Первое время Сосо и его друзья читали безобидные книги, но запрещённые в семинарии. Мальчики нелегально стали членами книжного клуба «Дешёвая библиотека» и брали книги из магазина, владельцем которого был бывший народник Имедашвили.
Именно тогда Сосо открыл для себя романы Виктора Гюго, особенно «93-й год». Герой этого романа Семурден – революционер-священник – станет для него одним из образцов для подражания.
По ночам Чёрное Пятно ходил по коридорам, проверяя, погашены ли огни, и не читает ли кто, и не предается ли другим порокам. Как только он уходил, ученики зажигали свечи и возвращались к чтению. Сосо обычно слишком усердствовал и почти не спал. Выглядел сонным и больным. Когда он начинал кашлять, Иремашвили брал у него из рук книгу и задувал свечу. В книгах молодой Сосо черпал не только знания, в них была другая жизнь, другой мир, в котором, хотя и иллюзорно, он проживал какое-то время вне гнетущей реальности.
Как-то отец Гермоген поймал Сосо за чтением «93-го года» и приказал наказать его продолжительным карцером. Затем ещё один священник-шпик обнаружил у него другую книгу Гюго: «Джугашвили, оказывается, имеет абонентский лист из «Дешёвой библиотеки», книгами из которой он и пользуется. Сегодня я конфисковал у него сочинение Гюго «Труженики моря», где и нашёл названный лист. Помощник инспектора Мураховский». Гермоген наложил резолюцию: «Мною Джугашвили уже предупреждён по поводу посторонней книги «93-й год» Гюго». Гермоген был одним из немногих служителей семинарии, кто понимал, что процесс познания и тягу к книге никому не остановить. Молодые, горячие, пытливые души всё равно докопаются до истины и поймут, что мирская жизнь, хоть и наполнена грехами, но это жизнь, а не служение. И с этим дано смириться не всякому. Здесь нужна воля Божья. По статистике только тридцать процентов выпускников становились священнослужителями.
Однако коренным образом повлияли на сознание Сосо и изменили его русские писатели, будоражащие радикальную молодёжь. Стихотворения Николая Некрасова и роман Чернышевского «Что делать?», его герой Рахметов были для одарённого юноши образцом несгибаемого аскета-революционера. Как и Рахметов, Сосо считал себя особенным человеком, рождённым для великих целей.
Запретный плод всегда сладок, и семинаристы запоем читали и Бальзака, и Мопассана, передавая книги из рук в руки и зачитывая их до дыр… Но это было чтение чисто развлекательное.
В семинарии Сосо снова вернулся к прочтению своего любимого романа Александра Казбеги «Отцеубийца», где был выведен классический кавказский разбойник – герой по прозвищу Коба, об этом я рассказывал ранее.
Он и здесь, в семинарии, стал настаивать, чтобы его звали Коба. Это имя удивительно быстро приросло к нему, и Сосо очень нравилось на него откликаться. Но близкие по-прежнему называли его Сосо.
Осенью 1896 года уже появлялись в газетах его первые стихи, которые вызывали восторг не только у семинаристов, но и у читателей газет. Ему было семнадцать лет.
Но вот что интересно: именно в это время наш Коба начинает терять интерес не только к духовному образованию, но и к поэзии, которая, казалось, захватила его навсегда. Он писал стихи не только для издательств, но и на заказ друзьям, для их девушек, на дни рождения, различные торжества и т. д. Короче, стихи писались так же легко, как в детстве в Гори, а потому быстро надоели. По успеваемости в этот период он переместился с 5-го на 16-е место…
«Я стал атеистом в 1-м классе семинарии», – говорил Коба много десятилетий спустя.
Биографы Сталина пишут, что у него случались споры с однокашниками, например, с набожным другом Симоном Натрошвили. Коба ему сказал, что Бога нет. Симон резко возразил. Но какое-то время поразмыслив, он пришёл к нему и признал, что ошибался. Коба слушал это с удовольствием, пока Симон не сказал:
– Если Бог есть, то есть и ад, а там всегда горит адский огонь. Кто же найдёт столько дров, чтобы адский огонь горел? Они должны быть бесконечными. А разве бывают бесконечные дрова?
Сталин вспоминал: «Я захохотал. Я думал, что Симон пришёл к своим выводам с помощью логики. А на самом деле он стал атеистом потому, что боялся, что в аду не хватит дров».
