Славка слегка качнулась, будто хотела обнять, но не сделала этого, спросила с нескрываемой надеждой в голосе:

– Ты не мог?

Крис стиснул зубы, хотел солгать, хотел выкрутиться и наконец-то обнять Славку, но под этим пристальным колючим взглядом выронил всего одно слово:

– Мог.

Славка отклонилась, её глаза вспыхнули и расширились. Крис по инерции протянул руку, желая её коснуться и успокоить, но сказать больше ничего не успел, Славка больно и неожиданно толкнула его в грудь, он потерял равновесие и, пролетев по воздуху, рухнул в объятия Капиляпы. А когда вынырнул и отплевался, Славки уже не было ни на берегу, ни на дереве.

На следующий день Крис устроился на летнюю подработку. С ними пошла и Маша, правда, не в платье, а в прежней мальчишеской одежде, но даже в ней выглядела непривычно женственно. Их приняли без вопросов и определили в пару. Миха и Витёк остались на прежнем поле, а их отвезли к годовалым кварталам, разбитым за маслобойней. Они ходили в поле по очереди с большой амбарной тетрадкой. Если в ряду не хватало куста, ставили крестик и отмечали номер. Если не хватало двух кустов, что случалось гораздо реже, на листе появлялось два крестика. Вроде работа была несложная, даже монотонная, но необходимость внимательно считать не позволяла проваливаться в мысли. До вечера они бродили от лесополосы к лесополосе, спотыкаясь об огромные комья земли и укрываясь от солнца распахнутой тетрадью.

С краю леса, недалеко от кладбища, поставили длинный деревянный стол, именно туда в обеденный перерыв свозили всех работников винодельни. Когда накладывали еду в алюминиевые миски, Крис поймал взгляд Витька и сразу же отвернулся. Они оба вспомнили его маму – кулинарную фею и предводительницу котлетной флотилии. Витёк стиснул зубы, всхлипнул и едва не пролил на себя борщ. Крис громко поставил тарелку и во всеуслышание заявил, что неделю назад угнал машину. Пока его закидывали вопросами и требовали рассказать подробности, Витёк успел доесть свою порцию и вернуть себе равнодушный вид.

Между сменами в поле Крис собрал подсушенные косточки абрикоса, сложил их в коробку из-под печенья и отнёс к домику лесника. Здесь присутствие Славки угадывалось во всем: глиняных фигурках на пне, блестящем новом замке и букете повядших одуванчиков.

На следующий рабочий день он взял с собой бутылку воды и кепку. Машка тоже обзавелась шляпой. Она охотно делилась с Крисом своими планами, много говорила, будто её раздражала тишина, но большую часть дня они проводили порознь. Пока один сидел в тени деревьев, другой бродил в полях. Передавая тетрадь, они хлопали друг дружку по ладони и менялись. До этого года Крис вообще не отделял Машку от деревенской компании и даже не задумывался, что у неё есть какие-то планы, мысли и желания. Впервые они так много общались наедине, и уже к концу второго рабочего дня он понял, что нравится ей совсем не по-дружески. Она пыталась это скрыть, шутила невпопад и слишком уж явно терялась, когда Крис проявлял банальные правила вежливости: уступал ей место за столом и приносил обед им двоим, а не только себе.

Когда пришёл очередной общий для них выходной, Витёк объявил:

– Сегодня идём на свадьбу. В обед перекроем улицу, а вечером сходим на саму гулянку.

– Нужно малышню собрать.

Витёк растянул губы в улыбке.

– Я уже трёх сопляков нашёл. Ещё парочку – и достаточно.

Крис не знал, что значит «перекрывать дорогу», он вообще не планировал участвовать в этих развлечениях, наблюдал за ребятами немного свысока. Местным это не помешало вытребовать плату за проезд к дому невесты. Правда, жених попался психованный, сначала он разогнал малышню, а потом сжалился и одарил дешёвыми конфетами и парочкой мелких купюр.

Витёк забрал часть денег и пересчитал.

– Вот жлоб. Сразу видно городской, не чтит традиции.

Миха тоже покачал головой.

– Неприятный он какой-то, не повезло старшей Емеленой.

– Теперь уже не Емеленой, – напомнил Крис.

