Генашио взял ланцет и приготовился сделать разрез. Баба с выпученными глазами испуганно смотрела на него. Ее круглое лицо дрожало, и вдруг она стала икать. При каждом звуке ее полное тело содрогалось, и готово было свалиться с широкой скамьи.

Генашио смотрел на нее и не знал как начать. Ее рука приготовленная для процедуры тряслась, и было невозможно угадать, где нужно сделать разрез.

Мужик этой толстой бабы стоял сзади и держал её за голову. Его раздирало от смеха. Генашио прямо чувствовал на себе, как мужик злорадствовал, когда смотрел на свою бабу.

– Хватит икать! А то я тебя привяжу, как кобылу, – закричал Генашио и взял со стола веревку.

Женщина так быстро замолчала и замерла, что Генашио, а вслед за ним и мужик уставились на нее. Потом мужик мотнул головой, и Генашио начал процедуру.

Он держал полную руку женщины, и одновременно калил ланцет на огне. Баба косилась на огонь, но молчала. Потом когда ланцет нагрелся, Генашио поднес его к своим глазам, рассмотрел со всех сторон, и неожиданно опустил его к руке бабы. Она вздрогнула и замерла. Ничто не мешало Генашио. Даже ее мужик завороженно следил за руками Генашио. Тот быстро сделал надрез, подставил глиняную чашку и стал выжимать кровь. Кровь хлынула тонкой струйкой, и скоро чашка почти наполнилась. Сейчас начиналось самое ответственное и опасное. Нужно было остановить кровь и замотать рану.

Генашио поставил чашку с кровью на стол и вернулся к руке женщины. Он быстро перетянул выше локтя руку и начал вытирать влажной тряпкой рану. Потом он тряпкой помакал в серый порошек и ловко приложил тряпку к ране. Так он сделал несколько раз. Потом замотал все это чистой материей и отошел от женщины.

– Лежи и не дергайся! Скажу когда можно. И веревку не снимай, сам сниму, – сказал Генашио.

Баба тихонько завыла. Муж решил поучить ее и приготовил кулак. Но Генашио погрозил ему пальцем, и мужик вдруг начал хохотать, – вот зараза, хоть сейчас помолчит!

Генашио улыбнулся, потрогал бороду и подумал, неужели верит, что эта процедура вылечит его жену. Дело в том, что у его жены были постоянные головные боли. И из-за этих болей доставалось всей семье.

Генашио понял, что мужик просто издевается, пока есть возможность. А завтра, когда у бабы все заживет, она даст ему жизни. Такая крестьянская жизнь при дворе феодала. Генашио проводил пару и сел на лавку. Взял зеркало и посмотрел на себя. Да. Нужно подстричь волосы и бороду. А то не только дети боятся, скоро и лошади да собаки шарахаться начнут. Он навалился на стену и хотел подремать. Но не получилось.

Генашио не успел отдохнуть, как его вызвал старший по конюшне. Генашио шел по двору и качал головой. Ну как так? Грязь и невежество кругом. Действительно поместье феодала было основательно запущено. Сам феодал давно махнул рукой на хозяйство, да и что ему нужно было в его-то пятьдесят лет. Женщин уже часто не надо, лошади не интересовали, охота… Тяжело было ездить на лошади по лесам. Жена его почти постоянно проживала в городе. Ходила по подругам, да по магазинам, покупала всякую ерунду. А вот самому хозяину не нравился город с его суетой и подлыми людьми. Его один раз сильно надул приезжий купец, и с тех пор феодал не доверял городским. Когда Генашио делал хозяину кровопускание от уныния и головных болей, хозяин жаловался на жизнь, на жену, на старость…

Старший по конюшне показал большой фурункул, вскочивший на задней ноге лошади. Надо было срочно делать операцию. Через час Генашио приготовил все и начал.

Кобыла стояла между четырьмя столбами и была привязана к ним. Генашио опасался копыт лошади. Рядом ходил скотник и бахвалился. Он говорил, что вполне может управлять всеми лошадьми в конюшне, что они слушаются его и повинуются. У Генашио закралось сомнение – а не успел ли скотник приложиться к какому-нибудь кувшину, может быть поэтому он такой веселый.