В этот период Коба от простого сочувствия революционным идеям уже двигался к открытому бунту. Приблизительно в это время его дядю Сандро, брата Кеке, того самого, который помогал поднять очень важных людей для его поступления в семинарию, убили полицейские. Это ещё больше укрепило его веру в необходимость вести непримиримую борьбу с самодержавием и существующими порядками. Теперь власть стала его личным врагом. Сосо никогда об этом не говорил, но наверняка это сыграло свою роль.
Он очень быстро, как ртуть, от французских прозаиков перетёк к самому Марксу. За 5 копеек семинаристу одолжили «Капитал» на две недели. Он пытался изучать немецкий, чтобы читать Маркса и Энгельса в оригинале. А английский – у него был экземпляр «Борьбы английских рабочих за свободу». Так начинались его попытки выучить иностранные языки, особенно немецкий и английский. Они продлятся всю его жизнь, и небезрезультатно. Однако это всё из области лирики. Но увлечения революционной литературой неизбежно предполагают и какую-то деятельность.
И вот Сосо начал втихаря выбираться под покровом ночи за пределы семинарии вместе со своими товарищами… Оказывается, в маленьких лачугах на склонах Святой горы проходили его первые встречи с настоящими рабочими-железнодорожниками. Из этих конспиративных встреч разгорался пролетарский огонь. Кобе наскучили просветительские дискуссии в семинарском клубе Девдориани. Он хотел, чтобы кружок перешёл к активным действиям. Девдориани сопротивлялся. Поэтому Коба начал бороться с ним и стал создавать собственный кружок. Вернувшись в семинарию в 1897 году после каникул, он порвал с Девдориани.
Бывший друг Кобы Иремишвили, оставшийся на стороне Девдориани, позже напишет: «Серьёзную и не всегда безобидную вражду обычно сеял Коба».
Надо признать, что по молодости Коба считал, что рождён быть лидером, и не терпел никакой критики. Он прекрасно понимал, что намного умнее и талантливее многих семинаристов, которые были куда более привлекательными и материально обеспеченнее его. Они его считали малорослым выскочкой, он их – недоразвитыми дылдами. Неприязнь была взаимной.
Итак, после разлада образовались в семинарии две партии: одна за Кобу, вторая – против.
Он сблизился с вдохновляющим его со времён Гори Ладо Кецховели. Того успели выгнать и из Тифлисской, и из Киевской семинарий, арестовали и теперь отпустили. Сосо никого так не уважал, как Ладо. Его наставник познакомил своего младшего друга с пламенным черноглазым Сильвестром Джибладзе – тем самым легендарным семинаристом, что избил ректора.
В 1892 году Джибладзе вместе с Ноем Жордания и другими основали Грузинскую социалистическую партию – «Третья группа» – «Месами-даси». Теперь эти марксисты собирались в Тифлисе. Они организовали типографский выпуск газеты «Квали» и принялись сеять семена революции среди рабочих. Джибладзе пригласил юного Сосо на квартиру к Вано Стуруа, который вспоминал, что, желая принять участие в работе партии Сосо, обратился к лидеру группы Ною Жордании.
Он пришёл к нему в редакцию «Квали», где были напечатаны его последние стихи. Жордания, будучи носителем непомерного самомнения, покровительственно порекомендовал Сосо ещё поучиться. «Подумаю», – ответил ему недовольный Сосо. Теперь у него появился враг. Он написал письмо с критикой Жордания в «Квали». Газета отказалась напечатать его, после чего Сосо говорил, что редакция целыми днями сидит и не может выразить ни одного достойного мнения.
Ладо также претила мягкость Жордании. Вероятно, именно Ладо ввёл Сосо в кружки русских рабочих, которые как грибы вырастали вокруг тифлисских мастерских. Они тайно встречались на немецком кладбище, в домике за мельницей около арсенала. Коба предложил снимать комнату на Святой горе. Там нелегально собирались один, иногда два раза в неделю в послеобеденные часы до переклички. Аренда стоила 5 рублей в месяц. Участники кружка получали от родителей деньги на мелкие расходы и из этих средств платили за комнату. Коба начал вести рукописный ученический журнал на грузинском языке, в котором освещал все спорные вопросы, обсуждавшиеся в кружке. Этот журнал в семинарии передавался из рук в руки.
