Когда-то отец Громова и Зуев отбывали срок в одной колонии и в одной камере.
2
Это было почти тридцать лет назад. Ещё в середине двадцатого века. Виталий был тогда в самом расцвете сил и своей воровской карьеры. К ним в камеру подселили новичка. Только стукнуло восемнадцать лет отцу Громова – Фёдору. Он попался на краже из магазина. Притом его сдали свои же подельники чтобы выторговать себе маленький срок – сказали, что это всё его затея и организовывал ограбление именно он. Составлял план. Распределял роли. Хотя он и вправду всё это делал, но всё равно не считал, что так подставлять его – правильно. Именно тогда Фёдор понял, что с ворами связываться – себе дороже. Продадут, оберут и прикажут спасибо сказать за то, что не убили. Нет, конечно, он держал на них обиду, и первое время хотел отомстить. Но проведя в тюрьме часть срока, решил что оно того не стоит. Не хотелось сидеть ещё и за их убийство. Пусть катятся к чертям собачьим. Он теперь просто принципиально не будет иметь дело с подобными людьми, утверждающими, что они честные, не обманут, за слова отвечают и сделают всё, как нужно.
У Фёдора друзей в колонии не было. По крайней мере, до тех пор, пока он не встретился с Зуевым. Ему Фёдор сразу пришёлся по душе и не только оттого, что они с ним были родом из одного города и могли поболтать о том и сём. Фёдор ему просто понравился, как человек. Держался он с достоинством, делился передачками, за что сам получал свою долю от посылок сокамерников. Не гнушался убраться в камере, если в этот день была его очередь. Не ныл по поводу того, что он невиновен и слишком строго наказан, что ему не хватает Интернета и прочих благ. Но мог и в морду дать, если на то был действительно веский повод. Словом, он вёл себя, как взрослый, а не как малолетка-беспредельщик. Зуев видел в нём мужика, но никак не вора, а человека, который хочет отсидеть свой срок и забыть об этом, как о плохом сне. Вот он и решил взять Фёдора под крыло, чтобы тот не наделал глупостей, не попадался на обманы со стороны других заключённых и, может быть, вышел из колонии почти чистым и умнее по сравнению с тем, когда попал туда. Да и Зуеву был нужен мозговитый и надёжный человек по кое-каким мелким делам для себя – его выбор пал на Фёдора.
При этом в ту пору из новичков в той колонии был не только он. За несколько недель на должность старшего надзирателя был назначен Семёнов Сергей Ильич. Относительно молодой для такой должности, принципиальный перфекционист, соблюдающий букву закона строже, чем мусульмане табу на свинину.
Заступив на должность, он жестоко наказывал в первую очередь заключённых. Не досдал материал или иголку после рабочего дня – значит, украл. В карцер. Удержание из зарплаты. Передачи запрещались на определённый, но максимально возможный срок. Свидания тоже. Драки пресекались охраной чуть ли не более жестоким образом, чем во второсортных фильмах о беспределе тюремщиков. Торговля наркотиками, азартные игры, татуировки (не набивка, а просто её наличие), даже мужеложство – всё это попало под строгий запрет и контроль. Притом пассивных он наказывал даже жёстче, чем тех, кто себя гомосексуалистами не признавал, но силой заставлял других ублажать их. Впоследствии на суде Семёнов говорил, что хотел воспитать таким образом у притесняемых чувство уважения к себе: мол, под страхом наказания они должны были активнее отстаивать свою честь.
А когда он узнал, что среди заключённых есть так называемые «воры в законе», он впал в ступор. Говорил:
– Как? Почему? И вы допускаете, чтобы их содержали наравне с обычными осужденными? Они же их всех под себя подомнут. И будут вольготно жить за их счёт.
Вот тогда начался беспредел. Воров гоняли за всё. Кто-то на этаже недосчитался буханки хлеба – виноват главный вор этажа. Он точно главный организатор. В карцер. Без передачек, свиданий. Почти всё нажитое (честным путём и не очень) имущество изымалось, как краденное. Воры не вылезали из карцера. Всегда было, за что их туда отправить, ведь они хотели и привыкли жить лучше, чем средний заключённый. А иначе как нарушая какие-то правила поведения – это было невозможно устроить.
