– Очень хочу! – обрадовалась Завадская.

– Когда рухнул коммунизм и началась «перестройка», в моей семье нечего было есть. Дома я мастерила всякие безделушки, заколки, шпильки, клипсы и ходила продавать на рынок. Рынок в то время был грязный и ужасный. Там продавали всё, начиная от наркотиков и заканчивая щенками и змеями. Все было грязно и ужасно. Я стояла на отдельном пятачке, долго его выбирала перед тем, как занять, чистенькая, причесанная и модная. Ко мне сразу подходили и все раскупали мгновенно. Те женщины, которые приходили торговать на рынок немытые и нечесаные, в надежде на жалость и сочувствие, так ничего и не смогли продать. Вот вам и пример. Красота везде спасает. Даже от голода!

– То есть уже в те времена вы занимались маркетингом? – засмеялась Завадская.

– Да, как хотите, это называйте. Я поняла, что внешний вид имеет огромное значение для продавца украшениями. Ведь торговала-то я бижутерией, в переводе – красотой, – в свою очередь, засмеялась Вашутина.

– Значит, и у вас были «злые» времена? – вздохнула Завадская.

– А как же! Все как у всех! – радостно ответила Вашутина, словно она не хотела выделяться из толпы обреченных.

Рядом ждала вторая грядка с клубникой. Если ее почистить, то летом будет хороший урожай. Маленькая Соня будет счастлива. Девочка любит клубнику со сливками. Хороший вкус! Тамара Львовна не жалела, что решилась на позднего ребенка.

«Ребенок придаст творчеству остроту, а самой матери – обновление, – размышляла она в период беременности. – Ребенок – это обновление мира!

Старый мир отживает, отшелушивается, на смену приходит новый росток. Он привнесет в жизнь другие украшения и другие ожерелья», – так думала Тамара Львовна, когда лежала на родильном столе. Она случайно встретила взгляд старой акушерки, взгляд, полный осуждения, мол, пора бы и на покой, а ты детей плодишь…

И уже через две секунды после размышлений о новых ожерельях она родила на белый свет дочь, полностью похожую на себя, такую же орущую и удивленную.

Дочь дала ей второе дыхание, после рождения Сони Тамара Львовна сочинила серию украшений для Парижского показа мод. Серия украшала подиумы Парижа в течение сезона, украшения шли нарасхват. Парижские модницы спешили в магазины, выбирая лишь салонные украшения «Адмирал».

Тамара Львовна вздохнула – спина затекла. Но если она выдерет старые корни на второй грядке, настроение у Федора Ивановича будет отменным.

А это означает, что в семье будут царить покой и благоденствие. Она любила, когда в семье все ладилось: и Соня не капризничает, и Федор Иванович удовлетворен старообрядным укладом в их доме. В таком настроении можно придумать еще серию украшений, тем более что в Париже начинается сезон дефиле и показов высокой моды.

Но память упорно возвращала Ватутину к телефонному разговору с Завадской. Эта женщина пробудила в Тамаре Львовне воспоминания не очень лицеприятные. Не хотелось ей вспоминать тягостные моменты жизни: одиночество, развод с первым мужем, поиски себя и работы.

Не совсем так. Себя она нашла в детстве. Она еще не знала, что такое ювелирная работа, но подспудно готовила себя именно к ней.

После окончания школы она тайком забрала документы из железнодорожного техникума, куда ей велела поступить ее «железнодорожная» родительница. Забрать-то забрала, но куда пойти?

Вспомнила, что одна из одноклассниц, по фамилии Тальберг, поступила в ювелирное училище, чтобы продолжить династию по линии отца.

Так Тамара оказалась перед дверями училища от «Самоцветов». Прием документов закончился. Двери были заперты.

Тамара долго стояла на крыльце, пока мимо не прошел какой-то мужчина. Тамара уцепилась ему за пиджак и убежденно стала рассказывать о своих стекляшках и бусинках, найденных ею еще в поселке Семрино. Мужчина в первый момент, попытавшийся освободить пиджак, прислушался. Особенно его заинтересовала история о пуговице, утерянной незадачливым мушкетером.

