Куда едешь? И откуда ты? Эти вопросы в России задавали мне чаще всего, когда я останавливался на заправке, чтобы залить в бак бензин или забросить что – нибудь в постоянно пустой и ворчащий желудок, или на дороге, чтобы выкурить сигарету и размять ноги после долгих часов неподвижности за рулем. Или же, когда после целого дня в седле Веспы выбирал недорогую гостиницу для ночлега. Сначала требовалось какое – то время, чтобы понять, о чем меня спрашивают, но потом эти вопросы, сопровождаемые улыбкой и выражениями приветствия стали мне знакомы и сразу же понятны, и я радостно отвечал на английском, показывая уже пройденный маршрут, дорогу, оставшуюся до моей конечной цели – Магадана, маленького города в Восточной Сибири, у Охотского моря. Я перечислял этапы моего пути и каждый раз видел в глазах случайного собеседника и изумление от моего объяснения, и желание узнать больше. Меня это радовало и, прежде всего, удивляло тем интересом и вниманием, которыми меня удостаивали.

Я также спрашивал себя, что побуждало людей говорить со мной, подвергать этим приятным расспросам. Возможно, все объяснялось тем, что я приехал издалека и путешествовал по дорогам, которые считались трудными, один и на маленькой Веспе. Перед отъездом я и представить себе не мог такого приема со стороны русских. Это проклятое животное, называемое предрассудком, заставило меня поверить, что русский народ холоден, недружелюбен, закрыт и не очень – то расположен принимать незнакомца. В ходе моего путешествия, по всему маршруту, преодолевая тысячи километров, как в Москве, так и в Сибири, встречи с сотнями людей мало – помалу заставят мой разум открыться и рассмотреть доброжелательными и благодарными глазами народ, о котором я мало знал, несмотря на то, что Россия присутствовала в моей жизни, и особенно в юности, всегда жила во мне по причине политических взглядов и учебы в университете, где я начал изучать русский язык. На мое предубеждение повлияли также поступавшие в 90 – е годы на Запад новости о состоянии России после падения коммунизма и внезапного и травмирующего перехода к капитализму и свободному рынку с трагическими экономическими, социальными и политическими последствиями, которые в сотый раз подвергли русских невообразимым испытаниям, таким испытаниям, какие могли бы ожесточить сердце любого народа.

Кроме того, на меня негативно повлияла псевдонаучная теория о том, что холодный климат в северных широтах способен определить характер народов, делая его жестким, закрытым или даже враждебным для всех тех, кто не является местным. Путешествуя по этой бескрайней земле, пересекая почти безлюдные территории, я встречал улыбающихся людей, удивительно открытых и готовых помочь мне в случаях, когда я оказывался в беде. Маленькие и большие проявления доброты приоткрыли мне некоторые черты русского народа и дали основу, чтобы попытаться проникнуть в русскую душу и понять ее. И снова я получил подтверждение того, что путешествие действительно является способом преодоления предрассудков в отношении народа и помогает развить чувство близости и братства, которое соединяет и объединяет людей нашей планеты на любой широте, где волею судеб они родились и живут.

Есть два вида снов. Одни мы видим, когда спим, и утром от них часто не остается никаких воспоминаний. Но помимо этих мимолетных и ускользающих снов, которые истаивают без следа, есть сны, настолько реалистичные, что оставляют в нас воспоминания, знак, сладкое или горькое чувство, зависящее от того, что нам приснилось. И тогда может случиться так, что реальность будет походить на сон, и два этих плана перепутаются. Кальдерон де ла Барка, великий испанский драматург XVI века, описал волшебными словами зыбкую и запутанную границу между реальной жизнью и воображаемым миром.

В пьесе «Жизнь есть сон» принц Сигизмунд, после того как его заключил в тюрьму его отец – король, потому что один прорицатель предсказал, что сын станет жестоким тираном, подвергается испытанию – провести один день на троне. Как только Сигизмунд получает власть, он впадает в безграничную свирепость. По этой причине его возвращают в тюрьму, пока он еще спит. Проснувшись и размышляя о прошедшем дне, Сигизмунд верит, что ему приснился сон, и думает, что его пребывание в тюрьме – часть другого сна; и только тонкая ниточка воспоминания о любви к женщине, которая все еще живет в его сердце, связывает его с пережитой реальностью и оставляет в сомнении: «Мне снится, что я здесь, в этих цепях, а я мечтал быть в другом, более прекрасном состоянии. Что такое жизнь? Безумие. Что такое жизнь? Иллюзия, вымысел, тень. И даже величайшее благо малó; тогда вся жизнь – сон, а сны – это сны».

Каждый человек отражает в своих снах собственную жизнь, свои желания, страхи, свои радости и печали, потому что, как утверждает Сигизмунд: «… живой человек видит во сне то, что существует, пока он не проснется. Королю снится, что он король, он живет этим обманом, командуя, распоряжаясь, управляя. … Богатый видит во сне свое богатство, которое приносит ему столько забот; страдающему от нищеты бедняку снится его бедность; видит сны тот, кто начинает процветать; видит сны тот, кто ищет и бедствует; тот, кто пренебрегает и оскорбляет; и в конце концов, все видят сны о том, кто они такие».

Сны, которые почти всегда наполняют мои ночи, подтверждают мысль, выраженную принцем Сигизмундом: считая себя путешественником, я очень часто вижу сны о моих путешествиях, действительно совершенных или горячо желаемых.

Много лет подряд один сон напоминал о пережитом мной ранее в Мавритании. В 1997 году, после долгого путешествия на внедорожнике через Марокко и Западную Сахару, я находился в Нуадибу, в Мавритании. Чтобы добраться до столицы, Нуакшота, в те времена приходилось проехать по трассе вдоль побережья в часы, когда отлив освобождал от воды широкую полосу береговой линии, которую жаркое солнце в очень короткое время делало твердой и легко проходимой на внедорожнике (сейчас превосходный асфальт через пустыню соединяет эти два города). По пути в Нуакшот я проделал 170 км без каких–либо трудностей; показалось даже, что я на своем Ленд Ровере промчался по своего рода шоссе, настолько твердым и ровным был песок, обожженный тропическим солнцем в часы отлива. На обратном пути из – за механической неисправности я был вынужден поздно уехать из Нуакшота, с задержкой в два часа от начала отлива. Несколько часов я ехал спокойно, но потом вода стала подниматься и касаться левых колес машины, вызвав у меня некоторое беспокойство. В течение получаса прилив стал настолько высоким, что пришлось преодолевать большие участки пути в воде. Мое опасение быстро переросло в острую тревогу. Я осознавал, что если бы мой внедорожник остановился, то с каждой волной колеса все больше погружались бы в песок, и он постепенно поглотил бы автомобиль. Несмотря на закатывающееся солнце, сильный ветер и брызги воды, влетавшие в окно, которое оставалось открытым для лучшей видимости и ориентации, я продолжал ехать в надежде отдалиться от берега, что было невозможно, учитывая возвышавшиеся справа дюны: адская ловушка, кошмар!

Наконец, в полной темноте, полностью вымокший, с водой в салоне машины, я увидел разрыв между дюнами, предложенный мне провидением как неожиданная возможность вернуться и припарковаться на сухом песке и в отдалении от моря, которое тем временем приняло угрожающий вид! На следующий день я спокойно продолжил путешествие, хотя пережитые волнение и напряжение, казалось, еще не хотели меня оставить. Это приключение, очень часто возвращавшееся в мои ночи с впечатляющей явью, наполняло меня в каждом сне той же болью, что я испытал тогда в реальности, и, когда я просыпался, она еще чувствовалась и не сразу уходила.