Он пошёл на турники, а ребята – по домам. Встретились только вечером. Крис не хотел идти, но рубашку выгладил и вымыл кроссовки. Когда пришёл Витёк, он лежал на кровати, лениво листая взятую в библиотеке книгу.

– Ты чё, не готов ещё?

– Я ещё думаю, идти или нет.

Витёк снял со стула отглаженную рубашку и кинул Крису.

– Машка тебя сегодня заласкает, так что иди.

Крис поднялся.

– Это скорее антипричина.

Витёк воровато оглянулся.

– А ты уже пробовал?

Казалось, Витёк только об этом и думал, и говорил. Его накрыло гормональной волной, притушив важность всех остальных событий, не связанных с сексом.

– Нет, – Крис довольно быстро придавил желание солгать, он получал какое-то извращённое удовольствие от острой правды. – И с Машкой точно не хочу.

– Странно. Она красивая.

Крис не стал спорить или что-то объяснять, молча надел рубашку и пригладил волосы.

«Свадебный» дом легко узнавался издалека – самый яркий и обвешанный воздушными шарами. От начала улицы до самых ворот на обочинах дороги стояли машины, украшенные лентами и пластиковыми цветами. Музыка грохотала так громко, что басы ощущались даже за пределами Первого моста, сойки, барсуки и белки попрятались в дальних уголках леса.

Их встретила женщина в жёлтом платье и с алым ртом, расцеловала в обе щёки. Витёк чуть сильнее ссутулился, Миха вежливо поздоровался, ни капли не смутившись от такого радушного приветствия:

– Здравствуйте, тёть Вер.

– Здравствуй, Мишаня. – Она повернулась к Крису. – А это чей?

– Бабы Любы внук.

Тётя Вера, не церемонясь, оглядела Криса.

– Островский? Надо же. Такой светленький, милашечка. Вообще не их порода.

Виноградную беседку изнутри обвесили коврами, и двор превратился в шкатулку с мягкими стенками. К коврам пришпилили шарики, собранные в соцветия по три штуки, и плакаты, нарисованные гуашью. Корявые, яркие, с поучительными цитатами: «Это ж надо так влюбиться, что решили пожениться» или «У хорошей тёщи зять не бывает тощим».

Женщина проводила их к длинному столу, вместе с двумя другими они образовывали букву «П». Центральной перекладиной был стол жениха и невесты – с золотыми цветами и трёхъярусным шоколадным тортом. Между столов образовалась пустая площадка, где суетливо бегал тамада. Взмыленный, лохматый, с «хвостом» в виде задравшейся на спине жёсткой новенькой рубашки.

Тётя Вера огляделась и поймала за руку девушку в белом переднике.

– Кать, сюда неси три чистые тарелки и бокалы, – повернулась к Витьку, потрепала по впалой щеке, – и шампанское за счастье моей Аллочки.

Тут же засуетились нарядные женщины, поменяли посуду и наполнили им бокалы. Крис не ел, слушал шумного пошловатого тамаду и понемногу цедил шампанское.

Витёк к Миха вели себя просто и естественно, а Крис чувствовал себя так, будто ему не выдали инструкцию к деревенской свадьбе, не объяснили, когда и как отвечать и когда улыбаться. Витёк жадно и торопливо ел, Миха аплодировал каждому тосту, Крис рассматривал людей и читал надписи на плакатах. За спиной на столе с чистой посудой обнаружился цинковый таз, доверху заполненный хворостом, тут же на полотенцах рядами выстроились разноцветные сахарные шишки.

Тосты перемежались конкурсами и танцами. Лавки за их столом то и дело пустели. Тамада вытаскивал молодёжь в центр двора, заставляя то перекатывать яйцо из брючины в брючину, то хлопать шарики, прижимаясь бёдрами. Витёк тоже участвовал, один раз он попытался вытащить в круг танцующих пухлощёкую девчонку с толстыми косами, но она отбилась от его назойливости и снова замерла на краю лавки, готовая убежать в любой момент. Её хмурое лицо сильно выделялось на фоне нетрезвой веселящейся толпы, но большинство старались её игнорировать, чтобы не портить себе настроение. Вот и Крис заметил, что, оглядывая двор, словно перепрыгивает через неё, не цепляясь за её насупленные брови.

Упав на лавку после очередного конкурса, Витёк осушил бокал с шампанским, будто с водой.