Там он дал Громову задание – проклепать горячими заклёпками плату разбитого телефона. Это была ещё та задачка. Работать с этими гибкими платами, толщиной с волос, пришлось под микроскопом. К тому же кронштейн сильно разболтался, и чтобы плата не дрожала от обычного дыхания – у держателя пришлось перебрать и перекрутить все сочленения деталей. Заклёпки тоже ставились кустарным способом – через нить волокна пропускался слабый ток, а работать в перчатках было неудобно – поэтому пришлось терпеть напряжение, проходящее сквозь пальцы и не сместить место скрепление половинок. Но, через пару часов Громов справился. Рука у него была твёрдая, глаза молодые и зоркие – а всё остальное, как сказал Тимоха «вопрос техники».
Так они и сдружились – Тимоха находил или крал электронику (в основном по мелочи – всё, что можно унести с собой не привлекая внимания), Громов её чинил или перепрошивал, чтобы обворованный не мог отследить и заблокировать устройство через Интернет или полицию. А после всего Тимоха продавал предметы. Прибыль делили 65 на 35. Работа Громова хоть и была непростой – но основал это маленькое дело, крал и продавал всё Тимоха. Риска у него было больше. Но и такой доли Громову хватало. Жил он со своими братом и сестрой небогато – но они и не голодали. Тимоха ещё подворовывал талоны на еду – так что жили они даже вполне не плохо.
Тимоха вообще бы настоящий босяк22. Он промышлял всем, чем только можно. Карманными кражами, сбытом краденного, продажей синтетических наркотиков, спекулировал продовольственными картами и дефицитными продуктами, даже угонял машины. Но при этом сам жил не очень богато, хотя имел солидный доход со своих дел. Просто была у него на полном содержании одна девушка. На неё у него уходило процентов семьдесят всех «честно заработанных». Громов недоумевал – как можно было такому парню, как Тимоха столько тратить на какую-то бабу. Но тот, на вопросы по этому поводу, всегда отвечал одинаково:
– Тебе не понять. Вот влюбишься…
Из воспоминаний о прошлом Громова выдернул металлический лязг дверного запора. В камеру вошла коридорная:
– Громов.
Тот, не вставая с нар, поднял правую руку.
– Есть, начальник.
Он специально не склонял это прозвище в женский род. Ему казалось, что он так ещё больше подчёркивает всю так и прущую наружу мужиковатость женского охранного состава.
– Завтра в три часа дня быть готовым для перевозки к основному месту отбывания наказания.
Коридорная вышла, громко захлопнув за собой дверь.
«Ну, неужели! Вот сволочь – даже не сказала, в какую зону этапируют. Опять ничего понятного. И с мыслями не будет ничего толкового».
Благо, что мужики в камере подсуетились его проводить. У них был запас чифира23. Они спрятали напиток в промежутке между плафоном электрического чайника и его декоративной непрозрачной облицовкой. Сварили в тот недолгий срок тогда, когда в СИЗО отключили электричество и все видеокамеры не работали. В общей суете сборов Михаил перелил чифир в чайник и поставил греться. Не доводя напиток до кипения, он выключил чайник и пригласил всю камеру сесть в круг и пустить чашку по кругу. Вкус у чифира был специфический – ведь изначально приготовлен он был уже давно – до того, как Громова поймали и отправили под суд. Ни у кого не получилось кайфануть. Однако сидельцы всё равно были довольны. Должно быть просто оттого, что делают что-то, запрещённое правилами. А может быть, просто от людского единения. Как когда всем весело после пикника, хотя все и попали под ливень после того, как уже выпили и съели всё мясо. Было просто приятно находиться именно с этими людьми.
На следующий день, в означенное время за Громовым пришёл конвой (опять-таки состоявший из грузных женщин). На прощание Михаил дал ему хорошего пинка. Он даже чуть не упал на пол, но схватился за край нар, стоявших в углу у выхода из камеры. Пожалуй, Михаил вложил в этот знак «чтоб больше не возвращался в тюрьму» немало и от себя.