Мужчина оказался мастером училища. Когда-то он пытался сам стать ювелиром, но все места в ленинградских ювелирных мастерских были заполнены до окончания двадцатого столетия, а может, и двадцать первого.

По крайней мере, так казалось в восьмидесятые годы. «Перестройкой» еще не запахло, диссиденты сидели по тюрьмам, а за незаконные операции с золотом приговаривали к расстрелу.

Так и стал он мастером в училище. В душе художником…

Душой он принял маленькую Тамару и помог ей.

Принял ее документы, оформил ученицей. Вел ее по трудной дороге обучения, когда у юных подмастерьев не хватало терпения шлифовать бесконечные «цыганские кольца», обтирать их часами ветошью, доводя до нужного блеска, он объяснял, что это и есть ремесло ювелира.

Терпение и внимание, скрупулезность и точность, а главное, чувствительность рук. Руки – это основной инструмент ювелира. Руки должны быть ухоженными и чистыми, тонкими и нежными.

Все это было у Тамары. В отличие от своих соучеников по училищу, она могла часами терпеливо оттачивать и без того отточенные детали. Тамара знала, что после окончания училища она будет работать на «Самоцветах», а там поток изделий. Годами надо будет сидеть над одной деталью от клипсов, одних и тех же, что и двадцать, тридцать лет назад. И так неизвестно, сколько лет впереди…

Навыки она получила отличные, главное, что ей хватало терпения и выдержки сидеть над одним изделием. Все у нее получалось быстро и красиво.

При этом она понимала, что место в ювелирной мастерской ей «заказано», в плохом смысле этого слова. Там уже все рассчитано на других, менее талантливых и менее одаренных. Чьих-то наследников. Да, да, места ювелиров переходили по наследству.

Помогло чувство юмора. С этим тоже нужно родиться: если нет его, чувства юмора, неоткуда ему и взяться. Тамара справилась с безысходностью.

Тамара Львовна опять усмехнулась. За воспоминаниями она не заметила, как вычистила от корней вторую грядку. Красота!

Главное, Федору Ивановичу понравится. Ювелирная точность в размещении клубней, как у опытного садовника какого-нибудь английского лорда.

«Так в чем секрет моего успеха? Интересно, что он не дает покоя досужим людям. Говорить и злословить будут всегда, особенно если человек чем-нибудь выделяется. Неважно чем, но выделяется. Значит, не надо об этом думать. О досужих разговорах, разумеется».

– Секрет успеха? В целеустремленности? Не знаю, – вслух произнесла Ватутина и испугалась. Сама с собой заговорила, надо же…

«Нет, секрет в другом! Бог помогает. Мне всегда Бог помогал. Без его помощи мне бы не встретился мастер в училище. Без его помощи я бы не сделала ни одной вещи».

Все свои вещи Тамара помнила, даже те, что продавала на рынке в перестроечные годы. Они оставались в ее памяти навсегда, жили в ней, помогая создавать новые украшения. Крылышко от бабочки, повернутое немного не в ту сторону, – и уже другая вещь, другое настроение. Скольких женщин она сделала счастливыми! Скольким женщинам подарила радость! А это дело Божеское!

Тамара Львовна была набожна, вместе с тем суеверна. Все это уживалось в ней, создавая образ незащищенной и страдающей женщины. От этого ее поделки и творения носили характер легкий и изящный.

Она знала свою слабость, эту уязвимую незащищенность. Федор Иванович знал. Защищал, как мог, от житейских бурь и напастей.

Он любил ее, как редко любит мужчина свою жену. Любил, как произведение искусства, хрупкое и уязвимое.

Поэтому и требовал от нее староукладности в быту, считая, что в это спасение ее тонкой и нервной души.

Завадская взглянула на часы… Слава Богу, рабочий день закончился. Сейчас домой, на Адмиралтейскую набережную, за книгу. Ужин сегодня легкий: рыба с лимоном, сок и чай. Ах ты черт, нужно еще заехать в сало сделать маникюр.

Никогда не любила украшений, но прическа, маникюр и все остальные процедуры, что делают современную женщину женщиной, Завадская исполняла с солдатской точностью. Словно приказ выполняла внутренний.