поэтому реагирует папа гораздо более эмоциональнее, чем я мог представить. Даже предлагает помощь, если понадобится, и просит сообщать о его состоянии.

Сообщать… Если бы я сам знал хоть что-то. Нужно будет очнуться и поехать к нему, расспросить врачей, как он после крови, да и вообще…

— Сын, — зовет меня отец, после того как мы уже попрощались и я положил трубку.

— Да, что такое?

— Набери Машке, — говорит он, а у меня челюсти непроизвольно сжимаются. — Она вчера весь день как на иголках ходила, Лена говорит, что даже плакала. Волнуется, что тебе мстить будут, себя дурочка винит.

— И правда дурочка, — качаю головой. Ну что за человек, а? — Наберу, па, спасибо.

И кладу трубку.

Да вашу мать!

Ну почему всё так, а? Почему никогда и ничего не может быть нормально? Не могла Машка вырасти не такой крышесносящей девчонкой? А то и красивая, и заботливая, а мне что делать? С ума сходить остается, этим и занимаюсь. А еще самокопанием, потому что позволил себе тронуть ту, которую всю жизнь должен был называть младшей сестренкой и защищать от всяких мудаков.

А теперь ее надо защищать от меня.

Потому что главный козел и урод в ее жизни — я.

Ну ладно, главный — Манукян, но я сразу после.

Я долго уговариваю себя набрать номер Машки, потому что у нас все давно зашло в жесткий тупик, и как из него выбраться, никто из нас не понимает. Мне порой кажется, что каждый день мы друг друга только сильнее в этом тупике закапываем, пытаясь, наверное, сдохнуть в нем, держась за руки. Иначе я хрен знает, зачем мы продолжаем убивать друг друга.