– Даже не знаю, – задумчиво ответила Аяно, подпирая щеку кулаком. А затем чуть-чуть улыбнулась. – Наверное, дело в том, что у меня от него не только головная боль.

– А что же еще?

Женщина ласково тыкнула мирно спящего парня в щеку.

– Мы уже скоро шесть лет как встречаемся, а этот от меня до сих пор без ума. Я иногда как думаю? Что когда тебя всем сердцем любят – это одна из женских радостей.

– Каких еще радостей? – Мисаки непонимающе похлопала глазами.

– Ну, быть любимой очень приятно. Одна из прелестей родиться девочкой… Хотя мне ж скоро двадцать девять, какая я «девочка».

– Не знаю, я как-то не думала, в чем прелесть… Не понимаю.

– Погоди-ка! А у вас разве не сложилось с тем парнем со свидания?

Мисаки не ожидала такого коварного вопроса и поперхнулась.

– Да что там «сложилось»… – проворчала она, поджимая губы. – Повторите пиво, пожалуйста!

– Он что, больше не звонил и не писал?

– Нет! И что с того?

Больно надо. Но после всех тех красивых слов и такого обмана мог бы, вообще-то, и написать разочек. Поэтому Мисаки сердилась. А может, он всем девчонкам так мозги пудрит. Плейбой. Да наверняка даже. Вот и не надо, чтобы такой кобель ей писал.

Как только подали пиво, Мисаки тут же опустошила бокал.

Весна пролетает в мгновение ока. Казалось, еще вчера в городе розовела сакура, но сегодня она уже совсем опала и сменила наряд на молодые листья. Когда Мисаки проходила по расположенному неподалеку парку «Ханэги», то невольно задумалась: даже не верится, будто это те же самые деревья. Охнуть не успеваешь – а самая весенняя пора уже и миновала.

Ведь буквально только что люди целыми толпами собирались, чтобы полюбоваться сакурой. А теперь, когда она облачилась листвой, никто даже не остановится взглянуть. Проходят мимо с пресными лицами.

Сердце Мисаки наполнилось тоской.

Девушка украдкой коснулась ствола дерева, которое тихо и незаметно жило своей жизнью.

В конце апреля Мисаки исполнилось двадцать четыре.

В какой-то степени она, конечно, радовалась дню рождения, но ей и смена выпала, и поздравили только Такаси и дядьки-завсегдатаи.

«Вот девчонки, у которых есть парни, в такой день ужинают с ними в каком-нибудь кафе. А мне пропел поздравление нестройный мужской хор. Даже грустно как-то».

Мужики в идзакае относились уже к старшей возрастной категории, так что голоса у них загрубели, да и в ноты они не попадали. А вот Аяно подарила подруге популярный крем для рук – тут уж Мисаки очень обрадовалась.

«А то ты всегда жалуешься, что кожа грубая», – сказала при этом женщина.

Грубые руки – профессиональный симптом парикмахера. У Мисаки он еще не так сильно проявлялся, а некоторым, как она знала, приходилось серьезно лечиться.

Девушка воспользовалась подарком тем же вечером, а пока наносила крем на кожу, бросила взгляд на лежащий на зарядке телефон. Нахмурилась на равнодушный экран.

Она же вроде говорила во время прошлой стрижки, когда у нее день рождения? Конечно, не просила поздравить, но можно же было черкнуть хоть пару строчек? Хотя он, вообще, уже месяц как канул в воду, с чего бы ему вдруг писать. И вообще, какая ей разница…

В этом году на Золотую неделю[18] у Мисаки голова шла кругом от загруженности. Каждый день она работала до полного изнеможения и какое-то время после окончания смены еще не могла пошевелиться.

В последнее время ей стала изменять прежняя выносливость. Девушке не в первый раз приходилось недосыпать, но теперь изнеможение сказывалось особенно тяжело. Что бы она ни делала, не могла избавиться от усталости. Теперь ей каждый день приходилось с охами и ахами вытаскивать себя из постели.

Однако среди весеннего аврала случилось и кое-что хорошее. Такаси позвал Аяно замуж.

Когда большая часть посетителей уже разошлась и остались только завсегдатаи, Такаси достал кольцо и сказал:

– Выходи за меня.

