Мы срубили восемь сосен до обеда. Надо было еще свалить их комлем к реке, чтобы потом не таскать массивные бревна. Когда мы закончили лесоповал, у меня были мозоли на руках, и я здорово устал – от жары и от работы лесорубом. Надо было восстановить свои силы, и мы отправились на кухню. Пообедав и хорошенько отдохнув, мы продолжили свою работу – распилили пилой сваленные сосны на бревна метров по восемь, подтащили их к обрыву, потом выпилили в них пазы, загнали туда поперечные балки и приколотили их для надежности.

Был уже вечер, когда рабочие и студентки вернулись из тайги, и мы все вместе навалились на наш корабль и столкнули его с обрыва в реку. Плот оказался большим и тяжелым, но на нем было просторно, и можно было уплыть на нем всем, и увезти все наше барахло за один. Александр вырубил пару шестов, и мы подогнали его к нашему лагерю.

После того, как мы спустили на воду наш большой плот, я размышлял недолго. По своему характеру, я наверное, был единоличником, и хотел плыть один, – кроме того мне нравилось плавать на плотах с самого детства. Для этой благородной и ностальгической цели пришлось свалить три сосны и сделать из них свой, личный плот. Бревна для него я отпилил поменьше – метров по семь, и не такие толстые, как у первого.

Этот мой, личный плот получился легче, и я один спустил его на воду, а потом хотел разбить об его борт бутылку шампанского, но, увы, его не оказалось. Пришлось нарушить традицию и обойтись без него. Но зато я на нем сделал мачту, на которую повесил флаг, который арендовал у одной студентки – это был красивый шарфик. Мой личный плот занял свое место около первого, ниже по течению на несколько метров, и вся наша флотилия была готова к отплытию.

Утро следующего дня выдалось жарким и прошло в суете и заботах. Хотя мы с вечера подготовились к отплытию, но все равно надо было упаковывать спальные мешки и кухню, потому что никто не хотел обойтись без завтрака.

Когда берег, на котором стояли палатки, опустел, и все наше имущество было перенесено на борт плота, все рабочие и студентки взошли на борт. Александр оттолкнулся шестом от берега и наш ноев ковчег медленно направился вниз по течению. Я стоял около своего плота и наблюдал торжественное отплытие с берега. Плыть нам было недалеко – каких-то десять километров, и я не спешил, потому что пропустить место высадки не мог – река была одна и берег, на котором нам надо было высадиться был левым, – район на котором нам предстояло дальше работать был на левом берегу. Так что проплыть мимо, или обогнать первый плот, мне не удастся. Судьба рассудила иначе, но я об этом еще не думал. Все мое предстоящее плаванье на плоту по мирной, спокойной и тихой реке оказалось сплошным приключением.

Ноев ковчег с отрядом и рабочими скрылся за поворотом реки, и лишь тогда я прыгнул на свой плот, оттолкнулся шестом и медленно выплыл на середину. Было около десяти часов утра. Мой рюкзак, спальный мешок, спиннинг лежали на носовой части, для верности привязанные к плоту веревкой, я положил шест на плот слева, карабин справа, уселся на пенек посредине и закурил трубку.

Течение реки было не быстрым, и я расслабился. Мимо меня проплывала тайга, прибрежные кусты ивняка, было тепло, и я подумал, что ради этих минут стоило жить, заниматься тяжелым трудом геолога, а не киснуть в жарком городе, стоять в пробках, дышать выхлопами машин или ехать в переполненном общественном транспорте на работу и обратно.

Через минут двадцать такого безмятежного плавания я устал обозревать берега слева и справа. Моя беспокойная натура требовала какой-либо деятельности. Подумал немного, я взял в руки спиннинг, на которой стояла блесна Байкал и кинул ее к берегу. Через пару секунд последовал удар – блесну схватила щука, и судя по всему, немаленькая. Началась борьба – щука никак не хотела очутиться в ухе, а металась по все реке, от одного берега к другому. Но у меня стояла толстая леска и спиннинг был нашего производства, так что в конце концов я вытащил эту почти метровую щуку на плот, и сразу ударил ее по голове прикладом карабина.

