– Оно, вероятно, вас несколько шокировало…

Ну, милый мой, мне и не с такими шокирующими вещами приходилось сталкиваться.

– Дело в том, что… В общем, я, собственно, не считал нужным скрывать от кого-либо… в том числе и от Аллы Викторовны, что желал бы быть на месте Серегина…

Ну, ясное дело! Товарищ Каморный – человек честолюбивый…

В общем, он, как и следовало ожидать, был о себе довольно высокого мнения и считал ниже своего достоинства «сидеть у Серегина в подчинении». После исчезновения шефа сотрудники стали косо смотреть на него, тем более что накануне своего приезда Серегин позвонил Каморному и сообщил, что договор уже подписан, все дела улажены и завтра он прилетает домой. Вот. Возвращается. А поскольку разговор этот состоялся вечером, ни директора, ни секретарши Аллочки, то есть Аллы Викторовны, на работе, естественно, уже не было, Вениамин Анатольевич все доклады решил отложить на потом, раз к обеду Серегин обещал прибыть в «Горностай» самолично. Утром он, конечно, доложил кому следует о разговоре с шефом, но, когда выяснилось, что Серегин исчез, Каморный попал под подозрение не только у сотрудников милиции, но и у своих собственных сослуживцев, так как только он один знал о приезде Леонида Павловича. Вот ведь беда какая.

В конечном итоге Каморный пожалел Серегина, потому как в душе не желал тому ничего плохого, и выразил надежду, что произошло какое-то недоразумение, что Леонид скоро отыщется и все будет хорошо.

Вот и все, что я узнала.

Гораздо интереснее было бы, если бы выяснилось, что Серегин случайно узнал о многолетней связи своей жены и Каморного. Могла бы тогда иметь место такая сцена: обуреваемый ревностью, Леонид Павлович в неистовстве хватает пистолет (а еще лучше – духовое ружье) и с воплем: «Убью его, ее и себя!» начинает с себя.

Но ничего подобного в действительности не было.

На следующий день я проснулась с тяжелой головой. Голодная и злая. Настроение – хуже некуда. Всю ночь снилась жуткая красавица Маргарита Васильевна, журналистка, которая учила меня жить.

Кстати, Каморный тоже снился мне. Слащавый такой. Противный. «Не виноватая я, – говорит. – Он сам пришел». Собственно, на Каморном мой ночной кошмар и прервался.

Я встала, пошлепала в кухню и начала копаться в холодильнике.

Так вот о Каморном. Или этот человек прекрасный актер, или он действительно ни в чем не виноват. Да и есть ли у господина помощника веские причины для убийства шефа?

Странно я изъясняться начала. Аллочка так влияет, что ли?

Так есть или нет? Вообще-то – вряд ли. Хотя кто его знает? «Мой метод прост: брать всех под подозрение…»

Но сотрудники-то должны его знать. Просто так подозревать не будут: дыма без огня не бывает.

Что это меня на цитаты потянуло? Не к добру все это, определенно не к добру. Какие только мысли не придут в голову на голодный желудок!

А может, он весь из себя порядочный и не виновен вовсе… О ком это я, о желудке или о Каморном? Запуталась совсем.

Стоп! Думается мне, что от голодного бреда, на который были похожи все эти мысли, можно избавиться только одним способом. Поэтому – сначала кофе, завтрак, контрастный душ, а уж потом все остальное.

В следующий мой визит в фирму «Горностай» меня заинтересовал «Экспериментальный участок» – владения некоего Андрея Семеновича Тулузова. Вернее, не участок, разумеется, а его хозяин.

Как мне позже удалось выяснить, до прихода в «Горностай» Тулузов работал на фабрике пошива верхней одежды. Но с началом перестройки и ускорения дела на фабрике шли все хуже и хуже, производство сократилось настолько, что пошивать верхнюю одежду для граждан стала лишь третья часть работников. В общем, милейший Андрей Семенович оказался, как говорится, не у дел. Пробовал работать в нескольких фирмах с громкими названиями. Но одни фирмы просто-напросто развалились, от других только эти самые названия и остались, что в принципе одно и то же, а в третьих, Тулузову самому отчего-то не нравилось зарабатывать на хлеб насущный. В общем, нигде он, горемычный, долго не задерживался, пока не очутился в «Горностае». Здесь милейший дядечка внезапно почувствовал себя как рыба в воде и развернулся, как мне сказали, «на полную мощь своих сил и способностей».

