А змей и рад, ему ведь тоже никто кроме жены любимой не надобен. По чести сказать, если б не проглотистый баюн, то не выпускал бы он Марьюшку из спальни недаром припас подходящий привез. Но и так хорошо получилось.

Неделя пробежала как один день. Вроде и возвращаться пора, а не хочется.

Дела, заботы, долг перед семьей не давали Аспиду забыть о себе. Да и супруга любимая задумываться начала. Неспокойно у нее на сердце, а все ж молчит, терпит не торопит. Потому как понимает обиду мужнюю, принимает его характер.

— Марьюшка моя, красавица ненаглядная, — всякий раз шептал змей, стоило ему поутру увидеть жену. — Люблю тебя.

— И я, — неизменно отвечала мягкая, теплая со сна берегиня и, не открывая глаз привлекала к себе, награждая тягучим словно мед поцелуем.

Так было и в этот раз, жаль, что дальше дело не пошло. А всему виной кот.

— Убил бы паразита! — скрипнул зубами Аспид, услышав спозаранку пронзительные кошачьи вопли.

— Хозя-у-у-у-ева, — надрывался, то и дело сбиваясь на вульгарный мяв баюн — Ско-у-у-у-рее сю-у-у-уда! Мау-у-у-у! Ту-у-у-ут такоу-у-у-уе!

— Что?! — рванулась бежать Маша.

— Останься тут, — велел муж. — Сам гляну.

— Но…

Не спорь, родная, — полуголый змей выскочил из спальни.

— Вот же, — расстроилась Маша, но супруга огорчать не решилась. Мало ли что там случилось, не стоит под ногами мешаться. Лучше привести себя в порядок и

Аспид вернулся быстро, и вид он имел странный.

— Что случилось?! — кинулась к нему Марья.

— Чудо чудное, — заторможенно ответил он. — Не знаю, как и сказать.

— Уж как-нибудь скажи, подбери слова, — подбоченилась берегиня. — А то переполошили меня с утра пораньше и помалкиваете.

— Это все кот, — напомнил Подколодный. — И ты.

— Чего? — возмечгалось о скалке Маше.

— И я, наверное, — не заметил ее настроения змей, плюхаясь на лавку.

— Ты можешь толком объяснить, что случилось? — она осторожно присела рядом.

— А я не сказал разве? — удивился Аспад. — Избушка, банька и сараюшка яйца снесли, теперь высиживают.

— Ик, — моргнула Маша. — Ик.

— Соловушка божится, что это из-за нашей активности, — обнял ее муж. — Постельной, добавил он виновато.

— Ик, — не поверила Марья.

— Не, не врет, — понял ее змей. — Баюны в этом деле разбираются.

— Ик, — у Маши не было слов.

— Что делать будем? — осмотрев свежеснесенные домашними постройками яйца, спросила Маша.

Крупные, пестрые, напоминающие огромные деревянные глобусы они лежали рядом со своими гордыми мамами.

— Ягу звать, — откликнулся муж. — Кончилось наше свадебное путешествие, милая.

— Да уж, напутешествовались, — уважительно глянул на молодоженов баюн. — Ягу позвать, конечно, надобно, потому как усадьба ее и вообще… — Соловушка несколько раз нервно дернул хвостом. — Но только это полумеры, вот, — он тяжело вздохнул и поднял глаза к безоблачному осеннему небу.

— Почему? — не понял Аспид.

— Потому что гнездо вить по-любому придется, — тоскливо мяукнул кот, прикидывая фронт предстоящих работ. — Одно на всех гнездовище устраивать будем, а мамочки пусть по очереди молодняк высиживают.

— С лешим договариваться придется, сами мы не справимся, — повеселел змей, уяснив для себя, что поставленная избушками-сараюшками задача имеет решение.

А на Машу снова напала икота, стоило представить размер гнезда, если учесть размеры яиц и мамочек, их отложивших. 'Три яйца метра по два в диаметре, — прикинула она. — Плюс мама, плюс настил. Это ж сколько получается? О, Господи, грехи наши тяжкие!' А уж о том, каким макаром домишки умудрились отложить яички, она и вовсе думать боялась, ибо ум за разум заходил.

Но как бы там ни было, а малюток и их родительниц без помощи и поддержки оставлять было нельзя.

— Ладно, — вздохнула Марья, — вернемся к цивилизованной жизни. По всему видать, пора уже.