И вот, в какой-то момент назрел бунт. Воры еле-еле смогли втайне сговорится друг с другом не нарушать ни единого правила, пока всё не будет готово к «операции». Они практически никому не доверяли, не говорили об этом ни с кем. И потом, заранее обсудив день и час, каждый вор завёл других заключённых, подбивал их на бунт. Один в рабочем бараке, во время шитья простыней, другой в столовой, третий на прогулке. Одни убеждали красивыми речами. Другие – авторитетом. Третьи – посулами. Но у всех получилось сделать то, что нужно. Поскольку были заранее подготовлены обращения, прощупаны все ниточки, что нужно было затронуть в каждом отдельном случае, даже контингент на который нужно воздействовать определённым образом, подбирался под определённого вора-зачинщика. Но больше всего на руку бунту сыграла сама новая система жёсткой власти в колонии. Осужденным уже самим всё это надоело. Им было нужно только разрешение воров и небольшая искра с их же стороны.
К вечеру колония «пылала». Не буквально, конечно. Было несколько небольших поджогов со стороны отдельных беспредельщиков, но воры, поднявшие это восстание, дали команду не устраивать ничего подобного и пресекать такие вещи. Ведь иначе бунт будет выглядеть не как попытка улучшить условия своего существования, а как дебош головорезов, затеянный только ради того, чтобы посеять хаос.
Колония находилась не далеко от областного центра, так что весть о бунте разошлась быстро и привлекла внимания СМИ, а затем и государства.
Однако, прежде, чем переговоры начались, произошло кое-что ещё. Прибывшая на место группа спецназа, по негласному указанию Семёнова, проникла в один из захваченных бараков с целью изловить и вытащить оттуда зачинщиков мятежа. И первым им попался именно Зуев. Он, конечно, отбивался как мог, но куда ему одному, хоть молодому и горячему, хоть с ломом наперевес, против четырёх матёрых мужиков с дубинками, шокерами и резиновыми пулями (только обезвредить, но не убивать – таков был приказ). Его подстрелили из травматического пистолета резиновой пулей – попали в лоб. Он завалился на пол. У него случилось сотрясение мозга. Дыхание сделалось поверхностным, пульс – слабым. Быстро его осмотрев, спецназовцы не нашли признаков жизни и решили, что Виталий погиб. Они бросили его и отправились дальше за остальными авторитетами.
Ещё до того, другой вор-зачинщик, Сенька Мороз, послал Фёдора за Зуевым. Последний хотел забрать кое-какое вещи из своей камеры. Фёдор опоздал на пару минут и разминулся с отрядом спецназа. Но вот первую помощь он оказал Зуеву как раз вовремя. Фёдор привёл его в чувства. Осмотрел, расспросил о произошедшем, понял, что у Зуева скорее всего сотрясение. Громов дотащил его до их камеры и делал всё, чтобы не давать ему заснуть или потерять сознание, не то он мог бы умереть из-за нарушенной работы мозга.
Фёдору и самому нравился Зуев как человек, но, мало того – он взял его под опеку и с тех пор ничего тугого с ним не случалось. А Фёдор привык отвечать на помощь помощью.
Он не отходил от Зуева ни на минуту (разве что отлить в другой угол камеры). И только благодаря этому они пропустили всю мясорубку в другой части корпуса.
Отряд спецназа провалил задание. Их поймали заключённые, превосходившие их числом в несколько десятков раз. Какой же ещё мог быть исход у подобной операции?! Их отвели на собрание воров, которые, естественно, не хотели крови. Они, не дождавшись Фёдора с Зуевым, решили разобрать их оружие по частям и большую из них выкинуть наружу через окно, чтобы показать Семёнову, что его план не сработал. А часть решили припрятать по разным местам в колонии, чтобы потом была возможность собрать свой пистолет – мало ли какая нужда.
Однако Семёнов, видя то, как из окна вылетают запчасти от оружия, перепугался. Он подумал, что дальше полетят уши и пальцы, а потом и головы спецназовцев. Они ведь попали к матёрым уголовникам, от которых можно было ждать абсолютно любой дикости. Так он считал.
