Почему слова Смерти ожили в памяти именно сейчас? Саларей все эти годы не общался с Отражениями, они даже примерно не знали, где он поселился.
Мужчина непроизвольно коснулся кулона, висящего на шее на короткой серебряной цепочке, – темно-синего, почти черного камня в филигранной серебряной оправе, внутри которого словно был заточен кусочек звездного неба, – его сила, сила создателя. Впервые с тех пор, как золотой дракон отказался от нее ради Льерры, ему захотелось снять с кулона заклинание и вновь стать Богом. Он крепко сжал украшение в ладони.
– Душа моя, вот ты где!
Радостный возглас жены вывел Саларея из задумчивости. Он обернулся. Льерра спешила к нему через пляж, слегка приподняв подол длинного хлопкового платья на тонких бретелях почти того же цвета, что и песок под ее ногами в сандалиях, кожаные ремешки которых были обмотаны вокруг изящных голеней. На запястьях позвякивало множество браслетов, а на шее пестрели нити разноцветных бус. Черные кудрявые волосы женщина всегда заплетала в косу и укладывала ее короной вокруг головы. Теперь в них блестела седина. Льерра старела, и Саларей вместе с ней. Все чаще Время размышлял о том, каково ему будет без нее? Он не мог даровать ей бессмертие – не он ее создал. Он не мог вынудить ее стать драконом, чтобы продлить ей жизнь, – она того не хотела.
Даже ребенка у них не было, потому что человеку оказалось не по силам выносить божественное дитя. Льерра беременела трижды, и трижды беременность обрывалась раньше срока. В последний раз женщина едва выжила. Больше Время решил не рисковать, да и сама Льерра смирилась с тем, что матерью ей не стать.
Саларей тяжело вздохнул и тепло улыбнулся жене, которая даже с возрастом не растеряла своего очарования в его глазах. Если любовь такова, то лишь ради нее стоило создать Скрытый мир. Мужчина поднялся, забыв про кулон, и, отряхнувшись, распахнул объятия. Льерра налетела на него, чуть не сбив с ног. Она всегда была такой: озорной и неусидчивой. Если говорила о своих чувствах, то все вокруг замирали, вдохновленные ее речами, если трудилась, то делала это с таким искренним рвением, что заражала своим примером других. Если ласкала Саларея, то в ее объятиях он забывал собственное имя.
– Ужин готов, – сказала Льерра, целуя мужа и обнимая за шею.
– Отлично, я жутко голоден, – пробормотал Саларей, почти не отрываясь от ее губ. – Но могу поесть и позже. – Он схватил ее за ягодицы и сильнее прижал к себе.
– Вот уж нет. – Льерра уперлась ладонями ему в грудь, отстраняясь. – Ты весь день охотился. И это на такой-то жаре! Тебе нужно как следует подкрепиться, чтобы восстановить силы.
Саларей усмехнулся, чмокнув жену в кончик носа. Знал, что спорить с ней бесполезно. Взявшись за руки, они пошли к дому. Когда Саларей забрел в эту деревню и решил остаться, он построил его своими руками из сырцового кирпича. Жилище получилось скромным, но добротным. Льерра наполнила его всякими мелочами, создающими уют, и разбила вокруг небольшой сад. Имелся рядом и сарайчик, где обитали куры и две козы, а чуть поодаль под деревом примостилась будка, где пряталась от жары Рыбка – небольшая рыже-бурая собачонка, получившая свою кличку благодаря круглым, выпученным будто у рыбы глазкам.
Когда супруги заходили в дом, между ног шмыгнула серая кошка Тучка. Клички животным придумывала Льерра, и Саларея они искренне забавляли. В жилище было всего две комнаты, разделенные между собой занавеской из плотной ткани, как того требовали обычаи деревушки. Народ тут до сих пор оставался столь дремуч, что верил, будто двери и ставни на окнах, напоминающих скорее крошечные бойницы, не дают потокам божественных энергий, пронизывающих Скрытый мир, проникать в дом. А если человек намеренно закрывается от Богов, то лишается их покровительства. Знали бы эти люди, с кем живут бок о бок вот уже почти два десятка лет…
В первой комнате имелся очаг для приготовления пищи, несколько полок для кухонной утвари, два небольших стола, четыре табурета и лавка. В углу стоял деревянный сундук с одеждой, который Саларей смастерил сам. Впрочем, все в этом доме было сделано его руками. Мужчина любил работать с деревом и глиной. У них с Льеррой у единственных в деревне имелась кровать, стоящая в соседней комнате, и некое подобие дивана. Последний больше напоминал золотому дракону садовую скамью и притулился рядом с сундуком. По местным меркам жилище Льерры и Саларея считалось едва ли не роскошным, хотя к роскоши Время никогда не стремился. По его мнению, она расхолаживала, ослабляла дух, отдаляла от простого люда и понимания их нужд.
