Сверстники Николая были детьми первого послевоенного десятилетия. Земля ещё не остыла после минувших сражений. Изрытая смертоносным металлом, с поросшими травою окопами и траншеями, она таила в себе невидимую смерть. Мальчишки играли в войну и мечтали о будущих боевых подвигах. Их родители были готовы пережить и перетерпеть любые трудности, лишь бы не было новой войны. Слишком много она принесла им горя.

Суровое время диктовало свои правила, и тогда среди мальчишек более всего ценились физическая сила, смелость и преданность своей улице. Эти качества следовало постоянно доказывать в стычках с чужаками и во время походов за военными трофеями. Последнее было сопряжено с большой опасностью. Неопытные мальчишки регулярно подрывались на лежавших в земле боеприпасах, калечились и гибли. Прошедшая война получала новые жертвы, а по городу плыли красные гробы. Это пугало, но страх оказаться трусом среди товарищей был ещё сильнее. Обычно, мальчишки играли в войну между «нашими» и «фрицами». Фрицами быть никто не хотел, и тогда приходилось бросать жребий. Случалось, в ход шли настоящие, пробитые пулями армейские каски и источенные ржавчиной части стрелкового оружия. Больше всего ценились найденные штыки: русские, узкие четырехгранные и немецкие, похожие на длинные ножи. В силу своего возраста, они едва ли осознавали, что их настоящие владельцы могли находиться в земле совсем рядом. Прошедшая война жила памятью взрослых, которая будила их по ночам, заставляя снова идти в атаку и умирать. Горя тогда хватило всем такой бездонной мерой, что в народе сложилось твёрдое убеждение: эта война должна быть последней, а всё остальное можно пережить и перетерпеть.

Однажды, много лет спустя, Николай Барков оказался в архиве военно-медицинского музея в Петербурге. Ему было нужно выяснить историю одного из родственников, который после ранения и тяжёлой болезни умер в военном госпитале. Так случилось, что в архиве тогда работала Марина Круглова, с которой они когда-то служили в одном полку. С её мужем, Вячеславом, его связывала давняя дружба.

Марина тогда подготовила ему две справки, которые помогали поиску места захоронения. Так у него появлялась возможность оказаться в закрытом от посторонних глаз хранилище, охраняемом женщинами с суровыми лицами. За красивым историческим фасадом госпиталя Семёновского лейб-гвардии полка находился самый обычный питерский двор c постройками из потемневшего от времени старого кирпича. Казалось, там ничего не изменилось за последние сто лет, разве обветшало больше. То, что когда-то было построено, со временем только меняло своё назначение. Говорили, что в помещениях этой части архива во время войны находился госпиталь для выздоравливавших красноармейцев. Другое соседнее здание, похожее с виду на бывшую конюшню, приспособили под морг. По слухам, во время блокады на госпитальном дворе даже хоронили умерших.

Они вместе поднялись на второй этаж и оказались в длинном помещении, в котором плотными рядами стояли высокие стеллажи с архивными документами. Все они были аккуратно упакованы и разложены на полках в строго установленном порядке. Барков подумал, что эти документы похожи на почтовые бандероли, ожидавшие своей отправки. Нет, здесь всё находилось на вечном хранении, а люди, к которым они имели отношение, почти все давно уже умерли. Вначале располагались медицинские документы военнослужащих получивших ранения, а чаще обморожения и переохлаждение в Зимней войне с Финляндией 1939–1940 годов. Дальше шли первичные учётные документы полевых медсанбатов периода Великой Отечественной войны. Здесь всё было подлинным: пожелтевшие и ставшие хрупкими от времени страницы медицинских карт, записки из солдатских медальонов и личные письма.

Он не удержался и попросил Марину что-нибудь посмотреть. Она положила перед ним документы, с которыми тогда работала. Николай в тот раз пережил настоящее потрясение. Показалось, что он заново открывал для себя участников этих событий. Барков увидел их совсем близко, будто знал лично. Эти люди были чем-то похожи на него и одновременно совсем другими. По крайней мере, они сильно отличались от тех, кого сегодня показывали в кино или изображали в книгах. Каждый раз получалась дистанция между реальными людьми и желанием о них рассказать. Иногда на это влияла идеология, желание что-то приукрасить или скрыть, намеренно или нет переписать окопную правду. Она всегда с трудом пробивала себе дорогу в литературе и искусстве, военную историю тоже часто переписывали. Кому-то из авторов просто не хватало смелости, таланта или профессионального чутья. Чем дальше от войны, тем меньше оставалось правды.