Щука перестала двигаться, а изобразила из себя бездыханное полено. Но я знал, что у нее чересчур острые зубы, и мне надо было достать из ее пасти блесну, поэтому я ударил ее еще несколько раз, и только после этого разжал охотничьим ножом пасть и вытащил блесну. Чтобы рыба приехала свежей, мне пришлось ее засунуть в мешок и положить под рюкзак. Больше мне не хотелось закидывать спиннинг – наверное, тут водилось масса щук и все он готовы попробовать блесну. Мне было достаточно этой большой щуки.

Борьба с речной хищницей отвлекло меня от созерцания берегов, и я с удивлением заметил, что река разделяется – впереди был остров, заросший ивняком. Достав из полевой сумки карту, я посмотрел на реку. На карте не было никакого острова. Обе протоки были одинаковы по величине, и по какой надо было мне плыть, непонятно. На всякий случай я направил плот по левой протоке, так как район работ находился на этом берегу.

Судя по скорости течения и времени, я проплыл только треть расстояния и волноваться перестал, но внимательно смотрел вперед – мне не нравилось, что на карте не было отмечен этот остров. Плот медленно плыл по течению уже полтора часа и мне захотелось в туалет, – по большой нужде. Справлять ее на плоту мне не хотелось, и поэтому я без колебаний взял шест и причалил на отмели. Вытащив плот, я взял карабин и присел в тени, около куста ивы, положив рядом карабин. Когда я закончил, взял карабин и уже собрался продолжать плавание, мое внимание приковал небольшой лог, в десяти метров от меня, в котором выходили горные породы.

Геолог я был не только по профессии, а наверное и по призванию. Мне надо было посмотреть на это обнажение, вскрытое каким-то ручьем. Я подошел к скальной стенке, сложенной, наверное, известняком, которым была сложена подавляющая площадь нашего района. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это не известняк. Обломки, которые лежали рядом с обнажением, были чересчур тяжелыми для осадочной породы, которой являлся известняк. Как называлась эта горная порода, мне предстояло выяснить, но для этого надо было достать геологический молоток, который лежал в рюкзаке, – только им можно было отбить образец от скалы, покрытой мхом и плесенью. Нужен был свежий скол этой породы.

Я повернулся, чтобы отправиться к плоту, который меня ждал на берегу, и замер – около плота стоял огромный саблезубый тигр, которого привлек запах щуки. Я медленно снял с плеча карабин, снял его с предохранителя, прицелился и нажал на курок. В армии я каждую неделю ездил на стрельбище и хорошо стрелял по грудным мишеням, которые вставали метрах в трехстах от огневого рубежа. До тигра было метров пятьдесят и я целил ему в ухо. После первого выстрела у него подкосились передние лапы, а после второго и третьего выстрела он упал на отмель.

Не выпуская из рук карабин, я с опаской подошел поближе. Зверь лежал неподвижно, и только тут меня затрясло. Когда мандраж прошел, я опустился рядом с трехметровым хищником и посмотрел на его клыки. Это был самый настоящий саблезубый тигр, и только у него были такие длинные клыки. Но что здесь он делал, ведь он должен был вымереть несколько сотен тысяч лет назад? Это была для меня настоящая загадка. Надо было убираться с этой отмели, от греха подальше. О том, чтобы снять с тигра шкуру, у меня даже в мыслях не было, – это было очень долго, и могли прибежать другие, не менее опасные хищники.

Но уходить с этой отмели без охотничьего трофея я не мог. После того, как я достал из рюкзака молоток и отколотил несколько образцов из разных мест скального обнажения, подошел к туше и выбил геологическим молотком оба громадных клыка. На всякий случай я ободрал охотничьим ножом бересту с березы, которая находилась на краю леса – оставил метку. Потом снял плот с отмели, залез на него и спокойно выдохнул на самой середине реки.

Текст предоставлен ООО «Литрес».