Книга состоит из трех частей: первая является сборником эссе, вторая – сборником вольных переводов из европейской поэзии, третья – авторские стихи.

Использование жанра путевых записок в этой книге условно. Рассказ о некоторых городах я пытался использовать как повод поразмышлять о том, что меня волнует. Таким образом, это не размышления о городах, а размышления в городах. Я старался следовать законам эссе, этого самого «пограничного» литературного жанра. Поэтому мои записки очень субъективны. Вообще, любой автор, хочет он этого или нет, в каждом своем произведении создает автопортрет. Этого не избежать. Но в любой субъективности, как писал Д. С. Лихачев, есть доля объективности. Если мне удастся побудить читателя к размышлениям, вызвать у него приятие или неприятие высказанных мной взглядов, то я сочту свою цель достигнутой.

Вольные переводы – это некий разговор с различными авторами, попытка расширить и углубить затронутые ими темы. Хотелось бы подчеркнуть, что это не художественные переводы в прямом смысле слова. На это я не претендовал (хотя, признаться, некоторые тексты очень близки к переводу как жанру). Перевод в моем понимании – это всегда более или менее удачная попытка стать другим человеком, сыграть чью-то роль. Актер из меня плохой. Поэтому мои вольные переводы – это лишь стихотворения «на тему», творчество в рамках, заданных другими авторами.

А собственные стихи – продолжение рассуждений по определенным вопросам и проблемам, но выраженное с помощью размеров и рифм. Таким образом, все это – хроника моих путешествий.

«Славный город Екатеринбург основан неусыпными трудами и ревностным тщанием господ Татищева и де Геннина». Именно так можно было бы начать повествование, если б я был обитателем XVIII столетия. Но годы оснований уральских заводов прошли задолго до моего рождения, поэтому описывать я буду только то, что видел собственными глазами и наблюдал, как говорится, «умственным взором».

Екатеринбург – большой город. Об этом свидетельствует наличие метро. Но в нем только одна линия и колоссальное количество рекламы. Она начинает вопить с эскалатора, преследует пассажиров в вагоне и догоняет опять на эскалаторе. Укрыться от ее назойливости невозможно. Впрочем, можно выработать иммунитет или засунуть в уши различные мелодии. Так и поступает большинство екатеринбуржцев. Но куда им девать глаза? Реклама всесильна и всемогуща.

Другой показатель большой величины города – множество «лиц без определенного места жительства». Чем больше город, тем больше этих несчастных. Прямая пропорциональность. Особенно больно смотреть на тех, кто уже начал относиться к своей судьбе с юмором. Никто из них, конечно, не претендует на лавры Диогена, но некоторые пытаются искать Людей, апеллируя к человеколюбию прохожих.

В Екатеринбурге много бомжей, особенно около их классического лежбища – вокзала. Большинство опустилось в низы общества в криминально – сумасшедшие 1990-е, время всероссийского хаоса, этакой рифмы на начало XVII века.

Что еще можно назвать в качестве типичных черт Екатеринбурга? Необычайную склонность местной молодежи к пиву. По вечерам она набивает себя им по горло. Поэтому у многих, даже очень молодых, людей имеется большой живот. Вернее, брюхо. Оно, в сочетании с некоторыми особенностями выговора, является характерным признаком екатеринбуржца.

Екатеринбург стал одним из ярких проявлений новой «формы жизни», которая зародилась в России в XVIII веке. Имею в виду город-завод. С течением времени здесь сформировались свои законы и правила.

В психологии нынешних жителей многое сохранилось от прежней купеческо-заводской жизни Екатеринбурга. Например, массовые гуляния и крестные ходы – прямые родственники событий XIX века. Мало что изменилось. Все также дымят заводы, все также спешат люди к своим турбинам и плотинам. Только, кажется, старообрядцев перестали ловить в дремучих лесах и устраивать с ними споры о вере, чреватые физическим уничтожением проигравших.

