Рассматривая торец соседнего здания, который мало чем отличался от задворков кафетерия, Бонни задумчиво уплетала свой завтрак, время от времени заливая его напитком, который заменял в это осеннее утро радиатор. Доев круассан и запрокинув голову вверх, брюнетка продолжала греть ладони о бумажный стаканчик с кофе, мысленно задаваясь вопросами о своем будущем.
Как долго она сможет продержаться без сна? Сойдёт ли с ума или умрет в здравом сознании, так и не дожив до заветных двадцати пяти лет? А если доживет, что в итоге будет ее ждать: побег, воплощённые в жизнь угрозы Левая, моральное и физическое уничтожение?
Забыв о холоде сырой стены, Бонни с отчаянием прислонилась к кирпичной кладке, закрывая глаза. Как бы она хотела испариться, исчезнуть из Син-Рута, превратиться в птицу и просто улететь с материка, забыв обо всех тяготах ее жизни. Как бы она хотела… Но подобная перспектива звучала слишком хорошо. Настолько, что могла произойти только в сказке, а значит, не имела и малейшего шанса просочиться в жизнь Блум. В реальность, где не осталось места для чудес и удачи. Иначе в ее судьбе все сложилось бы совершенно иначе.
– Добрый день.
Широко раскрыв глаза и подпрыгнув от неожиданности на месте, брюнетка болезненно зашипела в сторону опрокинутого на ноги кофе. Спрыгнув с мусорного бака, она тут же принялась отряхивать джинсы, по которым бурым пятном растекался ее "эликсир жизни".
– Вам не говорили, что подкрадываться к людям, это признак дурного тона!? – Теряя душевное равновесие, возмутилась Бон-Бон, срывая с головы капюшон толстовки.
Уставившись на девушку, чьи глаза серебрились туманной дымкой его прошлого, Зедекия, на доли секунды, потерял дар речи.
– Прошу меня простить. – Разве что не поклонившись, галантно извинился мужчина, из-за чего Бонни виновато прикрыла глаза и нахмурила брови.
Тряхнув копной темных волос и откинув мрачны мысли с сопутствующей им агрессией, она вновь взглянула на Олдриджа, который выглядел немного неподобающе в этом грязном переулке. Среди мусорных баков, от которых веяло гнилью и помоями. В "интерьере", где по ржавым ливневкам стекали сточные воды, окутывающие лёгкие сыростью, что становилась неотъемлемой частью тебя самого.
– Могу я загладить свою вину и угостить вас чашечкой кофе? – С повадками, которые были присущи разве что аристократам, поинтересовался Зед, пробуждая в брюнетке уже знакомую ей неловкость.
Посмотрев пристально на шатена, который возвышался над ней, словно "Пик Тора" (прим. автора: Гранитный пик, признанный самым высоким вертикальным склоном в мире. Он расположен на острове Баффин и является частью горной цепи Арктических Кордильеров), девушка ссутулилась и смущенно натянула капюшон.
– Мне нужно возвращаться на работу. – Забирая с бака тарелку, ответила тихо Бонни, чувствуя себя дурнушкой в присутствии Олдриджа.
В обществе мужчины, который внушал опасность и угнетал своим серьезным взглядом, что словно бы пробирался под кожу и пытался добраться до самой души.
Стремительно обогнув Зедекию, Блум подошла к служебному входу и была уже готова потянуть дверь на себя, когда ей в спину прилетел вопрос:
– Проблемы со сном, не так ли?
Сконфуженно замерев на месте, Бонни забегала глазами оп поверхности железной двери, на которой наплывами застыли подтеки зеленой краски.
– Шумные соседи не дают спать? – Сверля женскую спину, продолжил Олдридж. – Всю ночь напролет вбивают гвозди и стучат по стенам?
Прислушиваясь к сердцебиению Бон-Бон, что учащённым звоном наполнило подворотню, шатен выжидающе запустил руки за спину, наблюдая за брюнеткой, которая ощущала себя воровкой, застигнутой в момент кражи. Преступницей, что цеплялась за дверную ручку, словно за спасательный круг.
– Я… – Нерешительно повернувшись в сторону Зедекии, но не поднимая на него глаз, сбивчиво сказала Бон. – Я не понимаю, о чем вы?
– Кофе? – Настойчиво предложил мужчина Блум.
Замерев в пол оборота к Олдриджу, девушка нервно переминалась с ноги на ногу. Она лихорадочно обдумывала сказанные им слова, которые, казалось, были не лишены понимания ее проблемы. Сжав с силой бортик тарелки, Бонни с заведомым чувством поражения и разочарования покосилась на шатена, в чьих глазах так странно было увидеть насмешку.
