Она засмеялась и протянула ему стакан с тёплым чаем.

– Я туда не хожу.

Лука бросил на неё короткий взгляд.

– Не пускают?

– Не проверяла. Мама никогда там не была, и мне там нечего делать.

Лука допил чай Славки, стаканчик смял и бросил в ближайшую урну.

– Ещё по одному?

– Давай.

Лука ушёл за чаем, Славка ждала его, сидя на краю колодца, и снова ловила снежинки. На варежках они долго не таяли и позволяли себя рассмотреть. Подняв взгляд, она вздрогнула, и невольно наклонилась вперед. В нарядной толпе мелькнула светлая макушка Криса. Она спрыгнула на снег, взгляд заметался от лица к лицу и наткнулся на веснушчатые щёки Луки. Он протянул ей горячий стакан и упёрся бёдрами в край колодца.

– Ты чего такая взъерошенная?

– Увидела знакомое лицо, – она тряхнула головой, – показалось. Да и что ему тут делать?

– Кому? – Он на секунду замялся и добавил уверено: – Крису?

– Да. Ещё и без шапки. Дурак замёрзнет.

Лука задумался, сделал несколько обжигающих глотков и спросил прямо:

– Слав, он тебе точно не нравится?

Она замолчала. Сама уже не раз обдумывала странные эмоции, которые вызывает Кристиан. Произнесла уверено:

– Точно не нравится. Я уже говорила тебе, да, он необычный и над слэком буквально летает. Мои чувства к нему очень сильные, но далеки от любви. Гораздо ближе к ненависти и страху. Хотя за что мне его ненавидеть, из-за чего бояться? Это тяжело объяснить, похоже на родовую память.

– Родовую память? Типа вражды Монтекки и Капулетти?

– Скорее лисы и дикобраза. Ну, смотри, десять поколений лисиц пытались напасть на дикобраза и каждый раз получали иголками в нос. Лиса из одиннадцатого поколения никогда не видела дикобраза и не натыкалась на его иголки, но точно знает, что подходить нельзя, будет больно. Вот и с Крисом как-то так. Я даже не хочу знать почему. Раз интуиция визжит и семафорит, нужно бежать. С ним даже не поговоришь, как с тобой, обо всём на свете и уютно не помолчишь. Об него разобьёшься и поранишься.

– Понятно. Просто ты как-то слишком много о нём говоришь.

Славка отлепила взгляд от шевелящейся разноцветной толпы и, повторив про себя слова Луки, нахмурилась.

– Вот слова о нём больше не скажу!

Какое-то время молча пили чай, Славка невольно скользила взглядом по лицам людей и сама же на себя злилась. Лука рассматривал сверкающие огни. На его нос упала крупная разлапистая снежинка, он фыркнул, а Славка склонилась и сняла снежинку губами.

– Я тебя люблю, и меня злит, что ты постоянно сватаешь мне Кристиана. Будто пытаешься от меня избавиться.

Лука вздохнул.

– Мы уже об этом говорили.

– Я тебе противна?

– Ты знаешь, что нет, – Лука залился румянцем. – Но лгать тебе не могу. Я себе сам противен, понимаешь? Я тебя не люблю, но сплю с тобой. Получается, я тебя использую.

Славка широко улыбнулась, чмокнула Луку в щёку.

– Ничего ты меня не используешь. Я же не против. И вообще, ты никому не изменяешь. Разве нам плохо вместе?

– Хорошо.

– Ну вот.

– Но, Слав…

Она выпрямилась, посмотрела прямо:

– Повторю, последний раз. Я тебя люблю. Но, если ты встретишь ту самую, я уйду в сторону, унижаться не буду. Но пока ты один, я тебя не отпущу. Может, ты просто ещё не понял, что я твоя единственная.

Она обхватила его лицо ладонями и поцеловала. Сначала легко, будто ждала его реакции. Лука не сопротивлялся, замер, а потом ответил на поцелуй. Чуть отстранившись, выдохнул облачко пара.

– А как же Лиля? Может, это она моя единственная?

Славка отрицательно покачала головой.

– Нет. Она твоя первая и какая-то дурная привязанность. Даже не верится, что у вас ничего не было. – Она снова поцеловала его и, стянув варежку, забралась рукой под куртку и свитер. – А ты у меня во всём первый.

