Я предлагал на третьем курсе рабфака проработать XIV съезд партии, – описывал свою версию событий Редозубов, – но когда некоторые товарищи сказали, что это не входит в нашу программу, то я предложил проработать <…> следующую литературу:
1. Молотов – «Партия и оппозиция», 2. Сталин – Полит.отчет ЦК, 3. Ленин – «Натуральный налог и кооперация», 4. Сафаров и Залуцкий – «Еще раз о госкапитализме и социализме», 5. Зиновьев – из книги «Ленинизм» 9 и 11 главы, 6. Сафаров – «О нашей стабилизации», 7. Сафаров – «Коммунистическая партия при диктатуре пролетариата», 8. Зиновьев и Каменев – «О середняке», 9. Залуцкий – «О современном троцкизме
».
Оппозиционную литературу Редозубов рекомендовал не как догму, а только «для ознакомления с взглядами оппозиции». Не могли же студенты опровергать Зиновьева и «Новую оппозицию», не зная, за что она ратует, что написано в главных публикациях ее адептов110. В 1925 году знакомство со спорными тезисами считалось если не обязательным, то, во всяком случае, допустимым и не осуждалось.
Итак, выкристаллизовались две реконструкции душевного развития Редозубова: его версия, в которой он был честным большевиком, оступившимся один раз по недопониманию и болезни (в метафорическом понимании этого слова), и версия его недоброжелателей и контрольной комиссии, согласно которой он являлся законченным оппозиционером, естественно мигрировавшим из лагеря троцкистов в лагерь зиновьевцев – лишь бы вредить сторонникам большинства ЦК.
Вот как оценивал траекторию развития «я» Редозубова Львов: «Видно, что у тов. Редозубова антипартийный уклон не только по-прежнему существует, но и прогрессирует. <…> Наличие факта вредного уклона, каковой тов. Редозубовым до сих пор не изжит», было бесспорным, что подтверждалось его поступками – пьянством и попыткой оправдать себя документами, «которые нужно считать подложными»111.
Контрольной комиссии необходимо было разобраться, «имеет ли Редозубов влияние в Рабфаке и на какую часть рабфаковцев? Пользуется ли авторитетом?» Со времен «дискуссии Троцкого», пояснял Дубасов, «популярностью он пользуется у наиболее молодых ребят как рьяный застрельщик, не более этого, в настоящий момент – вряд ли. Как педагог – Редозубов очень слаб т. к. он не имеет элементарных навыков и системы преподавания, хотя обладает кое каким теоретическим багажом, но не может его передать, а тут еще принадлежность к оппозиции, мешающая заняться педагогикой. Как к педагогу ребята в подавляющем большинстве относятся неважно, но о замене я никогда не слышал и намеков». В самом деле, руководство университета, по словам Дубасова, поступало беспечно: «И когда я выступил по докладу учебной части и указал на недостатки Редозубова, так это был снег на голову, хотя под конец Болдырев и согласился с частью. В общем, ребята отчасти, по моему мнению, держатся за него и потому, что он как педагог слаб, что дает возможность работать над предметами не так интенсивно»112.
