Сюда же поднялся маг, который велел девушкам напоить Плехова, а потом снова провел над ним непонятные манипуляции, отчего боль несколько стихла, и он смог уснуть.

Ежедневно Плехов мог заметить у себя явные улучшения в самочувствии, но ставать ему пока не разрешали. Да он и сам побаивался – «чеэмтэ» дело такое, хрен его знает, чем все может закончиться! Хотя встать очень хотелось, хотя бы потому, что крайне некомфортно было использовать девушек для некоторых процедур.

Этих красоток-веселушек здесь, в комнате мансарды, проживало трое. Все трое – подавальщицы из зала. Но сейчас третьей пока не было. Как пояснили девчонки – особой необходимости в ней нет, проезжих гостей мало, вот она и отпросилась домой в деревню, расположенную по соседству. Именно на ее кровати и располагался сейчас Плехов.

«М-да… Кровать это – не то девичья, не то вдовья. Узкая, хрен раскинешься на ней. Даже одному не очень-то комфортно. И короткая, зараза! Если вытянуться по весь рост, то головой упираешься в одну спинку, а ногами в противоположную!».

Плехов припомнил, как они с Юлькой гоняли как-то в Норвегию – посмотреть столичные достопримечательности, глянуть, что из себя представляют знаменитые норвежские фьорды. Будучи в музее, они осмотрели и нансеновский «Фрам». Тогда Плехов был очень удивлен, насколько коротка была кровать в каюте капитана – либо норвежцы в те времена были несколько низковатые, что – вряд ли, либо спать «кэпу» приходилось скрючившись.

Вот и здесь коечки были аккуратные, красивые, но – очень уж узкие и короткие. На данный момент Плехову хватало, но – впритык! А ведь эта тушка еще и растет!

Девчонки были веселые и – без особых комплексов. Так что не раз он становился невольным свидетелем переодеваний или подготовки ко сну.

«Или они меня еще всерьез не воспринимают?».

Ухаживали они за ним очень тщательно, что тоже удивило «попаданца» в чужое тело. Прямо – как за родным!

Работа у подавальщиц начиналась только после обеда. До этого, утром им нужно было навести порядок в зале и перемыть посуду. То есть до обеда обе – и Агнесс, и Вита то порознь, то вместе неоднократно забегали навестить пацана. И пичкали его всяким разным – в первые дни, в основном бульонами, а потом и разными «вкусняшками» - паштетами, сырами, пирогами. Поили неизвестными ему лекарственными настоями или просто – компотами, соками и взварами.

Плехов и так испытывая неудобства от всяких «горшков и уток», чувствовал себя не в своей тарелке, а тут еще и такой уход. Дождавшись, когда Вита будут с ним в комнате одна, он, смущаясь, спросил о причине такого отношения, чем очень удивил девушку.

- Ты чего, Кан? – всплеснула руками девчонка, - Мы же всегда с тобой так. Ты нам как родной. Мы и раньше тебя жалели – сирота, больной, досталось тебе сильно. А потом – ты такой милашка! Так и хочется тебя потискать, потрепать за волосы.

«Х-м-м… я, оказывается, милашка? Интересно!».

Своей внешности Плехов пока не видел – не до этого было. Да и есть ли здесь зеркала? Или как в земном средневековье в реальности, зеркала долгое время оставались недоступными для подавляющего большинства населения. Или в какую-нибудь отполированную металлическую пластину смотрятся?

А так комнатка была небольшой, но очень уютной. Три кровати возле стен; небольшое окно; платяной шкаф и стол с парой стульев. И всяческие рюшечки, занавесочки, накидочки, что с первого раза характеризовало комнату, как типично женскую. А еще – лоскутные мягкие одеяла, подушки, матрасы, набитые каким-то пахучим сеном, а также запах цветов или еще каких-то душистых растений. В общем, чувствовал себя Плехов несколько не в своей тарелке! Как в комнате женского общежития в будущем.

- А почему ты меня называешь – Кан? Разве меня не Кнут зовут? – спросил он Виту.

