Даже сейчас можно было слышать звуки телевизора из комнаты близнецов, но никаких разговоров. Видимо, они просто спокойно смотрели передачи без шумных гостей – сэмпаев.

Между тем Кинг без продыху продолжал бить по коробке с салфетками и отвечать на вопросы, доносящиеся из телевизора. И как только пустили рекламу, он взял пульт и перемотал вперед. Только теперь Муса понял, что это было записанное видео.

Прокрутив рекламу, он опять включил шоу. Сейчас там было другое задание, без кнопки. Кинг отвлекся от телевизора.

– Привет, Муса. Синдо молчит и смотрит викторину. Что-то невероятное происходит…

Не понимая, о чем это он, Муса покачал головой. Кинг повернулся лицом к Мусе и Синдо, которые сидели рядом.

– Отвечать, когда смотришь викторину, – вполне естественное человеческое желание. Ну вот, например: что получится, если написать иероглиф «зеленый» справа от иероглифа «рыба»? Там и хочется сразу же выкрикнуть: «Саба! Скумбрия!» А вот он сидит и молчит. Никакого духа соревнования.

– Кинг-сан, но ты же выкрикиваешь ответы, даже когда смотришь в одиночку, – заметил Муса, вспоминая, как почти каждую ночь слышал из его комнаты отдельные слова.

– Разумеется. Для этого и существуют викторины. Я действительно не понимаю тех, кто просто тупо сидит и смотрит, как статуя Дзидзо[9].

«А что в этом такого?» – подумал про себя Муса.

– Что же в этом такого? – вслух возразил Синдо. – Мне кажется, ты, Кинг, в этом вопросе в меньшинстве. Не представляю, как можно так втянуться в игру, если ты не на самом шоу.

– Может, тебе попробовать подать заявку на участие? – вмешался Муса.

Кинг посещал сайты викторин в интернете и каждый день с энтузиазмом отвечал на вопросы. Он был настолько увлечен викторинами, что даже вступил в дымный ад, которого все боялись, чтобы одолжить компьютер Никотяна. Все обитатели Тикусэйсо с почтительного расстояния наблюдали за его страстью к конкурсам вопросов и ответов.

– Отвечать быстрее, точнее и больше, чем знаменитые короли викторины, находясь по эту сторону экрана, – наслаждение для истинных знатоков.

Кинг надулся от гордости. Он казался смелым, но на самом деле тушевался на публике и уж точно не смог бы пойти на телевидение. Вспомнив об этом, Муса больше ничего не говорил. Синдо тоже мягко поддакнул в ответ, не развивая темы.

Кинг, казалось, чувствует себя не в своей тарелке, поэтому Муса решил сменить тему разговора:

– А вы уже слышали, что в Аотакэ новенький?

– Когда он появился?

– Что за человек?

Мгновенно оба придвинулись поближе. Кинг даже уменьшил громкость телевизора. Видимо, это была интересная для них тема. Муса выпалил им все о встрече с Какэру в ванной.

– Я думаю, он только сегодня приехал. Хайдзи-сан сказал, что он поступил на факультет социологии. Хайдзи-сан выглядел довольным.

– У меня плохое предчувствие, – пробормотал Кинг.

– Почему? Какэру кажется серьезным и хорошим человеком.

– Кинг беспокоится не из-за его характера, – пояснил Синдо. – Ты ведь тоже это слышал, Муса? Как Хайдзи-сан жаждет заселить комнату сто три.

– Да, ну и что?

– В том-то и дело.

Сидя по-турецки, Кинг поставил локоть на колено и погладил ладонью подбородок.

– Муса, ты же тоже слышишь об этом с начала весны. Хайдзи только и делает, что бормочет себе под нос: «Еще один, еще один…» Ни дать ни взять Бантёсара Ясики[10].

– Что такое БАНТЁСАРАЯСИКИ?

– Это… – начал было объяснять Синдо, но Кинг перебил его, не дав закончить:

– Определенно что-то происходит. Хайдзи что-то замышляет.

– Почему для него так важно, чтобы в Аотакэ жили именно десять человек?

Синдо наклонил голову, задумавшись, а Кинг начал воодушевленно излагать свою версию:

– Я здесь уже четвертый год, но десять обитателей в этой обители… Каламбур случайно вышел…

– Понимаю. Продолжай.