Саларей уселся за стол и стал наблюдать, как жена хлопочет над ужином. В какой-то момент показалось, что движения ее и без того всегда суетливые, сегодня видятся нервными. Льерра привычно улыбалась и напевала себе под нос, но было что-то еще. Мужчина напрягся и глубоко вдохнул. Пахнуло гнилью…
– Вот. – Льерра поставила перед ним глиняную кружку, наполненную виноградной настойкой рубинового цвета, которую так любили местные. – Ходила сегодня к отцу, пока ты был на охоте. Он угостил.
– Я не люблю настойки, радость моя. Ты же знаешь. Они дурманят разум, – ответил Саларей ласково, но насторожился еще больше и снова принюхался.
Гнилостный запах исчез. Померещилось? Может, перегрелся на солнце, вот и чудится всякое? С этими хрупкими человеческими телами и не такое бывает.
– Так она не крепленая. Отец специально для тебя делал в качестве подарка к годовщине нашей свадьбы. Сказал, намучился с ней. Но в итоге добился своего – настойка вышла разве что чуть забористей простого сока. – Льерра обезоруживающе улыбнулась, стоя у стола и внимательно наблюдая за мужем.
Сегодня и правда была годовщина их свадьбы, но стремление жены заставить выпить настойку все равно выглядело странно. Саларей крайне редко пил что-то крепче воды или чая, тем более в такую жару.
– Мы же вроде решили перенести празднование на другой день, когда зной немного спадет? Тогда и попробую. Вместе с твоим отцом. Одному как-то не хочется. А сегодня я бы предпочел травяной чай.
Время снова непроизвольно коснулся пальцами кулона на шее. Сила, заточенная в нем, отозвалась приятным теплом и покалыванием.
– Всего глоточек, и я отстану. Ты же знаешь моего старика. Завтра непременно начнет расспрашивать, понравилось ли тебе. Он расстроится, если скажу, что ты к подарку даже не притронулся. – Льерра сложила руки в молящем жесте и состроила милую гримаску.
– Один глоток, – сдался Саларей, но едва поднеся кружку к губам, замер.
Тихо. Слишком тихо. Все дело в жаре? Так ведь вечер. Наоборот, народ должен был оживиться с приближением сумерек. Мужчина бросил взгляд на Тучку, сидящую на сундуке. Кошка пристально смотрела на вход, занавешенный пологом, сшитым из шкур антилоп. В голове отчего-то снова всплыли слова Смерти: «Ты пожалеешь, Саларей».
– Льерра, тебе не кажется… – начал было мужчина, но жена быстро его перебила.
– Ты сегодня так рано ушел, что я не успела вручить тебе подарок.
Она подошла к полкам и, привстав на цыпочки, достала с самой верхней что-то, завернутое в кусочек ткани.
– Брось, это ни к чему.
– Ты же подарил мне новое платье. Я не могла оставить тебя без сюрприза.
Льерра села на соседний табурет и развернула ткань. Внутри оказалось украшение: шнур из черной кожи, на который через равные промежутки были нанизаны и закреплены с помощью аккуратных узлов голубые бусины в тон глазам Саларея.
– Я знаю, ты не жалуешь никаких украшений, помимо твоего излюбленного кулона. Но когда на рынке в городе я увидела эти бусы, то сразу подумала о тебе. Быть может, ты мог бы носить их изредка. Меня бы это очень порадовало. Ведь ты много лет здесь, а до сих пор так и не признал всех наших традиций. Драконы-Отражения обожают все яркое и блестящее и благоволят тем, кто разделяет их пристрастия. Ну же, Рей, прошу. Порадуй меня и Богов. – Льерра крепко стиснула руку мужа, глядя в глаза с искренней мольбой.