Мнение секретаря ячейки – человека, не только руководившего партбюро, политической жизнью вуза, но и являвшегося связным звеном между ячейкой и райкомом, было весомым. В сопровождающем заявлении секретарь ячейки рабфака товарищ Уманец поддержал негативную оценку Редозубова. Он уж совсем не боялся молодого говоруна: «Находясь членом нашей ячейки т. Редозубов, как член партии ВКП, никаким особым авторитетом не пользуется, как среди партийной, так и среди комсомольской массы. Общение его со студентами заключается в том, что он является преподавателем – читает лекции по истории партии и только студентам третьего курса. Полагаю, что при всем своем желании т. Редозубов не сможет использовать свое преподавательское положение для распространения своих оппозиционных взглядов среди студенчества, так как студенты третьего курса вполне подготовлены и смогут уличить Редозубова в его неправильном толковании ленинизма». Даже если Редозубов был политически потерян, вербовать в оппозицию он уж никак не мог. «В отношении того, что не имеет ли т. Редозубов отдельную группу студентов с оппозиционными настроениями, я не смею утверждать ни в ту, ни в другую сторону, но по имеющимся у меня сведениям я могу судить, что атмосфера среди студентов вполне здорова. Дальнейшее пребывание Редозубова на рабфаке желательно, так как его предмет ни один из наших преподавателей взять не сможет и, безусловно, от этого качество студента выпускника будет недостаточно. Серьезного чего-либо среди студентов, еще раз подтверждаю, сделать не сможет ни Редозубов, ни другой преподаватель, будучи на его месте». Уманец верил как в политическую закаленность своих подопечных, так и в способность парторганизации контролировать своих рядовых членов113.
На основании собранных материалов контрольная комиссия сформулировала отрицательную характеристику на Редозубова:
1. Редозубов является неустойчивым членом партии, в моменты дискуссии Редозубов подвержен шатаниям и чаще всего встает в ряды оппозиционных групп. В 1924 году в момент дискуссии о троцкизме Редозубов выявил себя ярым троцкистом, выступая где только было возможно, и стремился завоевать симпатию учащихся, с которыми был связан и соприкасался. Помимо этого момента, за Редозубовым имеется целый ряд отдельных нездоровых оппозиционных уклонов.
2. Редозубов обладает большим самомнением о своих способностях, уме, знаниях и нередко стремился противопоставить себя как определенный авторитет – величину не только против отдельных товарищей, но и организации в целом.
3. Редозубов крайне не выдержан, нетактичен, стремится к выступлениям только с целью критикнуть, в своих выступлениях преимущественно критикует не здоровой критикой, а демагогичной, что имело место его выступления по докладу т. Майорова о работе XIV партийного съезда. Вместо того, чтобы выступить по существу доклада, он начал вносить поправки в доклад т. Майорова, искажать сказанное докладчиком, и когда аудитория начала кричать, что докладчик этого не говорил, и после же уже сказанного своего слова, Редозубов с места подавал реплики, выкрикивая отдельные фразы.
4. Ведя переписку со своим товарищем, также партийцем ленинградской организации, т. Редозубов описывал томскую организацию и ее руководителей, партийный комитет и состав его с самой плохой стороны, говорил о бездеятельности <…> и стремлении удержать место и положение работников Окружкома. Помимо переписки, Редозубов на такую же тему вел разговоры с отдельными своими молодыми товарищами. Такое отношение партийца к партийной организации характеризирует Редозубова как обладающего антипартийными и вредными уклонами, подчеркивает его несерьезность, необдуманность, близкое к легкомыслию.
Итак, контрольная комиссия обличала характер Редозубова. Главное было не в фактической стороне дела, а в том, что поведение ответчика говорило о его личных качествах. Редозубов «выявил себя» ярым троцкистом, то есть раскрыл свое нутро, проговорился – таков был герменевтический вердикт. Его «я» было неблаговидным. С одной стороны, Редозубов страдал от чрезмерной самоуверенности, «самомнительности». С другой – был подвержен «колебаниям» и «шатаниям», как и подобает оппозиционеру, не имевшему опоры в партийном коллективе.
К критике присоединился и ответственный секретарь 1‑го райкома ВКП(б) города Томска М. И. Зимов:
Чтобы приобрести себе популярность среди молодой части партийцев, [Редозубов] склонен к демагогии, что и проявляется у него на партсобраниях. Своих ошибок не признает. Активность свою на общественной работе не проявил, как преподаватель испарта не годится, так как в своих беседах среди слушателей старается провести интеллигентские взгляды. Как товарищ среди партийцев авторитетом не пользуется, а в своих обращениях с ними слывет как за назойливого и нахального товарища114.
