«Оперировать». Это слово сильно резануло слух Трэви. Он хорошо помнил, что это такое. Скальпели, хирург, пытающийся быть добродушным, боль и забвение от наркоза. Казалось бы обычное слово, но оно отвлекло мальчика от исследования комнаты и словно злейший враг вернуло его в злополучную квартиру, где погибла его мать. Два тела. Лужи крови. Странный мужчина. Странные слова. Нестерпимая боль. Снова в его голове возникло образы, но уже не настолько приятные. В какой-то степени исторические, только теперь они касались его лично.

Как Трэви пытался подавить в себе эти образы. Но не мог. Вся та боль, все то осознание того, что он теперь абсолютно один. Его мама… Единственная радость в жизни. Всегда понимающая, всегда готовая прийти на помощь. Она мертва… Ее больше не будет. Никто не подбодрит после очередного дня в школе, в котором все одноклассники его будут задирать. Никто больше не купит игрушку просто так, чтобы поднять настроение. Никто больше… Этот ряд может быть бесконечным.

Свои эмоции лучше переживать сразу, не копить их, не беречь, а прожить. Но Трэви помешали это сделать. Проклятые исторические образы!

— Ты чего? — спросил Дима.

Паренек был удивлен. Только что перед ним лежал какой-то чудак, не хотевший говорить. А теперь он лежит и плачет словно девчонка.

— Я тебя обидел?

Дима встал с кровати и подошел к своему соседу. Трэви не переставал рыдать. Ему и не следовало. Дима положил свою руку на плечо Трэви. Он не понимал, что произошло с этим странным парнем. Но знал, что это не просто так. Ему было всего 12. Этого было достаточно, чтобы понять, что это слезы не просто горя. Глубокого горя. Дима никогда не сталкивался с таким и абсолютно не знал, что делать в этой ситуации. Поэтому он решил поступить как его мама. Всегда, когда Дима начинал плакать. По делу, а не из-за досады о не купленной игрушки. Она просто обнимала его и ничего не говорила. И пока Дима не переставал плакать все это время мама была рядом.

Так он и поступил. Лег рядом с Трэви и обнял его, параллельно слушая нескончаемый плач. Сложно сказать, как долго они пролежали в обнимку, но закончилось все тем, что ребята крепко уснули.

Глава 3

— Что тут у нас происходит? — громко спросил неизвестный.

Ребята открыли глаза, разбуженные им.

— Доброе утро, мистер Петерс. — сказал Дима.

Парень резко вскочил с кровати Трэви и подбежал к своей.

— Я еще раз спрашиваю, что тут происходит?

Это был пожилой мужчина, повидавший на своем веку уже очень много. Его взгляд был суровый, с нескрываемой злобой смотрящий на ребят.

— Простите, мистер Петерс. — промямлил Дима и указал на Трэви. — Я хотел поддержать его. Он не с того не с сего стал плакать. И я подумал…

— И ты не нашел ничего лучше, как лечь рядом с ним? — сказал мистер Петерс. — Тебе уже сколько лет? Год, а может три, что ты ложишься в кровать к взрослым парням ради их утешения?

— Нет.

Дима опустил голову, боясь посмотреть на этого грозного мужчину. Он очень хорошо знал его: не первый раз ему приходилось лечиться в этой больнице. И из всех врачей, населяющих эту больницу, мистер Петерс был самым злобным. Сложно представить, что этому человеку доверили лечить детей. Первый вопрос, который возникал после бегло знакомства с ним: «А любит ли он вообще детей?»

И что самое печальное этот человек заведовал отделением детской хирургии. Скажу честно, коллеги были не его друзьями. Скорее врагами, но не показывали этого, ибо могли легко лишиться рабочего места. Можно было найти новое. Только и зарплата здесь неплохая, да и технологии поновее. Все ждали двух вещей: либо мистер Петерс пойдет на пенсию, либо умрет. Второй вариант выглядел поблагоприятнее и понадежнее: старику уже 85 лет стукнуло, а он все еще заведует.

Вдобавок ко своей жестокости мистер Петерс больше всего не любил детдомовских детей. Может, он сам был из приюта, может, его кто обидел? Никто не знает, но это чувство ненависти к детям, оставшимся без родителей, было невообразимо сильным. Поговаривает даже, что с приходом лапароскопии в хирургию он специально оперировал сирот открытыми методами, дабы оставить свою метку, словно нацист, помечающий пленников.

