– Захоронение? – Чуть слышно прошептал он.
– Похоже на то. – Так же тихо ответила ему я – Ужас какой-то. Ты руками не трогал?
– Оля! – Сакатов с укоризной посмотрел на меня – Да я сразу же, как это заметил и крикнул тебе, стал подниматься отсюда. У меня просто всё внутри похолодело.
– Понятно. – Ответила я и снова стала рассматривать прядку светлых волос.
Я хотела дотронуться до неё, но мою руку буквально пронзила, от плеча до кончиков ногтей, резкая и быстрая боль, как разряд тока. Я отдёрнула руку. Непонятно, неужели никто никогда этого не видел, за все сто лет? Словно услышав мои мысли, Сакатов сказал:
– Как это осталось незамеченным? Тем более, рядом со спуском.
– Да, странно.
– С другой стороны, если бы на дне не было луж, мы бы с тобой тоже сейчас камушки разглядывали. И стены бы разглядывали не с этого спуска, а со дна провала. Смотри, кругом камни разноцветные, как специально раскиданы по дну.
– Наверное. Теперь я думаю, что мне не просто так показали тех малышек.
– Что именно тебе показали? – Спросил Сакатов.
– Пошли отсюда. Там, наверху, расскажу.
Мы поднялись из провала, сели на дерево, на котором я до этого сидела, и я рассказала своё видение. Сакатов слушал, уставившись на носок своих ботинок, сосредоточенно, сдвинув брови. Потом сказал:
– Знаешь, я можно сказать с первых твоих слов понял, в чём дело. Родная дочь и падчерица. И мачеха избавилась от падчерицы.
– Выкопав огромный котлован? – Скептически усмехнулась я – Она, конечно, женщина здоровая, в теле, но такую яму женщине пришлось бы копать лет десять. И ещё, посмотри вокруг. А где та земля и камни, которые достали из провала? И вообще, я считаю, что этот провал не люди выкопали.
– Оля, при чём тут копание ямы? Я говорю про колдовство. Не люди, конечно, его выкопали, это и так понятно. Что я думаю. Здесь произошло жертвоприношение, как ни бесчеловечно это бы не звучало. Или сама мачеха была колдуньей, или отдала свою падчерицу другой колдунье, или колдуну, который принёс её в жертву. Понимаешь, девочка и провал каким-то образом связаны между собой! Тут произошло что-то настолько противоестественное, дикое, что образовался этот провал.
– Интересно. И может даже ты прав.
– Да-да! И эта история не закончена. Тебе ещё покажут её продолжение.
– Сакатов, я ведь не сериалы смотрю, и второго сезона может и не быть. Скорее всего, нам самим придётся додумывать остальное. Надо нам в деревне у стариков спросить, жили ли когда-то в деревне две сводных сестры – Галя, и … – Я задумалась – Кстати, имя Ксанка, это какое полное имя?
– Ксанка? Ксения, Александра, Аксинья.
– Вот и спросим про Галю, Ксению, Аксинью, Александру.
Мы встали и пошли по тропинке к деревне. Сакатов отстал. Потом он меня догнал и радостно сказал:
– Чужая! Ты поняла? Чужая! Имя Ксения означает чужая!
– Ну и что, мы и так поняли, что девочка Ксанка чужая той женщине.
– Но в этом ещё заложен какой-то смысл. Даже имя у девочки говорящее. Оля, это какая-то очень важная история. Настолько важная, что много лет она не забывается. Мне кажется, провал поэтому и не закрывается. И ещё одну девочку затянул он к себе. Может, Ксанке одной скучно там, где её держат, поэтому, чтобы её развеселить, ей хотели подарить подружку.
– Ну, ты и здоров на пустом месте такие сказки придумывать! – Я пошла дальше – А зачем тогда Наталья Михайловна понадобилась Ксанке?
– Не знаю, пока не знаю. Но я чувствую, что мы идём с тобой в правильном направлении. И по лесу, и по своим рассуждениям.
Мы снова вернулись к дому Марии Кондратьевны, где к нам подошла очень старенькая бабушка, представилась Валентиной Тарасовной, и пригласила нас на обед к себе. Мы так поняли, что Валентина Тарасовна и была той самой Валюшкой Кривошеевой, подругой Марии Кондратьевны, и сестрой погибшего Вити Кривошеева. Она привела нас к себе домой, накормила борщом, и что совсем неожиданно для деревни, отрезала нам по куску торта «Наполеон», который сама и испекла. Хоть и неожиданно, но очень вкусно!
