По лицу Сорок Пятого пробежала тень, словно он не хотел вспоминать, что случилось дальше, но не мог остановиться, раз уж начал говорить. Сколько же лет он не рассказывал об этом?

— Симптомы казались неопасными, а смертность не выходила за пределы нормы. Но вакцину еще не вывели, а потому, мы полгода слонялись в открытом море на судне с инфицированными без связи с большим миром. Когда бы появилось лекарство, мы должны были выпустить их в мир.

Сорок Пятый замолчал.

— Когда вернулись, — голос его пугающе изменился, — никого… почти никого не осталось в живых. У меня… у всех ребят были семьи, у меня — дети. Си четыре сожрал всех.

Он опустил взгляд, устало потерев ладонью лоб.

— Через три дня нас нашло то, что осталось от командования. От них мы узнали, что на границе, где проводилась зачистка, си четыре не исчез, а попал в лёгкие какого-то китайца. Тот разнёс болячку по своему городку. Сначала ее принимали за новый вид гриппа с более высокой смертностью, и ввели обычные меры карантина. Это потом вирус мутировал до того состояния, в котором был способен убивать массово. А тогда делать что-то было уже бесполезно. Верхушка ушла в бункеры, нас отправили на передовую — проводить зачистку на территории страны.

С последними словами в голос Сорок Пятого вернулась прежняя сила.

— И всё из-за одного жадного мудака!

Я вздрогнул, так неожиданно сменилось выражение лица этого спецназовца. Мне показалось, он готов меня убить.

— Чего? — пробормотал я.

— Всего один жадный мудила на нашей стороне забил на карантин, дал на лапу таможеннику, чтобы скататься в заражённый город за партией товара для своей рыночной лавки! Когда узнали, что си четыре вышел за пределы Китая, было поздно — его побрякушки разошлись по городу, кто-то улетел в Питер, оттуда за границу и понеслось.

Сорок Пятый смотрел сквозь меня, сжав кулаки.

— Одно радует — ублюдок сдох первым.

Спецназовец тяжело дышал, медленно приходя в себя. Я старался не делать резких движений. В вечерней прохладе медленно остывали его слова.

— Теперь я здесь, а ребята из моего отряда где-то еще, — уже спокойнее заговорил Сорок Пятый. — На днях пришли результаты проверки на вирус…

— Так вот что сбросили с того самолета!

— Не только. В посылке была взрывчатка и инструкции. Отправив носителей искать сброшенный с самолета груз, я заложил заряды. Убедившись, что все сидят у компьютеров, исполнил указания руководства.

— Указания руководства? — я выступил вперед, на мгновение забыв о страхе. — Ты поубивал кучу людей, поганый ты ушлёпок!

Челюсть Сорок Пятого с силой сжалась, превратив губы в неровный шрам.

— Это война. Мы бьёмся за каждого, в ком нет заразы.

— Да ты…

— Хватит! — Сорок Пятый вступил в круг желтого света, заставив меня шагнуть назад. — Больше нечего обсуждать. Ты едешь со мной. На аэродроме у нас временная база. Оттуда тебя отправят в резервацию, к остальным.

— К остальным?

— Я уже три года исследую города, ищу выживших.

Значит, ты мне гнал насчет «единственных чистых»?!

— Я останусь здесь, — твёрдо заявил я, нащупав рукой топорик.

— Ну что за люди?! — горько усмехнулся спецназовец. — Даже под страхом вымирания вы неспособны соблюдать элементарные правила! И еще мне приходится убеждать таких баранов, как ты, что ваша жизнь чего-то стоит.

Я приготовился отбиваться, но Сорок Пятый просто смотрел мне в лицо, словно не замечая, как напряглись мои руки, да и сам я весь подобрался.

Прошла минута, может больше.

— У меня нет инструкций на этот счет, — шумно выдохнув, заявил он. Затем развернулся, натянул шлем и завёл мотор. — Главное, не уходи из города.

