– А если всё-таки кто-нибудь будет смеяться надо мной?
– Ну, если только глупый человек. А на глупых людей не стоит обращать внимание.
Она и не обращала. Просто когда кто-то спрашивал, какая у неё фамилия, она грустно отвечала: «Гнилая». И когда человек участливо переспрашивал: «А всё-таки?», она снова упорно повторяла: «Гнилая». «Ну ладно, – сдавался любопытствующий, – можешь не говорить». Так и привыкли все называть её только по имени.
А вот во взрослой жизни столкнулась с тем же, что и Александра Бездарь: решила, что во всех её неудачах на работе виновата её фамилия.
В школе Люба с успехом участвовала во всевозможных сценках, читала стихи и мечтала о карьере актрисы. И только учительница по литературе была убеждена, что её призвание – журналистика. Она-то и убедила её поступить на журфак.
После окончания института, получи распределение в одну из районных газет, она целый год исправно прославляла трудовые подвиги комбайнеров и лесорубов. Но стоило увидеть в конце статьи собственную фамилию, как её тут же начинала охватывать паника. «Она никогда не позволит мне завоевать популярность среди читателей и героев моих статей. Если бы я работала на телевидении, меня узнавали бы в лицо, и тогда никакая фамилия не была бы страшна».
Так ей казалось. Но когда её мечта сбылась, реальность оказалась хуже ожиданий.
На первых порах руководство телевидения не поручало ей никаких серьёзных заданий. Работа Любы ограничивалась новостными материалами. И тем не менее её фамилия мелькала на экране. Сколько раз просила она режиссёра монтажа Сергея писать её самым мелким шрифтом, на что тот неизменно отвечал, что не имя красит человека, а человек – имя. «Может быть, так и есть», – думала Люба, но все равно считала, что не получает серьёзных заданий из-за своей неблагозвучной фамилии.
А однажды случилось нечто, что заставило её пойти к главному редактору и спросить, может ли она придумать себе псевдоним.
– Твоё право, – ответил он. – Но зачем тебе это?
– После прошлой планёрки я всю ночь провела в слезах.
В тот день на планёрке среди прочих сюжетов обсуждали и черновой вариант сюжета, подготовленного ею, – о глубокой любви двух людей, встретившихся на фронте и сохранивших свои чувства на протяжении нескольких десятилетий. Она впервые получила столь серьёзное задание. Редактор сказал, что её будущее как тележурналиста зависит от того, как она справится с этим заданием. Старалась вовсю. Однако всё испортил Сергей. Занимаясь нарезкой материала и вставкой титров, он вынес в самое начало крупным планом, да ещё и в ярком, притягивающем взгляд цвете, её имя – Гнилая Любовь, а ниже шло название: «Вместе сорок лет». Выходя с планёрки, все только и говорили: «Ох уж эта гнилая любовь! На что только она не способна!».
– Ну и что заставило тебя так взволноваться? Сергей не сразу сообразил, как прозвучит твоя фамилия в контексте с названием, а увидел лишь то, что ты впервые создала нечто стоящее. Вот он из уважения к тебе и вынес на экран крупным планом твоё имя. Но потом всё исправил и заодно доработал сюжет в лучшую сторону. В итоге твой фильм приобрёл дополнительную выразительность, тонкий подтекст, удивительную художественную целостность и заиграл новыми красками. Лучше бы ты оценила Сергея и то, какие удачные отобрал он фрагменты, добавил спецэффекты, компьютерную графику, синхронизировал видеоряд с музыкальной композицией. Телезрители отреагировали на твой фильм мгновенно. Уже поступают звонки с положительными откликами. Так что скажи спасибо Сергею. Он не просто талант, а талантище!
– Зато наши все смеются, – и у Любы на глаза вновь набежали слёзы, но уже от того, что Иван Филиппыч похвалил не её, а Сергея.
– Зачем принимать близко к сердцу то, что завтра забудется?
И тогда она достала из кармана свой последний и самый главный козырь.
– Мне кажется, моя фамилия лишает меня уверенности в себе и мешает достичь успеха в работе.
