– Позовите Надежду Павловну!
– Как вас представить?
– Галина Сергеевна.
– Я вас слушаю. Приезжайте к нам в «Светлановский» вечером, после работы, поболтаем, вы посмотрите модную одежду. Вам понравится, – голос Смирновой был приветлив и лишен суетной раздражительности, так присущей в наше время многим деловым женщинам. Завадской захотелось в другой мир, в мир красоты и модной одежды, в мир ярких и красивых женщин.
– Надежда Павловна, благодарю за приглашение, обязательно буду. Как раз заканчиваю работу, с удовольствием приеду, но с условием, что не буду в тягость.
– Приезжайте!
Завадская купила цветы у метро «Лесная» и довольно быстро добралась до универмага. «Ух ты, как в Америке! Я даже не слышала, что у нас открылся такой современный магазин одежды. Кафетерии, пальмы, дизайн! Я от своей работы с ума сойду, это точно! Ничего не вижу, ничего не знаю! Люди давно живут по другим законам, а я все при социализме обретаюсь…»
Она нашла нужный офис и уже через несколько минут пила кофе с Надеждой Павловной. Они весело болтали и смотрели на проходящих по лестнице покупателей. В универмаге было прохладно и уютно.
К столику подошла грустная женщина с меланхолическим выражением глаз, со скромной прической и совершенно без макияжа. Неуловимый, ускользающий образ… Смирнова о чем-то стала разговаривать с женщиной, а Завадская, не слушая их, молча курила и расслаблялась от тяжелого и суетного рабочего дня.
– Галина Сергеевна, не узнаете Тамару Львовну? – Смирнова смеялась и глядела на задумавшуюся Завадскую.
– Нет, не узнаю, – запинаясь, произнесла Галина Сергеевна.
– Я вас тоже не узнала, – улыбнулась Ватутина.
– Но вы совершенно в ином обличье. Другой образ… – Завадская окончательно растерялась.
– А вы думали, что я ежедневно сияю и блистаю? Нет, разумеется, – Ватутина опять мило улыбнулась. – Я – нормальный человек.
– Нет, нет, я так не думала, просто… – Галина Сергеевна опять запнулась.
– Что «просто»?
– Просто у меня сформировался совершенно иной образ, мало того что он сформировался, он еще и зацементировался и основался в прочный монолит. И вдруг… Совершенно другое выражение глаз, другое настроение, другая женщина… Я растеряна… Не люблю ничего непонятного! – Завадская искренне огорчилась.
Она и впрямь не любила ничего непонятного. Женщина-ожерелье прочно поселилась в ее сердце, как далекий и случайный образ незнакомки.
Но сейчас перед ней сидела другая женщина, из другого мира, не блистающего и яркого, а из страдающего и более привычного Завадской, чем мир в «Ла клубе». Оказывается, мир прекрасных женщин может страдать, а значит, жить!
«Да, да, богатые тоже плачут! Да нет, это нечто иное! В этой новой женщине чувствуются какие-то блоковские нотки, загадочные и неповторимые. Женщина-загадка! Кто же она?
Для чего ей украшения? Защитить себя, свой внутренний мир? От кого? От жизни? От быта? От любви?
К сожалению, от любви тоже можно скрываться за яркими украшениями, – Завадская вспомнила недавно прочитанное эссе из дамского журнала – цвет одежды и изящные вещицы могут многое поведать о самой женщине. – Ведь украшения не несут никакой практической нагрузки, но раскрывают внутренний мир женщины. Существуют четыре мотива, побуждающие женщину носить украшения: это – стремление к защищенности, к престижу, к красоте и призыв к противоположному полу. У Тамары Львовны не чувствуется стремления к престижу, она не похожа на выставку бриллиантов. Пожалуй, стремление к защищенности и красоте. Хотя, может быть, я и ошибаюсь, – подумала Завадская. – Мягкая и не защищенная в своей открытости женщина, закрывает себя украшениями, как восточная женщина скрывает под паранджой свои прелести. Все внимание окружающих приковывается к блесткам и бусам, а это означает, что лица не видно, имеется в виду, настоящего лица.
Как сказали бы в народе, – «от сглаза». В любом случае душа такой женщины стремится к гармонии и эстетическому совершенству.
