В 1932 году один из ученых специалистов-евгеников прямо заявил следующее:
«Нет никакого сомнения, что если бы в Соединенных Штатах закон о стерилизации применялся бы в большей мере, то в результате меньше чем через сто лет мы ликвидировали бы по меньшей мере 90 % преступлений, безумия, слабоумия, идиотизма и половых извращений, не говоря уже о многих других формах дефективности и дегенерации. Таким образом, в течение столетия наши сумасшедшие дома, тюрьмы и психиатрические клиники были бы почти очищены от своих жертв человеческого горя и страдания.
Адольф Гитлер распространил этот принцип не только на пауперизированный и преступный мир, но и на целые народы. По его приказам стерилизовали умственно больных, преступников, а также евреев, цыган и т.д. Но стерилизации оказалось недостаточно и тогда в ход пошла эвтаназия – блаженная смерть или благостное убийство. По приказу Гитлера физически уничтожались умственно отсталые граждане Германии, а затем и других стран, в том числе и на оккупированной территории Советского Союза.
«Ну и что?» – спросите вы. Все это т.н. негативная евгеника, а профессор Преображенский – сторонник евгеники позитивной, улучшающей, прогрессивной. Дорогие друзья, уже сам факт истребления Шарикова в конце повести показывает, что увы, профессор Преображенский и его верный ассистент Борменталь не были чужды негативной генетики – истребления лиц не соответствующих известным параметрам. И по своим воззрениям, увы, профессор Преображенский вполне вписывается в идеологию социал-дарвинизма.
К чему такие соблазнительные биологические экскурсы?» – могут спросить меня просвещенные читатели. Отвечаю: в силу той страшной биологической революции, которую мы наблюдаем. В силу грандиозного развития биотехнологий, генной инженерии, огромных успехов медицины и биологии в целом с одной стороны. И в силу потрясающей общественной безнравственности и преступной глупости в этом вопросе – и не только за рубежом, но к сожалению и у нас в России. В девяностые годы как дикую нелепицу я выслушивал рассказ одного архимандрита о его православном друге в Америке, тяжело страдавшем от своего начальника, который решил стать… начальницей. Но сейчас в Государственной Думе пресурьезно дебатируется возможность о внесении закона о замене двух полов – мужского и женского на…пять. «Что это значит?» – спросил один недалекий депутат. «То, что в Госдуме будет пять туалетов» – ответили ему. Да, как справедливо заметил профессор Преображенский, разруха не в клозетах, а в головах граждан. Добавим, в этой головной разрухе Филипп Филиппович поучаствовал изрядно.
Ведь начинают революцию благостные профессора и писатели-«старики в душистых сединах», интеллектуалы – разные там человеколюбы Руссо, Толстые, Милюковы, Дарвины, Вороновы и Ивановы. Ее лишь заканчивают мясники типа Фуше и Ягоды, уголовка вроде Клима Чугункина или местечковая шушера, наподобие Швондера. И сын кафедрального протоиерея Преображенский – символ. Как духовной подготовки революции, так и февраля 1917 года.
Вероятно, многие читатели вознегодовали на меня за бездоказательное обвинение профессора Преображенского в социал-дарвинизме. Ну что же, время представлять доказательства.
Вот фрагмент из диалога Борменталя и Преображенского:
«Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого. Доктор, человечество само заботится об этом и в эволюционном порядке каждый год, упорно выделяя из массы всякой мрази, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар».
Итак, для Преображенского человечество делится на мразь и гениев. Мразь тоже нужна, но она вроде навоза, на котором произрастают гении. Чем не социо-дарвинизм?