– Если кажется, то меняй, – устало сказал редактор. – Хотя я не стал бы этого делать. Лучше бы ты потратила свою энергию на то, чтобы поучиться у лучших мастеров талантливо реализовывать любую идею и делать это быстро и качественно. Ты умеешь хорошо начитывать закадровый текст, у тебя прекрасный тембр голоса. Тут ты без сомнения талант. А над остальным, милочка, надо поработать. Хочу напомнить тебе, что во всех пособиях по тележурналистике в списке обязательных профессиональных качеств, кроме физических данных – хорошей внешности, приятного голоса и правильного произношения, неизменно присутствуют и такие качества, как знание жизни и людей, ум и находчивость, чувство юмора, терпение, воображение, энтузиазм, способность работать в коллективе. А это либо есть в человеке, либо нет. Но даже то, что дано природой, необходимо, милочка, развивать в течение всей своей профессиональной деятельности. Опять же поучись этому у Сергея. Вот он настоящий труженик! К тому же инициативный, рисковый и, что самое важное, имеет свою точку зрения, свои принципы и умеет самостоятельно принимать решения. Его уже сколько раз пытались забрать в кинематограф, но что-то крепко держит его у нас на телевидении, – и, понизив голос, добавил: – Это, конечно, не моё дело, но поговаривают, что он влюблён в тебя.
«Был бы влюблён, – подумала Люба, – не давал бы всем повода лишний раз судачить обо мне. И никакие объяснения не могут оправдать его поступок».
Но больше всего она была ущемлена тем, что редактор советует ей учиться у Сергея, и потому с вызовом ответила, что ей всегда казалось, что закадровый текст важнее любой картинки.
– Я читала, что без нормального текста всё, что зритель видит на экране, превращается в камин, в котором можно наблюдать разве что игру языков пламени.
– Ты, голубушка, права: поскольку сказанное иногда оказывается значительно важнее показанного, то восемьдесят процентов смысла зрители постигают при помощи ушей. Но ты упускаешь другое, не менее значимое, – то, что столько же процентов информации они получают при помощи зрения. Иногда показ события вообще не нуждается в пространных комментариях: изображение говорит само за себя и может превалировать над звучащим с экрана словом. В таких случаях тележурналисту не стоит вступать в состязание с изображением, дублируя его. Потом – пожалуйста. Но это будет уже попытка развить впечатление, осмыслить его. Так, во всяком случае, должны были учить тебя преподаватели. Так что, – повторил Иван Филиппыч, – если любишь свою профессию, займись самообразованием и тогда никакая фамилия не станет препятствовать твоей известности. Или ты думаешь, над твоим псевдонимом не будут смеяться? Есть на эту тему масса смешных анекдотов. Но я тебе расскажу одну байку. Она, правда, грубая, но показательная. На имя Николая II подала прошение о смене фамилии купчиха Семижопова. Николай II разрешил замену и со словами: «Хватит ей и пяти!» присвоил купчихе новую фамилию, – и Иван Филиппыч рассмеялся. Но взглянув на Любу, сжалился над девушкой: – Если тебе станет легче жить с другой фамилией, то меняй. А лучше выйди замуж. У Сергея, кстати, замечательная фамилия – Любимов.
– Я подумаю, – и, хлопнув дверью, Люба вылетела из кабинета.
А на следующий день рано утром помчалась в паспортный стол узнать, реально ли поменять фамилию и сколько времени это займёт.
– Я за вами буду? – спросила она парня, одиноко сидевшего в коридоре.
Он кивнул.
И пяти минут не прошло, как из кабинета послышался голос:
– Соловей, заходите.
Любу словно током электрическим прошибло. «Вот такую фамилию я хочу! Как я сразу об этом не подумала? Редактор ведь сказал, что никто так хорошо не умеет начитывать тексты, как я». Всё остальное, сказанное им, конечно же, пролетело мимо её ушей. И не удивительно: она видела панацею от всех своих бед только в смене фамилии.
Перерыв папки, шкатулки, ящички, коробочки, достала все документы, которые получила за свою недолгую жизнь, начиная с аттестата зрелости, диплома об окончании вуза и заканчивая пропуском для входа на телевидение, пытаясь разобраться, что из них подлежит обмену, а что – нет. И даже водительское удостоверение нашла, которое пока не пригодилось, но всякое может быть – вдруг машину когда-нибудь купит?