Площадь густо заполнена народом. В воздухе витают запахи мускуса, выделяемого разгоряченным мужским телом, лавандового и розового масел, которым умащивают свои тела продажные женщины. Ночная жизнь Иерусалима кишит странными созданиями. Тут и жаждущие вина и развлечений мужчины, и ярко накрашенные женщины, надеющиеся заполучить богатого купца, и астрологи, предсказывающие судьбу по звездам, и колдуны, торгующие амулетами и оберегами, которые снимают порчу и сглаз, и хироманты – читатели людских судеб по линиям рук. На небольших столиках разложены предметы колдовства и гаданий, возле них на приземистые стульчики присаживаются желающие узнать свою судьбу, и предсказатели подробно рассказывают, что тех ожидает. Среди толпы прогуливаются и состоятельные торговцы, и страждущие добраться до их тугой мошны профессиональные воры; рыскают в поисках заказчика, прикрыв голову капюшоном, быстрые на расправу наемные убийцы, и конечно, сумасшедшие пророки, предрекающие всему этому порочному миру скорую гибель.
Продажные женщины с вызывающим видом прохаживаются в толпе мужчин, кокетливо стреляя сильно подведенными глазами в надежде поймать ответный взгляд – и заработок. Но я не хочу лишать их заработка. Мне нужен всего один мужчина, молодой, одинокий, сильный, как лев. Я становлюсь у стены дома, так чтобы находиться в тени, вне круга света, падающего от факела, прикрепленного у двери ночного кабака, откуда доносятся хриплый смех, выкрики и визгливый хохот гулящих женщин. Я знаю, что не останусь незамеченной, я просто стою и жду. Первым ко мне подходит толстый купец, богато одетый, уверенный в себе, наверняка у него тугая мошна. Заговаривает со мной. Хочет провести со мной ночь. Я коротко отвечаю «нет!». Раздосадованный, он уходит прочь, бурча под нос оскорбления. Но это меня не волнует. У него толстая, противная, как и он, жена, шестеро детей и почти не осталось мужской силы. Он для меня бесполезен.
Следом приближаются двое солдат и пытаются уговорить меня пойти с ними. Обещают хорошо заплатить, говорят, что у них много денег. Но я знаю, что у них есть семьи, а денег нет. И что там, куда они хотят меня заманить, ждут еще три солдата. И я говорю им «нет!» Они с руганью и проклятиями отходят. Вдруг один из них, впав в ярость, возвращается и хочет ударить меня. Но это невозможно. Я молча смотрю на него, и поднятая для удара рука бессильно падает, как плеть. Солдат с криком отскакивает от меня и испуганно убегает. У него еще долго будет болеть рука, которую он пытался поднять на меня.
Еще один торговец, потом ремесленник. Наконец ко мне приближается тот, кого я ждала, и становится напротив. Это прекрасный юноша, сильный и гибкий, как молодой лев. Он одинок, его переполняет витальная сила, и он готов заплатить. Он уверен в себе и даже не подозревает, что мне нужны не деньги, а он сам. Потому что я ночной ветер. Я – Лилит.
Он окидывает меня оценивающим взглядом, и я ему улыбаюсь. Участь его решена. Сегодня я буду с ним. Глаза мои загораются зеленым огнем, от меня исходит животный жар желания. Мой жар обволакивает его, и теперь он готов следовать за мной на край света. Я беру его за руку и веду за собой.
Он не спрашивает, куда я его веду, он готов следовать за мной хоть в геенну огненную. Мы подходим к запертым городским воротам, он дает стражникам несколько серебряных монет – и нас выпускают из города.
В лунном призрачном свете мы идем по серебрящейся, выложенной камнем дороге, и я напеваю песню, в которой прекрасный юноша встречает прекрасную деву и готов идти за ней на край света. Возле дороги стоит одинокий дом, и юноша с удивлением говорит, что никогда прежде не замечал этого дома. Я только тихонько смеюсь в ответ, беру его за руку и веду во двор. Стены дома увиты виноградом, во дворе журчит фонтан, источающий прохладу. На террасе горят светильники. Мы располагаемся на подушках возле низкого стола, и безмолвные слуги приносят нам удивительные вина и разнообразные яства. Потом мы проходим в дом. Мое ложе покрыто драгоценными тканями, полы устланы великолепными коврами. Светильники освещают комнату неверным светом. В углах тлеют курильницы, распространяя пряный аромат.