Родя Раскольников вероятно тихо закурил бы в кустах от зависти, услышав слова профессора Преображенского, поскольку булгаковский герой подвел под его деление мира на «обыкновенных», пребывающих в законопослушании, и «необыкновеннных», – тех, кому закон не писан, мощное теоретическое обоснование – биологию и законы наследственности. И в этом достопочтенный профессор следовал известной традиции, прежде всего английской, которая, в конечном счете, привела к Гитлеру и гитлеровскому геноциду. Как считает британский ученый Пол Хейз, «именно английские социал-дарвинисты подарили своим нацистским последователям оправдание…». По мнению Хейза именно британский биолог Бенджамин Кидд установил взаимосвязь между естественным отбором (упорным выделением по профессору Преображенскому) и процветанием нации – эту идею, с незначительными изменениями, перенял у Кидда гитлеровский идеолог Альфред Розенберг. Из киддовской «науки о власти» Гитлером были усвоены представления о «закономерностях», в соответствии с которыми сама природа при помощи механизма «социальной наследственности» низводит какой-то народ до уровня «низшей расы» – причем эту «социальную наследственность» может регулировать и государство, и напротив – возводит до высшей. По мнению Хейза, самое сильное и самое продолжительное влияние на фашистов оказало расистское направление социал-дарвинизма, которое создал Карл Пирсон (бывший колониальный чиновник, а затем – до 1933 года – профессор евгеники в Лондоне), ратовавший за «борьбу расы против расы и выживание сильнейшей расы».
Ну а то, что для профессора Преображенского не только люди, но и народы и расы не равны, показывают следующие его слова, веющие нескрываемым презрением в адрес собственного народа: «Двум богам нельзя служить! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких-то испанских оборванцев! Это никому не удается, доктор, и тем более людям, которые вообще, отстав от развития европейцев лет на двести, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные штаны!»
Отметим, что советский опыт показал, что возможно. Поскольку испанским детям во время гражданской войны 1936-39 г. помогали, в том числе, и простые советские граждане, из тех, кто подметали трамвайные пути. А насчет отставания от европейцев.... Известный экономист Тьерри в 1913 году писал: «Еще 20 лет и Россия перегонит в своем развитии все страны мира». Но если мерить все Европой и смотреть на мир европейскими глазами, исполненными расистского русофобского презрения, то можно и не такое сказать.
Характерен эпизод, когда профессор Преображенский выказывает свое отрицательное отношение к благотворительности, отказываясь пожертвовать полтинник на детей Германии: «Хочу предложить вам, – тут женщина из-за пазухи вытащила несколько ярких и мокрых от снега журналов, – взять несколько журналов в пользу детей Германии. По полтиннику штука.
– Нет, не возьму, – кратко ответил Филипп Филиппович, покосившись на журналы.
Совершенное изумление выразилось на лицах, а женщина покрылась клюквенным налетом.
– Почему же вы отказываетесь?
– Не хочу.
– Вы не сочувствуете детям Германии?
– Равнодушен к ним.
– Жалеете отдать полтинник?
– Нет.
– Так почему же?!
– Не хочу.
Помолчали.
– 3наете ли, профессор, – заговорила девушка, тяжело вздохнув, – если бы вы не были европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом, – блондин дернул ее за край куртки, но она отмахнулась, – лица, которых, я уверена, мы еще разъясним, вас следовало бы арестовать.
– А за что? – с любопытством спросил Филипп Филиппович.
– Вы ненавистник пролетариата, – горячо сказала женщина.
– Да, я не люблю пролетариата, – печально согласился Филипп Филиппович и нажал кнопку».
Можно, конечно, прочитать этот текст и так, что профессор Преображенский поступает так, чтобы отшить Швондера со товарищи полностью и окончательно, чтобы «умереть» для них. Но в первой части мы уже говорили о приверженности профессора Преображенского евгенике и идеям Гальтона. Так вот, с точки зрения Гальтона, социальные институты, такие как благотворительность и психиатрические больницы в демократическом обществе в высшей степени вредны, ибо позволяют худшим людям выживать и размножаться быстрее представителей элиты, и если не исправить эту ошибку, то общество скоро будет наводнено «худшими» людьми. Дарвин прочитал работу своего кузена с интересом и посвятил несколько разделов своей книги «Происхождение человека и половой подбор» обсуждению идей Гальтона, в которой согласился с целым рядом его идей.