И вот я стояла и стучала в дверь «Экспериментального участка». Никто не отвечал. Тогда постучала сильнее. Результат тот же. Повернулась к двери спиной и что есть силы лягнула ее, обшарпанную. Я дверь имею в виду. И едва не упала.

– Можете обернуться, – насмешливо сказали сзади.

Я вздрогнула. Возмущенно оглянулась.

В проеме двери, опираясь рукой о косяк, стоял высокий красивый мужчина на вид лет эдак тридцати пяти.

– Вы… Почему вы… – я аж дара речи лишилась.

– Сударыня, вы чуть не ударили меня своей очаровательной ножкой, – мужчина улыбнулся.

– Почему вы сразу не открыли? – перешла я в наступление.

Меня молча взяли под локоток, но я резко вырвала руку, мы вошли в комнату, и я уселась в вертящееся кожаное кресло, как только это было мне предложено.

– Честь имею представиться – Андрей Семенович Тулузов. Чем, простите, обязан?

Нахал.

Тулузов бесшумно прикрыл дверь, подпер спиной тот косяк, на который только что опирался рукой, и встал напротив меня в позе Наполеона.

– Могу я спросить, прекрасная незнакомка, как вас зовут?

Кот мартовский.

– Частный детектив Татьяна Александровна Иванова, – отчеканила я как можно строже.

Он и бровью не повел. «Частный детектив» не произвел на хозяина экспериментального цеха – или участка, мне все равно, – ни малейшего впечатления. Ну и пожалуйста. Ну и подумаешь.

И неожиданно для себя добавила:

– Можно просто Таня.

Зачем сказала? Глупая женщина…

А хозяин участка театральным жестом притронулся к воображаемой шляпе и слегка поклонился.

– Весьма признателен за оказанное доверие. Так чем могу быть полезен?

Пренеприятный мужик. Самонадеянный. Но обаятельный. И, кажется, довольно милый. Породистый.

Спохватилась: «О чем думаю?» И тогда коротко объяснила, для чего, собственно, явилась пред светлые очи господина Тулузова.

– Разумеется, с согласия вашего начальства.

Мой визави пожал плечами и предложил кофе.

– Спасибо, не откажусь.

Как выяснилось, кофе он варит сам, и довольно умело.

– Курите?

– Да.

– Могу предложить…

– Нет, только свои.

– Сожалею, – он обворожительно улыбнулся. Без тени сожаления.

Ловелас.

– Не желаете ли взглянуть на новые модели?

– Потом, если можно.

– Шубку по особому заказу сшить не хотите? Могу посодействовать. Совершенно бескорыстно.

– Благодарю.

Внезапно я поймала себя на мысли, что этот котяра из человеческого племени играет со мной, как его сородич из племени животного – с мышью.

Так… Я пришла сюда по делу, вот делом и надо заниматься. А то уши развесила, растаяла, как Снегурочка…

И этот хорош: мур-мур-мур, мяу-мяу. Лев местного пошиба.

Я резко перевела разговор на Серегина. Тулузов помрачнел: по всей видимости, «мур-мур-мур» ему ближе и приятнее.

Как я и ожидала, о приезде Леонида Павловича он заранее ничего не знал.

– Мне сказали только об его исчезновении, – сказал он. – Странно, работал мужик, работал – и вдруг… Может, он бабу где-нибудь завел?

Знаю я этот тип мужиков: «Где бы что ни говорили, они все одно сведут на баб».

– А бабу, по-вашему, можно завести, как собаку? – довольно раздраженно спросила я.

Тулузов ухмыльнулся и произнес:

– Извините.

Я не услышала раскаяния в голосе. И попросила:

– Продолжайте, пожалуйста.

– Да чего продолжать-то? Жалко мужика. Если бабы здесь ни при чем, то… жалко. С ним работать было – сплошное удовольствие. Алка опять же сама на себя не похожа… То есть Алла Викторовна, простите. Секретарша. Вы знакомы с ней?