Совершенно точно, что в этих бумагах Барков не обнаружил ни одного героя, отливавшего монументальным блеском. Там были живые люди, со всеми своими достоинствами и недостатками. Они получали повестки в армию и крепко пили, поскольку не слишком надеялись вернуться. Позднее, в письмах домой они редко клялись в верности своим вождям и часто вспоминали о боге. Писали, что сильно соскучились по жёнам и детям, но им нужно добить врага в его логове. Из дома к ним приходили письма о пережитом ужасе оккупации. Люди умели радоваться малому: уцелевшей крыше над головой, картошке, с которой можно было дожить до следующего урожая. За этими простыми строками Баркову открывалось немало страшного. Эти люди говорили о смерти самым будничным языком, её уже не боялись, к ней привыкли.

Барков тогда посмотрел на Марину и подумал, что они с её мужем Славкой, давно отслужили в армии, «навоевались», а она здесь всё ещё «шла в бой». Марина разбирала события 80-летней давности, по крупицам восстанавливала их и находила потерянных на войне людей.

– Тяжело тебе здесь работается?

– А как ты сам думаешь? Есть вещи, к которым невозможно привыкнуть. Иногда такие истории открываются, что мы их здесь вместе обсуждаем. Потом бывает, что и дома работаю. Если честно, то первое время даже ночью спать не могла. Нет, если можешь привыкнуть и перестанешь чувствовать, то лучше сразу уходить.

– А много приходит запросов на поиски родственников?

– Они всегда у нас есть. Другое дело, что положительных результатов всегда меньше общего количества запросов. Знаешь, у нашей работы никогда не будет конца. На территории России и других государств, где Красная армия участвовала в боях, среди упокоенных советских воинов больше четырёх миллионов остались неизвестными.

Барков долго размышлял после этой встречи. Получалось, что можно было подвергать сомнению свои десятилетиями устоявшиеся представления. Кажется, он тогда не ошибся в выборе своей профессии, люди которой не строили дома, не растили хлеб и не учили детей. Они умели только воевать, и это было нужно их стране. В глубине своей души он всегда оставался сугубо штатским. Другое дело, что в сложной обстановке в нём просыпался совершенно другой человек, который каждый раз заставлял его действовать по-военному быстро и безошибочно. Говорят, что такое качество в командирах ценили подчиненные, им больше доверяли. В армии всегда кто-то должен брать ответственность на себя.

Тем не менее, выбор Николая стать военным можно было считать во многом случайным. Не служба Отечеству влекли его, осознание долга пришло к нему значительно позже. Пожалуй, на его решение больше повлияло желание стать независимым и самостоятельным. Учёба в военном училище позволяла быстро это сделать. Не последнюю роль сыграло и его желание выглядеть старше. Военная форма сразу делала взрослее года на два, и это добавляло шансов в отношениях с девушками. К тому времени у него уже имелся опыт безответного чувства к одной юной особе, которая обращалась с ним как с неоперившимся мальчишкой. Неудивительно, что из всех литературных классиков ему тогда ближе всех был Михаил Юрьевич Лермонтов. Николай на собственном опыте познал страдания поэта из-за невысокого роста, юношеской угловатости и жестокости неразделённой любви к светской красавице Катеньке Сушковой.

Своё решение поступать в Ростовское высшее военно-инженерное командное училище он тогда представил как поездку на Кавказ в действующую армию, под пули жестоких горцев. Это было не самым умным решением, но оно действительно возымело действие на предмет его обожания, юную очаровательную Наташку. Девушка пришла провожать Николая на вокзал со слезами на глазах. Там они поцеловались и обещали друг другу писать письма. Ничего путного из их романа не получилось. После окончания военного училища Николай уехал на южный космодром один, а она через год вышла замуж за моряка дальнего плаванья.