Удивительно, как самым непосредственным образом влияют на характер человека особенности местности, из которой он родом. Уральцы пунктуальны и выносливы, как металлургический завод; рожденные в Поволжье открыты миру, как речные просторы; уроженцы Русского Севера холодны и молчаливы, словно Белое море; южане громки и говорливы подобно горным ручейкам. Но все это – русские люди со своим характером. Кстати, о русском характере. Почему-то именно его называют в качестве основной причины всех отечественных бед. И главное в нем – склонность к невообразимым крайностям, т.н. «широта души». Чем объясняется эта особенность? Думаю, географией. Взгляните на карту, на эти почти неохватные просторы. География – мать характера.

Кстати, характер народа проявляется в географических названиях. Русские, судя по ним, – очень деятельная, хотя порой и неудачливая, нация. Названия Пыталово, Зарубино, Выползово, Хлебаиха, Извоз, Волок, Голодранкино, Погорелово, кажется, говорят именно об этом. Однако существование сел Хохотуй и Веселая жизнь свидетельствует о том, что русский народ умеет относиться ко всем проблемам с юмором.

Все прелести отечественной жизни становятся еще более наглядными при сравнении, например, с немецкими названиями. Последние зачастую связаны с флорой (Шварцвальд, Розенхайм, Биркенфельд) или фауной местности (Хиршфельде, Нойшванштайн, Фалькенштайн, Вольфсбург, Швандорф), некоторые содержат эмоциональную характеристику того или иного города или местечка (Биттерфельд, Шёнфельд, Фройденберг, Вюншендорф). В целом – скучновато1. Веселья могут добавить американский город Идиотвилль, греческий Драма и турецкий Нигде.

Вообще про связь человека и местности можно рассуждать очень долго. Одна из тем: почему человек постоянно возвращается в одни и те же места? Ведь не ради же рек, гор и лесов? Скорее из-за мыслей и эмоций, которые он там когда-то испытал. То есть конкретная местность может вызывать у конкретного человека определенные мысли и чувства или дать направление им. Не случайно, например, существует понятие «намоленная церковь».

Также находится соответствие между внешним видом произведений искусства и местностью, откуда они происходят. Это САМОЕ ПРЯМОЕ соответствие. Приведу пример. В XVIII веке на Урале, в т. ч. в Екатеринбурге, делали медную и латунную посуду. Цвет изделий зависел от металла, а последний – от руды. В ней всегда разное количество компонентов (меди в чистом виде не встречается). То есть внешний облик произведений имел четкую зависимость от уральских недр. Подобных примеров можно привести огромное количество.

Теперь немного о характерном. Привычным обитателем екатеринбургской ведуты, разумеется, является рабочий. Это «уральский тип». Как правило, плечистый мужчина с сильными руками. Опишу вкратце его летнюю модификацию. Он спешит к 8 утра, доедая на ходу последний бутерброд и озабоченно глядя на часы. Наполняет собой троллейбусы, автобусы, трамваи, маршрутки, метро. В это время он – повсюду. На нем либо футболка, либо жакет с множеством карманов, джинсы, темная обувь и – непременно! – сумка через плечо. В ней рабочие носят обед, газету или журнал (чтоб не скучать в транспорте), множество разных мелочей, среди которых может затеряться, например, огромный гаечный ключ. Приблизительно с 8–9 часов в Екатеринбурге становится значительно тише – все работают. Небольшое оживление с 13 до 14 часов (обеденное время) и опять тишина. С 17 до 18 часов ворота заводов и фабрик начинают изрыгать толпы усталых людей. Не все активно заполняют общественный транспорт. Множество рабочих, собравшись в кучки по 4-5 человек, прячутся от радостей семейной жизни в парках и скверах. Пивные разговоры о футболе, хоккее, рыбалке и – разумеется! – о женщинах не смолкают часов до восьми вечера. При этом дискуссии ведутся явно не александрийском стихом, преобладают междометья и прилагательные. В начале девятого лица собеседников дружно приобретают виноватое выражение, и рабочие нехотя расходятся. Завтра повторится та же история. А выходные? Два счастливых дня будут отданы либо даче (строительство, рыбалка, мелиорация), либо телевизору (все что угодно).