– Бон вояж. Теперь выходи в большой мир. Да не опозорься, – на прощание сказал Михаил Громову. А тот, в свою очередь, подумал:
«Нет, всё-таки это – ненастоящие блатные. Ну, вот приеду на зону – буду обживаться».
4
Как только Громов вышел из камеры СИЗО и за ним захлопнулась его дверь, конвоирши закрутили ему руки за спину, и повели, довольно быстрым шагом, в комнату для обыска.
В самой комнате ему приказали раздеться догола. Он уже проходил через досмотр, когда его только арестовали и посадили в СИЗО. Однако к этой процедуре, тем более проводимой женщинами, молодому парню привыкнуть, пожалуй, невозможно. Громову постоянно казалось, что его тело пожирают глазами престарелые извращенки, которые уже давно не чувствовали в себе члена. Конечно, как и многое другое – это ему только казалось. Но тем не менее, пожалуй, любой чувствовал бы себя не в своей тарелке в подобной ситуации.
Из-за всеобщего призыва в низших чинах госорганов практически не осталось мужчин. Только на высших руководящих постах (не спускать же управление страной полностью на одних женщин), те, кто смог откупиться или же абсолютно непригодные (например, полностью глухие). Конечно, процедуру досмотра должны проводить лица того же пола, что и осматриваемый… Но, как часто говорят в России – вот как-то так. Всех и вся заменили женщины. И сделать с этим обычный заключённый ничего не может. Остаётся только расслабиться и попытаться получить хоть какое-то удовольствие.
После обыска, когда Громов оделся, его, вместе с вещами, опять же с закрученными руками, провели в фургон. Машина была достаточно старая. Но стены в ней оказались не исписаны. Обычно, когда осужденный куда-то попадает, он всегда старается оставить на стене свою отметку, или написать пару строк друзьям, если они вдруг попадут в это же самое место. Но здесь всё было затёрто и замазано.
Конвой сел в кабину вместе с ним. Машина отправилась в путь.
– В какую зону хоть отправляете? Скажете?
– Все детали этапирования будут оглашены на вокзале перед отправлением поезда.
Громов, конечно, подумал, что от него просто отмахнулись. Как всегда, не захотели иметь с ним никаких дел.
«Ну ладно – в фургоне мест ещё много, узнаю у кого-нибудь из своих».
По дороге на вокзал машина сделала две остановки, чтобы принять ещё двоих осужденных. Все они также сели внутрь вместе с конвоем.
Громов обратился к одному из заключённых:
– Слушай – ты то хоть знаешь, куда нас отправят? Ну – в какую зону?
Осужденный ещё не успел открыть рта (а может он и вовсе не ответил бы), как конвоирша сильно ударила Громову локтем в рёбра:
– Не переговариваться.
Он скривился, а когда поднял голову, то увидел, что тот заключённый, к которому он обращался, смотрит на него и усмехается.
«Ржёшь, сука? Небось, тебя, как курицу24, переводят в другую зону, чтоб шпионил. Ну – я тебя запомню».
Наконец они приехали на железнодорожный вокзал. Машина объехала его и припарковалась с другой стороны, у путей. Поездами уже почти никто не ездит – даже в России. Полёты на самолёте стали обыденными. Сейчас уже не считаются такой уж большой роскошью и перелёты на границе верхних слоёв атмосферы и космоса. Так выходит намного быстрее. А железные дороги стали не рентабельны – требуют слишком много людей, затрат и времени, так что их в основном используют для казённых нужд.
Открылась дверь и Громова ослепил свет улицы и белого снега снаружи. Тут же ему в спину прилетел толчок от конвоирши.
– Всем на выход.
Пока заключённые выходили на свет божий, водитель вытащил из грузового отсека их пожитки. Они находились прямо перед вагоном поезда.
Раздался приказ начальника конвоя, который ждал своих осужденных на вокзале заранее:
– Построится в линию. Встать смирно!
«Ну вот – небось, списанный вояка. Этап будет ещё тот. Раскомандовался. Всё по строгости…»
Осужденные построились. Сзади них стоял конвой с автоматами.
– Проткин Сергей Данилович, – выкрикнул начальник конвоя.