— Дело говоришь, матушка, — обрадовался Соловей, давно мечтавший посетить хозяйский трактир. — Так я сбегаю за лешим?

— Вали, — дал отмашку баюну Аспид. — Да особо не задерживайся. До вечера гнездо построить надобно, чтоб ночь малыши в тепле провели.

— Будет сделано, — дисциплинированно мявкнул Соловушка, прежде чем затеряться среди деревьев.

— Ну что, краса, договоришься сама с хозяином лесным, али мне с ним по- свойски побеседовать?

— Как хочешь, — обняла любимого Марья. — Неохота тебе в Лукоморье возвращаться? Не остыл еще, не отпустил обиду?

— Не знаю, — признался он. — Ноет заноза в душе какая-то.

— Плохо это, — нежно коснулась мужниной щеки берегиня. — Нельзя так, родной

мой.

— Сам знаю, что нельзя, — со вздохом признался Подколодный. — Но гложет что-

— Я тебя очень хорошо понимаю, — помолчав, негромко заговорила Марья. — Обида, нанесенная близкими, самая сильная и больная. Чужой человек иной раз такого наговорит, столько гадостей наворотит, а тебе хоть бы хны. А родной одно слово скажет — нож в сердце вонзит.

— Да, — уронил Аспид.

— Я, бывало, тоже на родителей обижалась. На маму кричала, бабушку не слушала, думала, что дед из ума выжил, а отец мне зла желает. В советах их не нуждалась, шуток не понимала, обиды копила. Не всегда, конечно, но часто… — Маша сердито вытерла слезы. — Дура была, — закончила решительно.

— Почему?

— Потому что нету их, умерли, оставили меня одну. Без советов, шуток, без понимания, помощи и поддержки. И много лет никому до меня дела не было, бобылем жила. Или как это правильно называется? Не суть. Главное, что семьей дорожить надо.

— Ты больше не одна, я с тобой.

— Ты, а еще Настя, Малашка, дядька Корней, Люба с детками, — согласилась Маша. — И никому я вас не отдам. Надо будет в кровь по колено встану, но не отступлюсь. А ты…

— Я?! — до глубины души обиделся змей.

— Не думай, я понимаю, что на Ягу ты из-за меня обиделся, — прояснила свою позицию Марья. — И я благодарна, но тут ведь не только в этом дело.

— Да? — Подколодный сжал губы в нитку.

— Ты ведь очень талантливый архитектор, тонко чувствующий человек, то есть не человек, конечно…

— Я понял, продолжай, — Аспид выглядел ошарашенным.

— Ага, — моргнула Маша. — Тонкий ты, творческий, а вынужден Разбойным приказом заведовать, потому что так надо.

— Да, — прозвучало глухо.

— И ты устал, даже сталь устает, а они…

— Они могли бы побольше ценить меня.

— Они ценят, поверь, — нежно улыбнулась мужу Маша. — И любят, и тревожатся. Это сразу видно при взгляде на вашу семью.

— Нашу, — поправил змей.

— Ну да, нашу, — легко согласилась она. — Но натура у них шкодная, сам знаешь. И потом, в больших семьях всегда над близкими подшучивают. А что касается женитьбы… Ты же первый тихушничал, не только от родных от меня таился, вот и получилось…

— Тебя послушать, выходит, что я кругом и виноват, — возмутился возведенному поклепу Аспид.

Маша на это только руками развела. Мол, извини, разлюбезный друг, но против правды не попрешь.

— Ну и ладно, — подумав для виду, согласился змей. — Раз я виноват, мне и исправлять. Полечу мириться. Ты со мной, Марьюшка, или тут побудешь, за избушками приглядишь?

— Останусь, — решила Маша. — За стройкой пригляжу, за Соловушкой. А ты смотри там, особо перед Ягой не расстилайся, а то еще на чего удумает. Помни, что ты хороший, любимый и единственный, не давай себя обижать заново.

— Я тебя люблю, — стиснул жену в объятиях Аспид. — Знаешь?

— И я тебя, — уверила берегиня. — Только не сжимай так сильно, удав Лукоморский, задушишь.

— Никогда, — ослабил хватку он. — Не задушу, не разлюблю и не отпущу, потому что ты — мое самое главное сокровище, моя семья, мать моих детей.

— Мать? — испугалась Маша. — Что уже?

— Пока нет, — склонился к ней муж. — Нам стоит немного подождать, как думаешь?

— Думаю, что ты прав, — осторожно ответила Марья. — А ты можешь это регулировать? — спросила она.