– Валентина Тарасовна, а у вас в деревне, случайно, не было двух сестёр, скорее всего, сводных, одну из них звали Галиной, а другую Ксанкой, или Ксенией, или Александрой, а может Аксиньей? Только это было давно, ещё до революции, скорее всего. – Спросил её Сакатов, откинувшись на спинку стула и попивая чай из огромной кружки.
– Эк, милый, до революции! – Валентина Тарасовна развела руками – Да я положу вон полотенце, повернусь, и уже не помню, куда его положила! Какая уж тут революция! Ты знаешь, вам надо с Иваном поговорить, он у нас самый грамотный, про всех всё знает, даже летопись деревни начал писать. А может и уже дописал. Всех фронтовиков записал, потом в Москву свои записи отправил. Не он сам, конечно, а его сын, Вадик, но ему ответ пришёл, с благодарностью. Может, он тебе что и скажет. Вот, к вечеру коров пригонит в деревню, и сходите к нему, он на Лётчиков живёт. Дом с синими ставнями, не ошибётесь. Вы сейчас оставайтесь у меня, отдохните тут, а я обратно пойду, сейчас батюшко приедет. Тебя Ольга зовут? – Спросила она меня, и я кивнула – Ты со мной в комнате будешь спать, вот на диване тебе постелю, а Алексею на веранде, там у меня внуки любят спать, хорошо там, прохладно. Отдыхайте, не стесняйтесь. Тут у меня суп стоит, если проголодаетесь. Торт в холодной казёнке, на полу, найдёте.
Она ушла, а мы с Сакатовым разошлись по своим диванам, решили отдохнуть немного. Я даже задремала. Я очень надеялась, что мне приснится что-нибудь ещё, в продолжение истории с сестрами Галей и Ксанкой, но я спала без сновидений. Проснулась я оттого, что зазвонил мой телефон.
– Оля, этот нытик мне все нервы истрепал, к вам просится, на какой-то провал смотреть. Что там у вас? – Загрохотал у меня в ухе голос моего двоюродного брата Ильи – Какие двери там висят в воздухе?
– Он ведь тебе, наверное, всё рассказал, что я тебе второй раз буду повторять! – Ответила я, зевая – Что тут происходит, мы сами ещё не разобрались. Может там, в провале, бес сидит. Если Дениска тебя всё-таки уговорит сюда ехать, лучше завтра с утра приезжайте. Бабушка, к которой мы ехали, умерла, нас самих на птичьих правах подселили к её соседке, так что вам тут даже негде будет ночевать. У нас тут новые обстоятельства появились, пусть мне Дениска позвонит, я ему всё расскажу. Так вы приедете завтра?
– Чёрт бы вас побрал с Сакатовым и с вашим бессинарием! Завтра же у всех нормальных людей рабочий день!
Дениска сразу же мне перезвонил, и я ему рассказала и про провал, что мы там увидели, и про моё видение. Как я поняла, Дениска всё-таки уговорил отца, и завтра они с ним с утра к нам приедут. Я встала и заглянула на веранду к Сакатову.
– Что, Илья приедут? – Спросил он.
– Скорее всего, да. – Ответила я – Ну что, пошли Ивана Лепихина встречать.
– Так рано ведь ещё!
– А что нам мешает его прямо на пастбище расспросить?
– Если он ведёт записи, так они, скорее всего, у него дома. Лет ему, как и Валентине Тарасовне, много, он может всё это в голове уже не держать, поэтому будет надёжнее, если он в записи будет свои заглядывать.
– Как ты тактично его в склерозе заподозрил! Но ты прав, лучше к нему домой прийти. Пошли тогда, на руку деревянную взглянем.
Мы вышли из дома, перешли дорогу и зашли во двор Марии Кондратьевны. Во дворе стояла «Лада», на которой приехал батюшка. В доме мы услышали его приятный баритон, который не могли заглушить даже громкие голоса местных старушек. Я присела на лавочку, а Сакатов подошёл к аккуратно сложенной стопке серых досок, которые и были, видимо, когда-то, тем злосчастным сеновалом. Он обошёл стопу и удовлетворённо хмыкнул, достав из-под досок свёрнутый серый мешок. Он заглянул в него, и кивнул мне, чтобы я подошла. В мешке лежала деревянная рука. Она представляла собой вытесанный круглый черенок с пятью отростками, которые отдалённо напоминали пальцы, и которые были обожжены. Длиной рука была с полметра.