Мисаки никак не ожидала такого поворота и даже выронила кусочек жареного тофу, который держала в палочках. На Аяно, само собой, предложение тоже свалилось как гром среди ясного неба.

От удивления женщина распахнула рот, как не престало бы такой красотке.

Тем временем брат продолжил, и голос его немного дрожал от волнения:

– Честное слово, на плошку риса всегда заработаю. И играть больше никогда не буду. И постараюсь никогда не изменять. Ты больше из-за меня и слезинки не прольешь. Поэтому давай жить вместе.

Мисаки и посетители следили за парочкой затаив дыхание.

Какое-то время Аяно сидела, не поднимая глаз от пола, а потом надулась:

– В смысле – «постараешься» не изменять? То есть мысль все-таки допускаешь?

Однако Такаси пальцами сдул ее щеки и, нежно улыбнувшись, пообещал:

– Не допускаю. Ты у меня единственная.

Аяно от этих слов расплылась в счастливой улыбке, как маленькая девочка. Такаси, кажется, не хотел, чтобы остальные увидели его возлюбленную такой счастливой, поэтому заерзал на месте и уточнил в своей обычной шутливой манере:

– Ну так как? Пойдешь за меня, нет?

Аяно выхватила у него кольцо вместе с коробочкой и рассмеялась:

– Пойду, ясное дело!

«Какое счастье», – подумала Мисаки, смахивая слезинки. Она обрадовалась за Такаси как за саму себя. Когда мама с папой погибли, он бросил университет и стал управлять идзакаей. А ведь наверняка иначе хотел построить жизнь. Он говорил, что мечтает преподавать в школе. И от всего отказался ради сестры. Потому Мисаки так обрадовалась, что он наконец обрел собственное счастье.

Все присутствующие аплодировали паре, пока не онемели руки.

Мисаки пошла провожать Аяно до последнего поезда.

– Значит, ты скоро станешь моей невесткой…

– Надеюсь, золовка не будет вредничать?

– Посмотрим по твоему поведению!

– Это еще что! – прыснула Аяно.

– Хотя после вашей свадьбы надо будет мне куда-нибудь съехать.

– Зачем?

– Ну а зачем молодоженам в доме золовка? И вообще, я давно хотела попробовать пожить самостоятельно.

Это была неправда. Если честно, то Мисаки бросало в дрожь от мысли, что в жизни придется что-то менять.

– Мисаки.

– М?

– Давай с нами.

– Но…

– Я вот хочу, чтобы мы жили все вместе. Поняла? Я старше, и я тебе приказываю.

Мисаки рассмеялась.

– Ах, приказываешь? Ну, тогда слушаю и повинуюсь.

Счастье согрело девушку до глубины души.

Когда они добрались до станции Умэгахара, Аяно вдруг спросила:

– Кстати, а тот парень тебе так и не написал?

– Не хочу о нем говорить. – Мисаки спрятала руки в карманы толстовки и криво усмехнулась. Аяно как будто хотела что-то добавить, но девушка почувствовала, как настроение портится, спешно попрощалась и ушла домой.

По дороге она, понуро плетясь по улице, вспоминала слова Харуто.

«Я стану тебя достоин»… Никто никогда не говорил ей ничего подобного, так что Мисаки искренне обрадовалась. Но с тех пор он ни разу не позвонил и не написал, и ей стало противно, что ее так осчастливили его слова. Чертовы балаболы! Постыдился бы, а!

Мисаки сердито нахмурилась, поглядела на луну, которая наполовину пряталась за облаком, и подумала: «Не нужны мне никакие отношения, еще пока отдохну. Надо сосредоточиться на работе. Стану полноценным стилистом и открою собственное дело. Опять же, Такаси с Аяно так за меня болеют».

И вдруг телефон в кармане завибрировал. Прочитав имя на экране, девушка невольно застыла.

«Харуто Асакура». Кажется, сердце забилось чуть сильнее.

Вот тоже, нашел когда звонить: а еще позже нельзя было? Она только что решила всю себя посвятить работе. Всё, поезд ушел!

Мисаки фыркнула и хотела положить телефон обратно в карман… и не смогла. Она еще какое-то время буравила взглядом экран, но в конце концов решила, что невежливо игнорировать человека, и приняла вызов.