– Мне, правда, нужно за стойку. – Стараясь не встречаться взглядом с Зедом, ответила Блум. – Скоро будет обед, и мисс О'Коннели не справится одна с наплывом посетителей.
– Когда следующий перерыв? – Скользя прохладой туманных радужек по лицу брюнетки, спросил мужчина, приблизившись к ней.
Рефлекторно отшатнувшись назад, в попытке сохранить между собой и мужчиной дистанцию, Бонни растеряно заглянула в глаза Олдриджа, пытаясь найти ответ на элементарный вопрос, который неожиданно рассеял все слова и мысли в ее голове. Те, что в этот момент были заняты совершенно неподобающим анализом шатена, который, несмотря на всю свою идеальность, вовсе не был таковым. Брюнетке потребовалось не больше пяти секунд, чтобы найти самый очевидный недостаток Зедекии – его глаза. Будучи зеркалом души, они оставались пустыми и потухшими, впитав в себя всю тяжесть отчаяния, которое поглотило их блеск.
– После обеда, – Все ещё купаясь в дымке мужских глаз, сказала Бонни. – Вероятно, после того как кофейня опустеет, я смогу попросить у мисс О'Коннели перерыв.
Без лишних расспросов и комментариев Зедекия наклонился в сторону двери и открыл ее перед девушкой. С удивлением заглянув внутрь здания, где тесный коридорчик вел в сторону кухни, брюнетка нахмурила брови и вновь покосилась на Олдриджа.
– Спасибо, – Неуверенно поблагодарила она мужчину, прежде чем переступить порог.
Она планировала повернуться и предупредить шатена, что этот вход предназначен только для персонала, когда дверь за ней с шумом закрылась. Посмотрев в недоумении за спину, Блум встревожено завертела тарелку в руках, осуждая принятое ею решение.
– Бонни?! – Раздался голос мисс О'Коннели из зала. – Можешь поставить кексы в духовку?
– Конечно! Уже иду. – Обернувшись на голос начальницы, ответила девушка.
Убирая противень с бумажными формами в духовой шкаф, Бон-Бон с головой ушла в работу и предобеденную суету, которая незаметно для нее самой, вытеснила Зедекию Олдриджа на задворки не только забегаловки, но и ее мыслей.
⊶⊷⊶⊷⊶⊷⊶⊷⊶⊷
Обеденное время в "О'Коннели" походило на аукцион, где голодные посетители то и дело вздымали руки вверх, выкрикивая свою ставку за последний сэндвич или пончик на прилавке.
Рабочая суета, словно волна, накрыла Бонни, закрутив ее в потоке счетов и кофейных стаканчиков, лишая при этом девушку кислорода и возможности задуматься о том, что случилось канувшей ночью. Единственным напоминанием об этом безумии, осталась неисчезающая усталость, которая воруя остатки женской энергии, постепенно затормаживала Блум. Но, даже не смотря на это, брюнетка продолжала лавировать между столиками и улыбаться посетителям, скрывая за маской радушия желание закрыть глаза и провалиться, пусть и в беспокойный, но все же сон.
Вычистив прилавок, вокруг которого не осталось и живой души, Бонни изнеможенно принялась убирать опустевшие подносы и корзинки, стряхивая с них крошки в мусорку. Под монотонный гул голосов, наполнивший зал кафетерия, она наконец-таки опустилась на стул за кассовой стойкой и, обессилив, посмотрела на посетителей. Получив свои заказы, они активно поглощали выпечку, вели беседы друг с другом и говорили по телефону. Некоторые из них занимались рабочими вопросами, которые не позволяли пришедшим людям устроить себе полноценный перерыв. Во всей этой атмосфере, что сопровождалась непринуждённым звучанием музыки из одинокой колонки в конце зала, взгляд Бон в удивлении остановился на мужчине, сидящем за угловым столиком "О'Коннели".
Зедекия Олдридж, который совершенно точно не был обязан дожидаться ее, словно верный пёс, сидел, облокотившись одной рукой на стол, и с равнодушием рассматривал посетителей кафетерия. Забыв об усталости, девушка осторожно отклонилась в сторону и с любопытством выглянула из-за стеклянной витрины. Сидя среди прочих белых воротничков, чьи костюмы вовсе не пестрили разнообразием цвета, этому мужчине удавалось выделяться из серой массы офисных сотрудников. В своем деловом костюме, Зедекия больше походил на бизнесмена, чем на штатную единицу корпораций, о чем говорила не только его стать, но и манеры, от которых веяло эпохальными пережитками галантности.