Генашио сказал скотнику привязать задние ноги тоже, тот замахал руками, – да я… да зачем… а ты кто, чтобы мне указывать…

Генашио даже не разозлился, что с дурака брать. Не хочет привязывать и не надо. Генашио осторожно подошел к ноге и стал смачивать фурункул жидкостью, которую заранее приготовил. Она должна была обезболить рану. Подождал пару минут, и все это время скотник крутился рядом, хвастаясь и кривляясь.

– Ну, с Богом, благословясь, начнем, – пробормотал Генашио и сделал разрез ланцетом. Фурункул размером с куриное яйцо брызнул гноем. В это время рядом был скотник, тот кинулся в сторону, и в этот момент кобыла от боли дернула ногой. Генашио смотрел, как скотник отлетает в сторону и заваливается на бок. Генашио хотел кинуться скотнику на помощь, но надо было заниматься кобылой. И он приступил к чистке раны. Пока он чистил и потом промывал, кобыла дергала ногой, и Генашио десять раз пожалел, что послушал дурака скотника. Один раз у него мелькнула мысль, – а живой ли скотник? Но было совсем некогда заниматься мужичком.

Наконец было все закончено. Рана промыта, заполнена мазью, сейчас нужен покой лошади.

Сзади послышались стоны. Генашио обернулся. Скотник сидел на земле и держался за бок. Он смотрел на лошадь и ничего не понимал.

Наконец, скотник поднялся на четвереньки и пополз к Генашио.

– Ты это… дай чего-то… плохо мне. Эта скотина мне все ребра сломала, – бормотал мужичок.

Генашио помог скотнику доползти до лавки, положил его на нее и начал осматривать и ощупывать. Вроде бы переломов нет, только огромный синяк на правой стороне живота. Но ничего, это заживет. Он достал из сумки мазь и помазал синяк. – Вечером придешь, я тебе другую мазь дам. Заживет через пару недель, – сказал Генашио.

К вечеру Генашио устал. Да и возраст, сорок три уже. Эх, уйти бы на покой. Но кто его будет кормить и поить? Жениться он не успел в свое время, а сейчас он никому и не нужен. Хоть он еще ничего, и рост средний, жилистый, да и на лицо не страшный, а вот женщины его опасаются. Единственно чем он гордился, так это тем, что немного соображал в лечении людей и животных. Да еще была тайная страсть, о которой знал хозяин. Генашио понимал, что рано или поздно хозяин вспомнит об этом и обязательно обратится к нему. И вот тогда хоть беги куда-нибудь… Но бежать некуда. Ладно хоть здесь его еще держат, дают кров и еду.

Эх, если бы его изыскания в магии получились… Тогда бы он обеспечил себе старость. Купил бы небольшой домик в городе. Нанял бы служанок помоложе, нет помоложе не стал бы, лучше постарше. Но двух можно и посимпатичнее и пофигуристее. И стал бы жить поживать в свое удовольствие. А о своем открытии никому бы не сказал, никому. Не дай Бог, узнали бы… Тогда бы кончилась его счастливая жизнь.

Генашио размечтался. Перед внутренним взором шли хороводом дородные девки, на столе стояли деликатесные кушанья, а сам он сидел в шелковом халате в черном блестящем кресле и беседовал с умными людьми. Ну не совсем с умными, а так, чуть поглупее его. Надо ведь о чем-то говорить с ними, да и не ударить в грязь лицом.

Но все упиралось в мозги Генашио. А они тормозили. Никак не давалось то, о чем он мечтал уже несколько лет.

Генашио делал примочку на животе мужичку. Тот стонал от боли, и Генашио хотелось долбануть его по башке деревянным молотком, которым он пользовался для лечения зубов. Вроде бы мужик, а стонал как баба. Может на самом деле дать ему по голове, Генашио уже и место начал выбирать, чтобы тот наверняка выключился, но тут его прервали. Оказывается, его вызывал хозяин. Генашио с облегчением еще раз помазал мазью фурункул, и приказал девке замотать рану. Сам же поспешил к хозяину.

Феодал, мужчина с большим животом и заплывшим жиром лицом, лежал в кровати, смотрел на то, как кривлялась перед ним местная танцовщица и попивал вино из кубка. Когда раздался стук в дверь, хозяин как раз наклонил вправо голову, танцовщица должна была сделать пируэт, во время которого, ее юбки должны были разойтись и обнажить бедра. Танцовщица дернулась, и пируэт не получился. Феодал зарычал. Такой момент, такое мгновение искусства, и он не удался. А искусство хозяин ценил. Правда, по-своему.