Поездка в Старолисовскую вернула Славке покой и уверенность. Она твёрдо решила не видеть Криса и не позволять ему выходки в духе новогодней. В принципе, ничего между ними не было, один поцелуй. У него своя жизнь, у неё своя. Учатся они на разных курсах, в институте почти не пересекаются, в парке он последнее время не появляется, без визитов в «Выдру», где обычно зависает его компания, она легко обойдётся, ещё и денег сэкономит. Тем более сейчас появилась другая причина для переживаний – экзамены. Сразу после них начнётся новый семестр и новые предметы. А в начале февраля состоится олимпиада по педагогике среди факультетов, и декан записал её в команду. Славке льстила такая вера в её способности, но она решила напроситься к Малике на консультативные чаепития.

На первый план выпятилась необходимость вернуть Людмиле Георгиевне спокойствие и помочь побороть сжирающее её чувство вины. Мама уверяла, что стереть его невозможно, но у Славки есть преимущество – она умеет проникать в чужие сны. Славка впервые подтёрла стыд в октябре на турслёте, правда, после соревнований ни разу не видела Стаса и не знала, получилось ли окончательно сломать хребет его повторяющемуся сну. В любом случае нужно пробовать, а не сидеть сложа руки.

Славка долго подступалась к снам Людмилы Георгиевны, почти два месяца она кроила их направо и налево, безжалостно вырезала персонажей и добавляла новых. Победить не удалось, разве что немного успокоить. Страхи подчинялись ей, она лепила кошмариков так же легко, как пластилиновых монстров, вытягивала нити и сплетала кружево снов, а что делать с виной не знала, даже не могла её нащупать в слоях подсознания. Вина скрывалась. Как говорила Зофья: плотно сплеталась с личностью, потому и не вынималась без последствий.

К концу января она хотела оставить свою затею и продолжить еженощно подчищать сны, чтобы мама Луки хотя бы высыпалась, но, увидев очередной горящий рояль, плеснула на него морской водой, окатив при этом и саму Людмилу Георгиевну. Рояль зашипел и покрылся волдырями, словно обгоревшая кожа, завоняло палёными перьями, сразу же стихла надрывная трагичная музыка. А утром Людмила Георгиевна проснулась обновлённая и непривычно говорливая. Лука сразу заметил в маме изменения, но приписал заслуги психологу. Славка ничего не сказала, затаилась и решила понаблюдать. Пока не верила, что у неё получилось утихомирить клокочущее чувство вины. Слишком это было просто, возможно, позже проклюнутся последствия, нужно быть начеку.

Лука перестал сторониться Славки и раскладывать кресло. Теперь они, не скрываясь, ложились в одну постель, но никогда не забывали про шпингалет. Днём они практически не виделись, учились в разных институтах и оба подрабатывали, а в конце февраля Славка нашла себе ещё одно занятие. Оказалось, кошмариков можно лепить не только из пластилина и не только кошмариков. Теперь она приходила домой поздно вечером и не всегда приставала к Луке, часто засыпала уставшая, просто обняв его и уткнувшись носом в огненную макушку.

Новое занятие появилось случайно, не без помощи Макса. Обычно Славка звонила ему на выходных, но чаще это делал он. Раз в неделю на экране высвечивалось имя «Тахго», и она сразу же брала трубку. Макс как-то быстро приучил к тому, что он её старший брат и приглядывает за ней на расстоянии. Он словно играл новую интересную роль, непривычную и важную. Ему нравилось советоваться с ней и немножко поучать. А ей нравилось ходить в его сны. Яркие, перламутровые, словно крылья бабочки, не всегда пристойные, но наполненные сочными эмоциями и всегда необычные даже без её вмешательства.

Славка вышла из института, с удивлением поняла, что скоро весна. Февральские окна распахнулись во всю ширь, впустив в город солнце и искрящуюся синеву неба. Пахло не просто свежестью, а новорождённой зеленью. Лука обещал, что ещё вернутся морозы, март часто был холоднее, чем декабрь, но Славка уже дышала весной.

Завибрировал телефон, она нащупала его, догадываясь, что услышит Макса, и не ошиблась.

– Привет, Бурая Лягушка. Что, у вас там солнце есть?

Славка зажмурилась, ощущая скользящие по щекам лучи. На лягушку не обиделась. Максим постоянно придумывал ей прозвища на индейский манер, она отвечала ему тем же.