Я начинаю раздеваться, и обезумевший от страсти юноша заключает меня в свои объятия. Я не сопротивляюсь. Я отвечаю страстными лобзаниями на его лобзанья. Я буду любить его ночь напролет. Мы будем подкреплять наши силы сладким вином, и ласки наши будут чарующими и незабываемыми. Я буду сверху. Я всегда буду сверху. Я выпью до капли его мужскую силу и заберу в плен его душу. А когда наступит утро, этот иллюзорный дом исчезнет, и мой любовник очнется в оливковой роще на подстилке из одуряюще пахнущих трав, и всю оставшуюся жизнь будет искать и звать меня: «Лилит! О, Лилит! Вернись ко мне. Приди ко мне снова. Я готов умереть, лишь бы встретиться с тобой! Встретиться и умереть в твоих объятьях!» Но призывы его будут тщетны.
И тут–то, на самом интересном месте, меня выдергивает из параллельной реальности назойливое верещание мобильника. Не досмотреть такой сон!! Ну, какому кретину может прийти в голову звонить в такую рань?! Я смотрю на часы. Впрочем, не такая уж и рань – половина двенадцатого. А у кретина есть имя собственное: на экране высветилось «Андрей». Ох, уж этот Андрей!.. Похоже, мой крест на всю оставшуюся жизнь. Я усмехаюсь, выключаю мобильник и продолжаю нежиться на диване. Какой удивительный и чарующий сон!.. Я прикрываю глаза и мысленно вижу комнату иллюзорного дома Лилит. Вижу антикварные медные курильницы и даже, кажется, ощущаю запах будоражащих тело и дух благовоний. Но сон есть сон, он тает и истончается, как мокрая папиросная бумага, несмотря на то, что я пытаюсь его удержать и запомнить как можно больше деталей: какую–то библейских времен, но чрезвычайно женственную одежду Лилит, внутреннее убранство помещения, роскошные ковры. Увы, другая реальность испаряется, и я снова в здесь и сейчас и испытываю сильнейшее раздражение к бывшему любовнику, позвонившему так некстати.
Странные существа эти мужчины, размышляю я. Взять хотя бы того же Андрея. Сделал мне предложение – я отказала. Имею на это право? Имею. Так какого черта было устраивать спектакль с самоубийством и прыгать с моста?! Ведь на самом деле едва не погиб. И чего добился?.. Конечно, жаль было дурака – но оценить подобный поступок я не в состоянии. Во–первых, потому что не люблю психопатов. И, во–вторых, это же типичный шантаж, психологический, конечно. Я на него так рассердилась, что даже в больнице ни разу не навестила. Не заслужил. Да и ни к чему затягивать отношения, которые закончились. Надо рвать разом и навсегда. Слава Богу, он выздоровел, так что смертоубийства на моей совести нет. Но если бы и не выздоровел – я бы тоже не мучилась. Он сам так решил.
Потом мы долго не виделись, он женился, ребенка завел – ну так наслаждайся жизнью, радуйся. Чего тебе теперь–то не хватает?! Наши отношения, дорогой, мысленно говорю я ему, закончились в тот момент, когда ты собрался на мне жениться. Это было твоей роковой ошибкой. Ну, почему, почему мужчины считают, будто замужество – предел женских мечтаний?.. Вот уж право счастье: выйти замуж, сделаться домработницей, няней и гувернанткой собственных детей, да еще и зарабатывать деньги на пропитание, как рабочая лошадь – воистину «мечта мечт»! Так ради чего я должна ограничивать свою свободу?! Ради постоянного мужчины в постели? Или ради его денег, если таковые имеются? А может – из страха остаться одной?.. Вот уж это мне не грозит! Мужчина будет у меня всегда, стоит захотеть. Я же предпочитаю оставаться свободной, как ветер. Любые узы, пусть даже невидимые, вроде замужества – для меня страшные путы, с которыми я тотчас начну бороться, пытаясь высвободиться, разрушая все преграды.
Ощущение безграничной внутренней свободы жило во мне всегда. Не осознавая этого, в юности я пыталась быть как все. Но это оказалось иллюзией. Однажды мое глубинное «я» восстало и смяло, сломало, как тростинку, выработанную социумом стандартную модель поведения молодой девушки, которую я тогда примеряла на себя, – тем самым изменив мою судьбу до неузнаваемости. Особенно ярко моя истинная натура проявилась в тот переломный момент, когда я, наконец, решила стать женщиной. То есть решилась впервые переспать с мужчиной. И решение это было вполне осознанным, рациональным, исключающим влюбленность и тому подобные глупости. Хотя, возможно, рациональным оно представлялось мне тогда, в юности, а на самом деле в нем присутствовало нечто иррациональное, мифологическое, сродни ритуалу дефлорации, производимой в полнолуние с молитвами и песнопениями в каком–нибудь древнем языческом храме среди кипарисов, пальм и олив.
