Над домом повисло странное облачко, оно напоминало маленького ребенка, печально опустившего голову и вытирающего рукой слёзы. До угла её проводил дворовый рыжий кот с зелёными глазами, смотрящими прямо в подсознание, он все знал и умел передавать свои мысли:

–Подумай хорошо, не торопись, ты думаешь, меня только гладят? Есть такие, что и пинают, хотят хвост оторвать, мне приходится и когти выпускать, и быстро бегать, ничего, тренируюсь, за все спасибо. Я же в прошлом тоже был с крыльями, лебедь я, но в отставке, знаешь, как бывало, оторвешься от стаи, сидишь, мерзнешь, а вокруг уже лёд, как встрепенешься из последних сил и летишь своих догонять.

Ты это, лучше, чем крылья продавать, своих бы искала. Где твоя стая?

– Эх, рыжий, в том-то и дело, что не долетаю, я же не птица.

В назначенное время она пришла в парк и села на скамью.

Черная, большая ворона, обернувшись старухой села рядом и закаркала:

–Ах, какие у меня были красивые крылья – большие, белые. Они уносили меня от земной грязи в такие края, так высоко, что с высоты она мне казалась самоцветами. Ах, какая наивная я была, когда согласилась их отдать, меня закружили и, играя, обманули. Ты знаешь, как больно ломать крылья от корней, с кровью? От этой боли черствеет душа, помрачается разум. Теперь, без них я вижу только черную землю и жирных червей, меня не радуют цветы, солнце, аромат. Я стала черным вестником беды, предвещающим карканьем скорую смерть. Твой персональный ад начнётся тогда, когда ты потеряешь душу и крылья – черным и грустным станет весь белый край. Это крамола, преступление! Брось продажу, пока не стала такой, неси на крыльях добрые сказки, брось груз тревог, смотри на красоту. Нет возраста прекрасней, чем возраст наивности, нежности и чистоты, нет больше счастья, чем сохранить белые большие крылья и светлую душу.

Чуть, не плача, она ответила:

– Сейчас небо закрыто для больших крыльев, в них нет толку, все равно, высоко не взлететь.

Ворона хмыкнула:

– Меня не учили работать с возражениями, я тебе просто по личному опыту скажу, никак триста лет уже живу, времена меняются, и в тот момент, когда небо откроют, у тебя должны быть наготове крылья, не продавать их надо, а укреплять и растить. А если продашь, потом горько об этом пожалеешь. Старушка, снова превратившись в ворону, больно клюнула ее в спину, подтолкнув к побегу. Боль в спине заставила ещё раз обдумать слова вороны, о том, что крылья всегда выворачивают с корнем. Она задумчиво сидела, ждала, пока утихнет фантомная боль и уже тихо радовалась, что покупатель опаздывает.

Тихонько расправив, отдохнувшие крылья, она встала со скамьи и решительно направилась домой. Ветер ласково поднималл её волосы и нашептывал нежные слова, солнце переливалось в каплях слепого дождя всеми цветами радуги – это маленькая тучка всплакнула от счастья, что снова увидит её в небесах, высокая синева манила к себе, а первые молодые, прозрачные листья светились изумрудными фонариками, источая на солнце тонкий аромат.

Вся её сила, заключённая в нежных мягких крыльях, была с ней и уже не тяготила.

Подходивший к ней бомжеватого вида пьяница громко сказал: – Мадам, вы прекрасны, разрешите поцеловать кончики ваших крыльев. Его маслянисто-черные глазки похотливо охватили всю ее фигуру, всклокоченные кудрявые волосы над морщинистым лбом от постоянных запоев превратились в подобие мочалки, большой красный нос шумно втягивал ее биополе, а полы залоснившегося на швах и карманах темного плаща неопределенного цвета, болтались наподобие крыльев, изрядно потрёпанных, грязных и безнадежно сломанных. Он хитро и двусмысленно произнес:

–Мадам, дайте бедному еврею.

–Я евреям не даю, вырвалось у нее.

Во взгляде её не было осуждения, хотя она и понимала, что он, слабый и бескрылый, спасается пьянством, сарказмом и ерничаньем от страшной реальности и своих персональных чертей. Вместе с тем он был воплощением хитрости и горького сарказма -именно это она и подразумевала под словом еврей.

