На улице стемнело. Под пение Игната я начинаю засыпать.

На грани сна я слышу, как парень откладывает гитару. Раздаются тихие шаги, рядом со мной прогибается матрас. Носа касается запах Игната. Потрясающий. Вкусный. Родной. Он окутывает меня, как и руки молодого человека, который обнимает меня и притискивает к горячему телу.

В его руках я проваливаюсь в сон. И мне ничего не страшно. Потому что мне кажется, что парень защитит меня ото всех.

Глава 17

Глава 17

Катя

Утром я просыпаюсь от того, что по щеке скользят горячие шершавые пальцы. Касаются губ, с лаской обводят абрис. Я не хочу открывать глаза, мне кажется, что я всё ещё сплю. Веки начинают трепетать, но просыпаться я совсем не хочу. Сожмуриваю глаза сильнее, улыбаюсь во сне.

С губ готово сорваться любимое имя, но кашель мешает это сделать. Открываю глаза и тут же сталкиваюсь взглядом с самыми красивыми карими глазами. Я сажусь и пытаюсь откашляться. Зажимаю рот ладонью, чувствую, как спины касается горячая ладонь. Поразительно, но она помогает мне. Будто прогревает изнутри. Кашель успокаивается. И я тут же оглушительно громко чихаю. Шмыгаю носом.

Игнат поднимается к кровати и идёт к столу, ставит чайник кипятиться. Я окидываю взглядом домик и замечаю, что, помимо камина, комнату освещает свет ламп.

— А свет…

— Думаю, что генератор заработал. Либо, нам повезло, и провода не оборвало. У тебя нет аллергии ни на что? Тебе мёд и малину можно? — спрашивает тихо, не поворачиваясь ко мне.

— Нет.

— Хорошо.

Наблюдаю за широкой спиной парня, который заваривает чай. Спускаю ноги на пол и, передвигаясь на одной ноге, прыгаю в ванную комнату. Закрываю дверь на ключ, кидаю взгляд на своё отражение и отшатываюсь в ужасе. Волосы торчат в разные стороны, глаза сильно опухли, губы обветрились и потрескались. Я умываюсь, сажусь на крышку унитаза, чтобы не напрягать ногу, и заплетаю волосы в косу.

Когда выхожу из ванной, застываю, рассматривая Игната. Такого красивого, что слов нет. Он стоит в одной майке, которая облепляет каждый мускул на идеальном теле, не скрывает тугих канатов мышц на его руках. Парень ставит на стол чашку с чаем и замечает меня. Преодолевает между нами расстояние за несколько шагов. Рукой сжимает косу и откидывает мою голову назад. Я охаю и ртом хватаю воздух. Чувствую, как жадные губы вжимаются в шею. А следом зубы прикусывают кожу.

— Игнат… — выдыхаю поражённо, руками впиваясь в плечи молодого человека. — Игнаша, что ты делаешь? — спрашиваю сдавленно и шмыгаю носом.

— Зубрилка, ты знаешь, что слюни пускаешь, когда спишь? — голос Игната низкий, хриплый, царапает кожу.

От его близости и жара тела мысли разбегаются в разные стороны. Я не сразу понимаю, что он говорит. А когда доходит, я ладошками упираюсь в его плечи. Давлю. Отодвигаю от себя.

— Может, ещё и храплю? — фыркаю и обхожу молодого человека.

— Сопишь, — доносится в спину.

Хромая, я прохожу к столу, сажусь на стул.

— Пей, — Игнат подходит ко мне со спины и придвигает чашку. — Я нашёл малину и мёд. Тут есть противовирусные.

— Спасибо, Игнат. Но у меня от лекарств живот болит. Даже от капель в нос.

— Ладно. Пей.

Игнат отходит к плите, только сейчас я замечаю, что на ней стоит сковорода. Парень снимает крышку, берёт тарелку и что-то накладывает.

— Ешь, Зубрилка, — ставит передо мной яичницу.

— Я есть не хочу, Игнат, — сглатываю, чувствуя боль в горле.

— Ешь, Катя. Нужно поесть, — протягивает мне вилку.

— А ты? Ты будешь есть? — держа чашку у губ, застываю я.

Парень берёт сковороду, ставит на стол и садится напротив меня. Начинает есть. А я вновь забываю обо всём. Даже о боли в горле и о том, что нога ноет. Я снова не могу отвести взгляда от лица парня. От того, как он пережёвывает еду. От того, как ходят его желваки. Как он обхватывает губами вилку и снимает еду. И я, забыв обо всём на свете, смотрю на его рот. И хочу лишь одного — поцеловать его.

