– Простите, вы были понятыми в деле о смерти вашей соседки? – как можно вежливее, поинтересовалась я.

Дверь приоткрылась, и я увидела худощавую женщину лет сорока пяти, одетую в домашний халат.

– Да, мы с мужем были, – чуть испуганно подтвердила она, оглядывая меня. – А что… Что еще нужно?

– Мне просто нужно поговорить с вами о Дине, выяснить ряд деталей, – деловым тоном поведала я, и дверь открылась шире.

– Проходите, – пригласила женщина. – Только мужа сейчас нет. Или он вам не нужен?

– Может быть, мы и без него обойдемся, – разуваясь, ответила я и прошла в комнату.

Кресел в этом доме не было, и мы с женщиной, которая представилась как Ольга Тимофеевна, расположились на диване. Она смотрела на меня вопросительно, с готовностью во взгляде, и я начала с того, что попросила вспомнить подробности того злополучного дня, когда Дины не стало.

– Да ничего особенного в тот день не было, – заговорила женщина, поминутно поправляя жиденькие волосы. – Мы даже и не слышали ничего, не знали, дома ли Дина вообще. Тихо у нее было. Потом уже шаги на лестнице услыхали и голоса громкие – это «Скорая» приехала. Они звонили-звонили, но им никто не открыл, и они позвонили к нам. А мы… что мы могли сделать? У нас ключей от ее квартиры нет, мы так врачам сразу и сказали. Они плечами пожали и говорят – делать нечего, придется дверь ломать. Я сначала вообще-то против была… ну, чтобы дверь-то ломать, а потом, как в квартиру зашли…

Женщина замолчала, покачав головой, и нахмурилась. Видно, перед ее глазами встала увиденная двадцать третьего марта картина.

– Ольга Тимофеевна, – поторопила я ее. – Расскажите, пожалуйста, что же вы увидели?

– Она лежала на полу, Дина то есть, – тихо продолжала женщина. – Между коридором и комнатой, на боку. Мы в комнату и пройти-то не могли, на лестнице стояли, пока милиция на приехала, а потом уже в кухню нас провели.

– А саму комнату вы видели? Как она выглядела? Может быть, что-то указывало на то, что там кто-то был перед смертью Дины?

Эти вопросы, ответы на которые я могла получить из материалов дела, я задавала на тот случай, если оперативники сработали халтурно, не став тщательно фиксировать обстановку.

– Да нет, – растерялась соседка. – Как обычно, все было… Потом милиция там все осмотрела, все записала… Да я и не обращала внимания, чего там где лежит.

– Но вы бы заметили, скажем, если бы на столе оставались следы обеда или чаепития нескольких человек?

– Да, конечно, – кивнула Ольга Тимофеевна. – Но я не заметила, ничего такого там не было. Чашка одна там стояла. Да и таблетки эти… Ну, которых она наглоталась. И все. Чисто, пусто… У нее вообще обстановка небогатая. Брать нечего, если вы об этом, – красноречиво посмотрела она на меня.

Я вообще-то говорила не совсем об этом. Кстати, если бы у Дины и имелось «что брать», то есть что-то ценное, то Ольге Тимофеевне вряд ли было об этом известно. Я со слов Леры, клиентки своей, знала: Дина была девушкой скрытной, мало общавшейся с соседями.

– Значит, ничего подозрительного вы не заметили… – уточнила я, и Ольга Тимофеевна согласно кивнула.

– Хорошо, тогда постарайтесь, пожалуйста, охарактеризовать мне вашу соседку. Как она жила, кто к ней приходил… Вы же должны были это знать, хотя бы поверхностно?

– В общем-то, она тихо жила, – подумав, пожала плечами женщина. – С соседями только «здрасьте» да «до свидания», и все. У меня дочка, считай, ей ровесница, так они и не дружили совсем. Скромная она была, незаметная. Добрая, можно сказать. Только… Чересчур уж мягкотелая.

– Это в каком смысле? – заинтересовалась я.

– Не умела она жить твердо. Все вечно ей на шею садились да погоняли, а она улыбалась только.

– Это кто же «все»?

– Ну, не все, – оговорилась Ольга Тимофеевна. – Только, сами знаете, возле таких людей, безотказных да тихих, всегда шушера всякая вьется. Вот и к Дине стали захаживать… подружки. Не подходили они ей совсем, я же видела. Какие-то грязные, шумные, наглые… Придут, накурят, поедят-выпьют все, галдят на балконе… Шум от них был вечно. Один раз я не выдержала, позвонила в дверь, а мне одна… такая… открыла. Я Дину спросила, а она и говорит: нету ее, на работе. Выходит, она их к себе пускала, даже когда на работу уходила! А они и рады…

«Видимо, речь идет о персонажах с тусовки неформалов, которую посещала Дина, – отметила я про себя. – Значит, они бывали здесь и в отсутствие хозяйки… Да, с этой компанией тоже предстоит встретиться, прежде чем „списывать дело в архив“.»