Ну хорошо, а ты? Ты почему никогда не носила украшений? – Завадская усмехнулась. – Хотелось, чтобы ценили прежде всего личность, без лишних аксессуаров.
Не хотела отвлекаться от работы, да и возможности таковой не имелось. Хороша бы я была в таких украшениях в засаде на промороженной лестнице.»
Завадская зябко передернула плечами, вспомнив, как однажды уснула на лестничной ступеньке, сидя в ожидании, пока откроется дверь в притоне наркоманов. Проснулась от громкого, свистящего шепота взбешенного коллеги: «Галька, кончай храпеть!» Завадская никогда не имела привычки храпеть, а тут, видно от усталости и напряжения, случился грех… Вспомнилась многолетняя работа – вечная спешка, вечная гонка за незримым врагом, иногда придуманным. Какие тут, к черту, макияж и бусы?
– Галина Сергеевна, мы с Надеждой Павловной приглашаем вас на открытие нашего женского клуба. Мероприятие состоится в «Олимпии». Придете? – Тамара Львовна ласково тронула Завадскую за руку.
– Н-не знаю, – неуверенно произнесла Галина Сергеевна, – нам, в общем-то, нельзя по таким злачным местам болтаться. Тем более мне. Я на виду в моем Департаменте, вечные слухи, сплетни…
– В свете нужно бывать обязательно, – убежденно проговорила Смирнова, – иначе зачем все эти наряды, украшения?
– Да у меня и украшений нет вовсе, просто не люблю такие балы, редко посещаю, – Завадская уже хотела пойти в «Олимпию». А уж если ей захочется…
– Приходите – слухов не нужно бояться, – Вашутина улыбнулась и посмотрела в глаза Завадской.
«Глаза у нее бездонные, словно океан. Только непонятно, какой это океан – океан страданий или, наоборот, счастья…
Наверное, хлебнула горя на своем веку, – Галина Сергеевна твердо решила выйти в свет. Посмотреть на Тамару Львовну еще раз, может быть, она разгадает ее.
Это профессиональная привычка, не может успокоиться, пока не найдет истину. – Профессия живет в тебе, и не видно ей конца. Ведь думала – уйду с работы и закончится этот вечный поиск истины во всем. В конце концов это против Бога – искать истину. Есть нечто дьявольское в этом неистребимом желании – искать истину…
В женщине нет истины! Это закон! Женщине нужно все прощать, вот – истина. Ой, всели нужно прощать?»
У Завадской было сложное отношение к женскому вопросу. Отработав много лет с женщинами криминогенной направленности, она была уверена, что все знает о них. И вот – вышел казус! Оказывается, не все знает.
«Мир не состоит из криминогенных женщин, есть женщины другие, тебе непонятные. То есть загадочные? Да, загадочные…
И чем скорее ты разгадаешь их, тем легче тебе будет жить. Ведь все порочные и преступные женщины продолжают жить в тебе, в твоей душе.
России необходим феминизм как таковой. Женщины должны осознать свое место в обществе и обрести чувство собственного достоинства. Тогда их мужья не будут алкоголиками, убийцами, ворами и наркоманами.
Может быть, существование таких клубов в этом странном и холодном городе разбудит в остальных женщинах стремление к другой, яркой и красивой, жизни, где нет пороков и грязи, а взамен яркие украшения.
И неважно, какими мотивами будут руководствоваться женщины, чтобы носить эти украшения, – пусть это будет призыв к противоположному полу, пусть стремление к престижу, к красоте, к защищенности…»
Завадская утвердительно покачала головой:
– Да, я пойду в «Олимпию», на ваше мероприятие!
Казино «Олимпия» находилось по соседству с Большим домом, на Литейном проспекте. Соседство интригующее и захватывающее…
«Эх, при Сталине бы…» – зло качали головами прохожие, уныло бредя мимо сверкающего огнями дьявольского места, сплошь окруженного дорогими иномарками. Из автомобилей выпархивали разряженные и хорошо пахнущие женщины, девушки, дамы. Их можно было различить – дамы выходили спокойно, неся в себе всю важность положения своего или мужа.
Женщины без спутников торопились, скрывая истинное положение вещей. Они знали, что казино не посещают без мужчины. Так было принято в дореволюционной России. Девушки никого не боялись, ничего не скрывали – они спешили жить…