— Что? — буркает парень и выгибает бровь, когда замечает мой взгляд.

Я тут же вспыхиваю ярко, опускаю взгляд и прячусь за огромной кружкой чая. Медленно тяну его и изо всех сил стараюсь в сторону Игната не смотреть. Он заканчивает есть и несёт сковороду в раковину. Начинает мыть. Я подпираю щёку рукой и искоса смотрю на Чернышева. Не могу отвести от Игната взгляда. Снова думаю о том, насколько он красив.

И когда парень немного поворачивает голову, я дёргаюсь и отворачиваюсь торопливо. Носом утыкаюсь в тарелку и медленно начинаю есть. И эта яичница кажется мне самой вкусной на свете. Я ем её с наслаждением, жмуря глаза. И не сразу замечаю, что шум воды стих. Распахиваю глаза и сталкиваюсь взглядом с глазами Игната. Он внимательно следит за мной. За каждым моим движением. Неотрывно. Жадно. Его глаза кажутся чёрными. Пожирающими.

Вздрагиваю. И не могу оторваться. Я будто тону на их дне. Погружаюсь настолько глубоко, что ни вдохнуть, ни выдохнуть не могу. И мне кажется, что это совсем не из-за насморка. А от взгляда молодого человека. Так на меня не смотрел никто и никогда. Он будто с ног до головы меня взглядом охватывает.

Я облизываю губы и откладываю вилку, потому что еда застревает в горле.

— Спасибо большое, Игнат. Безумно вкусно, — говорю шёпотом. — Ничего вкуснее не ела.

Я с восторгом и нежностью смотрю на то, как на его скулах появляется румянец. Такой очаровательный, такой яркий, что взгляда отвести я не могу. Губы покалывает от желания прижаться к нему губами. Попробовать, насколько колючая его щетина, которая за ночь покрыла его подбородок и щёки.

— Давай. Помою.

Парень, отводя взгляд, подходит к столу и берёт тарелку. Отворачивается к раковине. Моет посуду и ставит на сушку. Вытирает руки и разминает шею, проводит ладонью по шее, взъерошивает волосы.

Я громко чихаю, зажимаю рот рукой. Кажется, что в груди всё разрывает от боли. На глазах выступают слёзы.

— Держи, — Игнат протягивает мне коробку с салфетками.

— Спасибо, — вновь громко чихаю.

Высмаркиваюсь. И вновь захожусь в кашле. Игнат огибает стол, склоняется надо мной и губами прижимается ко лбу.

— У тебя температура, Катя. Пойдём, — подхватывает меня на руки и несёт в кровать.

Откидывает одеяло и укладывает меня. Накрывает, поправляет подушку, вновь целует в лоб. Голова идёт кругом. И вовсе не от слабости во всём теле. А от того, что нос вдруг начинает чувствовать, а я чувствую запах Игната. Яркий. Мускусный. Заставляющий колени сильно дрожать, как и всё в грудной клетке. Я вскидываю руку и пальцами провожу по его щеке. Подушечками пальцев. Дрожу от чувств к нему.

— Спасибо за всё. Спасибо за помощь. За то, что спас и не дал мне там остаться под снегом. За чай, за завтрак. И… — лопочу, смущённо скользя взглядом по комнате, стесняясь смотреть на Игната.

Парень проводит пальцами по моей щеке. Игнат отходит к столу, наливает чай. Возвращается к столу и протягивает мне чашку:

— Пей.

— Не хочу.

— Нужно, Катя. Нужно. Пей. Сейчас же.

Мне ничего не остаётся, как принять чашку и выпить залпом чай с мёдом. Меня начинает клонить в сон. Возвращаю чашку молодому человеку. Прикрываю глаза и проваливаюсь в сон.

Я просыпаюсь через час от сильного жара. Меня трясёт. Я вся покрылась испариной, одежда прилипла к телу. Сотрясаясь от кашля, сажусь на кровати, подтягиваю колени к груди.

Боковым зрением вижу, как поднимается со стула Игнат. Он подходит ко мне и протягивает мне свою футболку.

— Переоденься, Кать. Я отвернусь.

Игнат уходит в ванную комнату, а я медленно, с огромным трудом снимаю верхнюю одежду, складываю и кладу у кровати. Надеваю футболку. И снова проваливаюсь в сон.

В следующий раз просыпаюсь поздно вечером, когда за окном уже темно. Из-за того, что Игнат трясёт меня за плечо.

— Катя, нужно попить и поесть.

Я медленно сажусь, тру лицо ладонями. Понимаю, что стало легче. Трогаю лоб.