– А еще кто-то ходил к ней?

– Подружка у нее была давнишняя, Лера. Ну, та приличная девушка, серьезная. Они, еще когда с Диной в школе учились, вместе сюда приходили, пока бабушка Динина жива была. И выросли вот – не раздружились. Хорошая девушка, ничего плохого сказать не могу. Ну, и Виктор, конечно, приходил.

– Виктор – это ее парень, да?

– Ну да, – согласилась Ольга Тимофеевна. – Мне он тоже нравился, вежливый всегда, культурный. Я у Дины спрашивала еще – пожениться, мол, собираетесь?

– А она что? – поинтересовалась я.

– Улыбается да молчит, – всплеснула руками Ольга Тимофеевна. – У ней часто так бывало: спросишь о чем-нибудь, а она только улыбается в ответ да молчит. И не поймешь, о чем думает, чего улыбается… Странненькая она была немного.

Я нахмурилась. Может быть, Дина была не просто «странненькая», а с конкретным медицинским диагнозом, чем и объясняется ее самоубийство? Может, стоит в первую очередь поездить по психоневрологическим диспансерам да больницам – благо их немного в городе, – чем опрашивать друзей-подруг погибшей?

Ольга Тимофеевна посмотрела на мое лицо и, видимо, решив, что ляпнула лишнее, торопливо заговорила, прижимая руки к груди:

– Нет-нет, вы не подумайте, что она ненормальная была или что-то там еще… Она и училась хорошо, и сроду никогда родители ее по врачам не таскали – нужды не было. А что тихая да скромная – так это ж хорошо! Просто в наше время мы отвыкли от такого, вот и кажется уже, что это странно, когда человек тихий и спокойный, вот и удивляемся, если девушка такая скромная… Нет-нет, она никакая не сумасшедшая, вы не подумайте. Безотказная да, слабовольная… ну, со странностями небольшими своими. Так у кого их нет?

Я не стала пока углубляться в размышления по поводу, отдают ли «странности» Дины аномалией, и продолжила разговор с Ольгой Тимофеевной.

– Скажите, пожалуйста, а в последнее время вам не показалось, что она стала… ну, еще более странной? Может быть, что-то в ее поведении вас насторожило?

Ольга Тимофеевна задумалась.

– Она вроде бы улыбаться чаще стала – вот так, без причины, – наконец сказала она. – И живее стала, по лестнице прямо летала туда-сюда. Раньше более вялая была… А может, ерунда все это, просто весна наступила, вот и настроение поднялось, а? – и Ольга Тимофеевна вопросительно посмотрела на меня, словно я могла сейчас с легкостью объяснить поведение Дины Черемисиной, с которой даже не была знакома.

– А с кем больше всего она общалась в последнее время? Кто чаще всех приходил?

Ольга Тимофеевна вновь задумалась.

– Да дело в том, что вроде почти никто и не приходил, – ответила она. – И Витька стал реже появляться, да и эти… которые грязные тоже. Вот только как-то открываю я дверь, а они стоят на площадке, и Дина как раз из квартиры выходит. Она им торопливо так говорит: я, мол, убегаю, заходите сами. Сунула им ключи и помчалась вниз. Я еще потом ругала ее, говорю – зачем в дом кого попало пускаешь? Что это за подружки у тебя такие завелись? А она мне – да ладно вам, теть Оль, они хорошие девочки… Девочки! Здоровые лошади, а шляются без дела. На балконе только торчат с сигаретами да музыку слушают. Я уж хотела с родителями ее поговорить, да вот…

Ольга Тимофеевна вздохнула и развела руками, словно хотела сказать «да вот не успела».

– А что за родители у Дины, не подскажете? Вы давно их знаете?

– Давно, а как же! Наташа-то, она здесь выросла. Почти ровесницы мы с ней. И дочери у нас получились почти одного возраста. Замуж она вышла и уехала отсюда к мужу жить. А Ксения Петровна – бабушка, значит – одна осталась. Потом Дина часто у нее жила, а как бабушка умерла, так совсем здесь поселилась. А Наташа с Колей приходят регулярно, навещают Дину.