Сорок Пятый перекинул ногу через мопед, газанул пару раз, и затарахтел к дороге. Я ожидал чего угодно, только не этого.

8

Ночевал я на улице — кормил комаров в парке Победы на лавочке. Заснул, когда небо начало светлеть, а проснулся, когда солнце припекало из зенита. Всю ночь я размышлял над услышанным, прикидывал, насколько это правда. Не мог перестать думать об этом. Всё перебирал и перебирал в голове сказанное Сорок Пятым.

Вряд ли он стал бы врать в такой ситуации.

Отчасти я его понимал. Я помню то время, когда впервые рассказали о Старичке Си. Тогда мало кто парился по поводу нового гриппа. Объявили карантин, ввели штрафы, выбесили всех, устраивая панику по ТВ — типа сидите дома, протирайтесь спиртом и носите маски в общественных местах. Никто не воспринимал С-4 всерьёз, потому что смертей почти не было. Ну и на периферии особо не предохранялись — очаги-то были далеко, в Китае, да в Европе. А вирус, пока ученые изобретали вакцину, «пробовал на вкус» наш белок, изменялся и учился нас убивать. Тогда-то и появились носители. Уж не знаю, Старичок Си их выбрал или так случайно получилось, но они не умирали и переносили С-4 бессимптомно, заражая ничего не подозревающих друзей, родных и просто встречных. А потом бомбануло…

Раз за разом этой ночью я возвращался к въевшемуся в мозг воспоминанию — вспышка огня и вылетающие из окна ошмётки вещей Алёны.

Как только пришел в себя после сна, одиночество и пустота навалились с новой силой. Я слишком привык к этим людям, к носителям, пусть и никогда не видел их вживую (ну, кроме Алёны). Что бы там ни говорил этот спецназовец, они не виноваты, что заразились и не умерли. Никто не виноват…

…кроме, разве что, того урода, что в зараженный город поехал, да тех, кто собирался эпидемию намеренно устроить…

Невыносимо горько было осознавать, что я снова один. У меня внутри будто одеревенело всё, потеряло чувствительность, отмерло. Я смутно ощущал, что эта корка скрывает нечто живое, но готовое прогнить до основания. Надежду на прежнюю жизнь грубо вырвали, повредив нутро. Впервые в жизни я почувствовал, что Старичок Си стоит позади, занеся свой грязный топор над моим затылком.

Ветер перебирал первые опавшие листья, как ребенок, играя с ними на центральной аллее. Сидя на скамейке, я согнулся пополам, опустив ладони к земле. Внизу, рядом с порванной кроссовкой, копошилась жирная муха. Непонятно почему, она не могла взлететь — только жужжала, переворачиваясь с крылышек на лапки и обратно. Минут пять я наблюдал, как она без устали кружится, ползая в пыли. Она напоминала меня в первый день возвращения из «горного отпуска». Мне было так же страшно, и я не понимал, что вообще происходит.

Я протянул палец к букашке, и та задергала лапками, пытаясь убежать от неминуемой смерти. Осторожно, будто прикасаясь к хрупкому мыльному пузырю, я поднёс подушку пальца, позволив ухватиться за нее.

— Теперь ты будешь жить со мной, — ласково произнес я, посадив муху на плечо.

Она в ответ благодарно зажужжала, стряхивая с прозрачных крылышек дорожную пыль.

— Назову тебя Машкой. Что скажешь?

Муха промолчала, ощупывая хоботком лёгкую болоньевую куртку.

Тогда я еще не знал, что мне не придётся коротать век на пару с насекомым, что Алёна осталась жива после взрыва — так торопилась на встречу со мной, что выскочила из квартиры сразу, как отметилась в чате — что Сорок Пятый отправил за мной команду из трёх человек, которая без шума и пыли должна вырубить меня, и увезти подальше от Кургана (да только получится ли у них?)…

В тот момент, держа крупицу жизни на плече, мне было всё равно, кто возьмёт верх. Я хотел одного — чтобы жизнь продолжалась.