– …никогда вместе не жили. А почему? Да потому что здесь всего девять комнат.

– Действительно.

– Однако в этом году все изменилось. В двести первую комнату въехали близнецы. И тут Хайдзи стал подвывать, как призрак: «Еще один, еще один».

– Это правда, Хайдзи-сан, похоже, зациклился на десяти жильцах.

Муса тоже кивнул. На самом деле у Киёсэ был сдержанный характер: он не проявлял особых эмоций, какие бы беспорядки ни творились в Тикусэйсо. Однако в этом году все заметили, как он забеспокоился, найдется ли жилец для освободившейся комнаты 103. Муса тоже задался вопросом, почему Киёсэ так странно себя ведет.

– Что же произойдет, когда нас будет десять?

– Без понятия.

И хотя Кинг сам затеял разговор, теперь он потерял к нему интерес.

– Может быть, появится призрак, считающий тарелки?

– Сам завел шарманку «что-то нечисто, что-то нечисто», а теперь уходишь в молчанку?

Синдо поворчал на Кинга, который вынырнул из беседы и снова погрузился в телевизор. Кинг уже был поглощен викториной, не особо реагируя на слова товарищей. Муса и Синдо еще некоторое время обсуждали намерения Киёсэ, но так и не смогли прийти к определенному выводу и на этом прекратили разговор.

В комнате 202 на некоторое время воцарилась тишина.

Даже телевизор ждал ответа участника викторины, выдерживая огромную паузу. Кинг пробормотал:

– Во всяком случае, если с нами случится что-то плохое, Хайдзи даст нам знать. Он ворчит и отпускает ехидные замечания, когда пропускаешь уборку туалетов, но в остальном он хороший парень.

Муса согласился с ним. Киёсэ не сделает ничего такого, из-за чего обитатели Тикусэйсо могли бы оказаться в сложной ситуации.

У Мусы не было плохого предчувствия. Потому что, когда он сегодня встретил Киёсэ, тот выглядел вполне довольным. Примерно таким же довольным, как Муса в прошлом году, когда впервые в жизни увидел снег.

Какэру бегал по десять километров каждый день – утром и вечером. Эта привычка осталась еще со старших классов.

Во время летних соревнований на втором году обучения в старшей школе, когда он был в лучшей форме и бегал гораздо больше, Какэру установил рекорд в беге на пять тысяч метров – 13:54,32. Это было не просто хорошим результатом для старшеклассника, для японских легкоатлетов это были очень высокие показатели, его тогда еще звали к себе различные университеты. И поскольку он был еще подростком, все видели в нем перспективного спортсмена, который с такими результатами может попасть даже на Олимпийские игры. Так продолжалось до тех пор, пока Какэру не ушел из школьной команды по легкой атлетике из-за драки.

У Какэру не было амбиций представлять свою школу или ставить мировые рекорды. Больше всего в беге его привлекало то, что можно просто свободно бежать вперед, чувствуя всем телом, как со свистом рассекаешь воздух. Ему надоело, что с ним связывают ожидания разные учреждения, все время управляя им, будто он какой-то подопытный.

В день, когда он установил рекорд в беге на пять тысяч метров, у него болел живот. Поскольку в спорте забота о собственном здоровье – только его ответственность, не было смысла потом этим оправдываться. Но сам Какэру чувствовал, что смог бы добежать и быстрее. На пяти тысячах ему удалось бы показать рекорд и на тринадцать минут сорок секунд.

Уйдя из команды, Какэру продолжал тренироваться самостоятельно. Он хотел наконец попасть в мир такой скорости, с которой еще не бегал. Мимо проносятся разные виды. Ветер свистит в ушах. Как будет выглядеть все вокруг, как будет бурлить кровь в его теле, когда он пробежит пять тысяч метров за тринадцать минут и сорок секунд? Чего бы это ни стоило, он хотел испытать этот неизведанный мир.

На левом запястье были часы с секундомером, Какэру молча бежал. Не было ни тренера, который бы давал ему советы, ни товарищей по команде, с которыми можно было бы соревноваться, но Какэру это не смущало. Ветер, касавшийся его кожи, учил его. Его собственное сердце кричало ему: «Ты можешь еще! Можешь быстрее!»