Та пожала плечами:

- Кнут ты для чужих. Это довольно распространенное имя у алеманов. Ты белобрысый, как и они. Так вопросов меньше. А Кан… так тебя называют Седрик и Бруно. Вот так и сложилось, что для посторонних ты – Кнут, а для своих – Кан. А почему так? Спроси у хозяина, или у Седрика. Когда я, да и другие девчонки пришли сюда работать, ты уже жил здесь. Так что… привыкли все как-то.

«Для чужих. Для своих. Кнут или Кан. Алеманы еще какие-то. Какая-то тайна? Надо будет это дело у Седрика выяснить. Интересно же!».

Глава 19

На четвертый день своего возлежания на кровати в девичьей комнате, Плехов взбунтовался. Чувствовал он уже себя не в пример лучше.

«Ну скучно же! А за пределами этой комнаты – какой-то неизвестный мир!».

С девчонками было весело, но их непосредственность, непривычная для Евгения в реальности, и порой переходящая определенные пределы, была, некоторым образом – за гранью его понимания.

«Как мотыльки какие-то, честное слово!».

А еще они напоминали ему прочитанную как-то в детстве книгу одного из основоположников жанра фантастики – Герберта Уэллса. Именно эльфов из «Машины времени» - постоянным весельем, легкостью ко всему вокруг происходящему, и… Создалось впечатление, что девицы были несколько глупы. Или легкомысленны и поверхностны, скажем так!

При этом – заботливы, аккуратны, и очень чистоплотны. Вот этой заботой, оказывается, можно тоже объесться!

К тому же, как было уже сказано – они были непосредственны. То есть они вполне могли начать переодеваться, невзирая на его здесь же нахождение! Или, раздеваясь перед тем, как лечь спать, в коротких нижних рубашонках могли устроить посиделки на кроватях. Бурно обсуждая происшедшее в таверне за день, смеясь и перемывая косточки посетителям. И хоть никакого намека на кокетство и близко не было, но…

Были они вполне красивы, стройны и имели все нужные выпуклости в правильных местах, а где нужно – такие же красивые «впуклости». Единственное, что не очень-то было во вкусе Плехова, и что, по его мнению, подводило этих красоток – рост. Ростом они были невысоки. Навскидку – метр шестьдесят, не выше.

Плехову приходилось либо отворачиваться, либо закрывать глаза, имитируя усталость и головную боль. Что, впрочем, тут же вызывало всплеск заботы о нем!

Поэтому…

«Ну их на хрен, ибо – не хрен!».

В ответ на его заявление, Агнесс сразу же унеслась на поиски «милсдаря мага» Филипа, благо время было еще ранее, и он не успел уехать по какому бы то ни было вызову из очередной деревни.

Со слов девушек Плехов понял, что Филип был магом «общей практики», если отталкиваться от земной, реальной специализации врачей. То есть, он мог излечить от какой-либо несложной болезни, или травмы; мог поспособствовать исчезновению зловредных жуков с поля с сельхозкультурами; лечить скот он тоже мог.

«Очень интересный субъект, этот Филип! Надо с ним как-то пообщаться!».

Со слов девушек, жил маг в таверне уже года два, но за постой и стол не платил, оказывая услуги по своей специфике именно в плане поддержания здоровья хозяев и работников, изгоняя крыс и мышей из подвалов и хранилищ, присматривая за скотом, а также – за огородами, где изничтожал вредителей магическими способами.

«То есть, Филип этот вовсе не «швырятель» файерболов, не «колебатель» Вселенной и никакой не боевой маг! А вот каков он – это можно выяснить только в разговоре непосредственно с ним, ибо девчонки на вопросы чаще всего пожимали плечами, либо хихикали и переглядывались, чуть краснея щечками. Похоже, что кобель он ко всему прочему, этот Филип! Ну – тут осуждать не могу, ибо уже и сам «задолбался» отводить взгляд, когда эти прелестницы вдруг решали оголить по какому-то поводу ту или иную часть тела!».

К тому же, кроме лицезрения девичьих прелестей, Плехову досаждал определенным образом и запах девичьих тел! Тела эти были без сомнения чистые – ибо как уже было сказано, девчонки были чистоплотны и каждый день, после закрытия таверны, отправлялись в омывальню. Такая здесь также имелась.

Так вот… запах. Запах чистых молодых женских тел – тут уж закрытыми глазами не отделаешься. А затыкать еще и нос? Вообще глупо будет смотреться!