К таким детям относился и Дима. Его мама умерла два года назад. Рак шейки матки. Коварная вещь, которую абсолютно не ждали в семье мальчика. Что-то только не перепробовали они, Дима и его папа, чтобы излечить свою прекрасную женщину. Ничего не помогало. И казалось, что все попытки делали только хуже. В последние дни перед своей смертью, ее было уже не узнать. Ничего общего с тем человеком, который на любую неприятность отвечал улыбкой.

И вот она умерла, оставив двух мужчин одних. Дима смог справиться с горем, тяжело, с большим количеством пролитых слез, но смог. А его отец нет. Его женой теперь стала бутылка водки, которая хоть на мгновение помогала забыться. Сначала его жалели, прекрасно понимая всю тяжесть ситуации. Затем даже ленивый не стал отрицать, что это самый настоящий алкоголизм. Он очень далеко ушел в свое горе и не хотел оттуда выбираться. Вместе с женой умер и его сын, ибо о нем он просто забыл. Переломной точкой стало избиение Димы. Просто за то, что мальчик отвлек его от бутылки, прося о еде. Кажется, что ситуация до одури банальная. Умершая мать, спившийся отец. Но, к сожалению, очень реальная и не редкая.

Побои заметили в школе и тогда все закрутилось. Было ясно, что оставлять ребенка в семье нельзя. По крайней мере до тех пор, пока отец не придёт в себя. Его отдали в детский дом, а уже через три дня стало известно, что напившийся отец выпал с 8 этажа. Шансов не было. Да и если бы и были. Восьмой этаж. Инвалидность на всю жизнь. Такому человеку не доверили бы ребенка, ему самому нужна была нянька.

Так или иначе Дима оказался в детском доме и его жизнь круто изменилась.

— Такое больше не повторится, мистер Петерс. — сказал Дима.

— Я уж надеюсь. А ты что? Чего разлегся? Как зовут?

Трэви еле распахнул глаза, красные от продолжительного плача. Пускай он и не был знаком с этим человеком, но было понятно, что ждать от него чего-то хорошего не придется.

— Он не разговаривает, мистер Петерс.

— Немой что ли? Почему мне не доложили, что у нас инвалид в больнице? Пускай едут в свою лечебницу лечиться!

Раздраженный мужчина махнул рукой на Трэви и пошел к выходу.

— Собирайте монатки. Сегодня вас выписывают. Нечего тратить государственные деньги. — кинул он, закрывая за собой дверь.

Трэви удивленно посмотрел на Диму.

— Это заведующий отделением. — сказал он, словно понимая, что хотел от него Трэви. — Неприятный дед. Не любит он таких, как мы.

Трэви с еще большим удивлением посмотрел на парня.

— Сирот. Ты же сирота? — уточнил Дима. — Других детей в эту палату не селят. Это своеобразное гетто для таких, как мы.

Детский дом. В голове Трэви снова возник яркий образ. Пару лет назад он с мамой ходил на утренник, организованный детьми-сиротами. Его цель была собрать пожертвования на развитие детского дома. А также туда в качестве подарка направляли малоимущие семьи. Пусть насладятся праздником. Не в драмтеатр же их водить! Там лучше оставить места для людей, которые могут платить.

Страшное то было зрелище. Пускай они и не жили богато, но даже их место обитания было в сто крат лучше детского дома. Может, воспитатели специально решили не убираться, дабы вызвать волну жалости у людей и собрать побольше пожертвований. Возможно, но маловероятно. Ситуация там была плачевная, начиная от протекающей крыши, кончая неисправными уборными.

Некоторые родители пугают своих детей, что за плохое поведение отдадут их в детских дом. Мало кто воспринимает это всерьез, а еще меньше понимает, что их ждет на самом деле. Тоже можно и сказать про родителей. Побудь они хоть раз в этом «доме» не думаю, что продолжили бы пугать своих детей подобным.

И именно в тот момент Трэви осознал, что не за что в жизни не хотел бы оказаться в таком месте. Уж лучше жить на улице, чем в таких условиях. Можно смело сказать, что в свое время это было его главным страхом, который теперь оживал.