Она ускорила шаг, чуть поднялась и полетела с мыслями:

– Как хорошо, что мои крылья и душа остались у меня. Пусть и поплачу иногда, но что мои слезы по сравнению с разъедающей его душу пустотой и болью? Только роса, – подумала она и медленно, плавно проплыла в эфире мимо опешившего покупателя крыльев.

– Пусть я летаю и невысоко, но зато с душой, а придет время – разовьются и окрепнут крылья, откроют небо. Она подняла голову и увидела слева на ветке большую ворону. Чёрное оперение её блестело каким-то мистическим блеском, глаза были круглыми, черными, блестящими, как агаты. Широко разинув клюв, она каркнула два раза. Слава Богу, что не три: два к удаче, а три – к смерти. Спасибо вам – маленькая тучка, рыжий кот и добрая ворона. Ну, есть же люди!

В этом парке тепло и тихо.

Смотрит сверху высокий платан,

Листья рвут свои почки лихо,

Льется музыкой птичий стан.

Туча лик над землею склонила,

Белым, нежным укрыла в тиши.

Птица тихо гнездо свое свила,

Забирая занозы с души.

Теплый луч прямо в сердце прокрался,

Плавит лед, память боли стирая.

Где-то тихо звучат звуки вальса,

Снова крылья трепещут крепчая.

Мужчина в темном плаще, с летевшими полами, тяжело опустился на скамью, дышавшую еще ароматом ее белых крыльев. Казалось, что после всего пережитого, он впервые расслабился, и душа его оттаивала, предаваясь своим воспоминаниям, которые до этого времени отчаянно проспиртовывал, как незаживающую рану.

Маленькая тучка пропускала сквозь себя луч солнца, укрывая его золотым шатром. Впервые он почувствовал, что жизнь не так уж и плоха, сквозь лед его души настойчиво пробивался горячий упорный росток. Первые липкие листочки на ветвях дерева так трогательно тянулись к солнцу, как маленькие дети к отцу. Он чувствовал начало чего-то нового и прекрасного

Здесь было так хорошо и легко, что хотелось остаться навсегда.

Черная ворона молчаливо осматривала мужчину, сидящего на скамье. Теперь, когда он не щурился и не кривил рот в насмешливой улыбке, его лицо с закрытыми глазами расправилось, стало серьезным и умиротворенным. Он был красив, – подумала ворона, – густые темные брови, прямой крупный нос, красиво очерченные губы с уголками загнутыми вверх, и ямка на подбородке выдавали в нем черты волевого человека. Такому можно помочь, подумала опытная старушка.

Он открыл веки. Ворона бесшумно перелетела с ветки на ветку и оказалась прямо над его головой. Как зачарованная смотрела она фильм на экране его глаз. Вот он бежит с другом к морю, им по семь лет, потом кадр сменяется, и они в армейской форме курят одну сигарету на двоих, а вот они вместе входят в спортивный зал, поочередно поднимают штангу, а потом смеются над каким-то анекдотом. Картину сменила веселая свадьба, друг женится, а он не сводит глаз с подруги невесты. Мелькают счастливые дни встреч, он увлечен девушкой, потом доверяет другу закончить проект здания торгового центра, потому что его жена после родов в тяжелом состоянии. Картины бегут со скоростью мысли, сменяется настроение, слышен хруст крыльев – сдвигаются брови, образуя на лбу вертикальные складки. Он понимает, что его друг и компаньон присвоил их общее дело еще до своего горя – гибели жены и ребенка в аварии.

А он, дурак, пригласил его пожить в своем доме, чтобы не дать ему разрушить себя, потому что почти каждую ночь раздавался звонок и он слышал последние слова, которые другу срочно нужно было сказать перед смертью. Тогда он бросал жену и ребенка, мчался на машине ночью к нему. Беседа не клеилась, пока он не выпивал по настоянию друга рюмку дорогого коньяка, а потом – еще и еще.

Он закрыл глаза, напрасно стараясь закрыть экран воспоминаний. Пока он работал и все тянул на себе, потому что остался в офисе почти один – большинство персонала просто разогнал друг-компаньон, который превращался в лютого тигра и набрасывался на людей по любому поводу.