Кирш Ли.

Сборник прозы в жанре магреализма

Крылатые волки на льняном поле

// летние сны

Бездыханное небо.

Только во сне может иметь такой цвет - шероховатого картона, ещё влажного после краски, холодного оттенка.

Непривычно, но сразу понимаю, что сплю. А значит… А значит, значит! Можно делать всё что хочешь.

Только отчего же не хочу ничего такого… Ничего кроме как дойти по этой тропинке до любимого поля цветущего льна.

Моё безжалостное небо давит на макушку, гнёт к земле, искривляет позвоночник… Тяжёлые небеса в этом сне.

Однако погожу просыпаться.

Мой рассветный холод… Холоднее всего перед рассветом.

Голубое поле уже виднеется. Влажный от росы песок тропинки удерживает следы, и оглянувшись на пройденное, вижу чёткую цепочку шагов.

Мой циничный дождь пробивает подставленную ладонь насквозь. Капли лишь на мгновенье задерживаются, но почти без усилий проходят.

Просеивая сквозь себя эту морось, дохожу до места встречи. С кем? Не знаю.

Опрокинутое небо разлилось по этому полю. Голубизна яснейшая, глаза цветов промылись дождём и открыты навстречу дню.

Несколько шагов - и по колено в лазури… благодать. Чистая и необъятная.

Сидя, улавливаю шорох за спиной. Правильный сон, в котором даже без надежды на встречу - она происходит.

Память пробуждает запах - запах мокрой от дождя шерсти. Он это, он. Лишь здесь мы иногда встречаемся.

- Привет…

- Здравствуй.

- Вот, жду тебя… Хотя нет. Не жду, пейзажем наслаждаюсь.

- Даже так? Правильно. Чем сильнее ждёшь моего прихода, тем дольше будет длиться ожидание.

- Почему так?

- Я не прихожу на зов. И веду - не куда просят, а куда нужно.

- Странный ты Проводник.

- Странные имена, которыми вы меня обзываете.

Седой волк даже по щенячьи фыркнул, стряхнув гирлянду росинок со стебля ближайшего цветка.

- Да я ничего и не хочу от тебя. Просто посидеть рядом.

- Можешь даже погладить.

- Правда?! Спасибо…

Обхватив шею Седого, чувствую себя так спокойно, как в центре мира - когда все остальное мелочно и неважно. Он лениво жмурится.

- Часто приходишь сюда, я же знаю… Зачем?

- Ловить несуществующих бабочек.

Седой молчит, но я же вижу, как вздымаются крылья за его спиной. Шевелясь, выдают его раздумья.

- Слишком часто. Даже если для ловли несуществующего.

Не знаю, как объяснить, рву льняные стебли, плету из них голубую косичку.

Моя уверенность не простирается на завтрашний день. Выбивается из сил к вечеру сегодняшнего. Крылатые волки на льняном поле - приятное исключение под шероховатым низким небом. Отдохну ещё немного, и можно будет просыпаться.

- Зачем… Чтоб не словить, ненароком. Наверное.

Не очень у меня получается делать цветочные венки, без легкости. Но что-то выходит. Нечто похожее. На желаемое.

Седой улёгся поудобней. Прикрыл свои голубые глаза. И улыбается ведь, я вижу. Посмеивается надо мной, чувствую же.

- Давай я буду приманкой для этих твоих… чешуекрылых. Как думаешь, слетятся?

Доплетаю венок из льна, и надеваю его на голову крылатого волка. Он лишь лениво приоткрывает один глаз и одобрительно сопит.

- Теперь ты точно сойдёшь за приманку. А кто не прилетит - того и впрямь нет.

моя милая инфлюэнция

Болеть забавней, чем кажется. Особенно если температура и галлюцинации.

Кто-то толкает день вбок и мир начинает раскачиваться. Ого… тошнота подкатывает и панибратски лезет обниматься.

Эти адские качели бесят, но затормозить не удаётся.

Голова просится на плаху инквизиции. Однако не судьба.

Сон смежает веки и расправляет подол смирительной рубашки.

Из-под шкафа неторопливо вылазит хомяк и спокойно усаживается неподалёку, с укоризной глядя на меня.

- Ты кто?

Мне действительно интересно.

- Я лошадь.

- А непохож.

- И тем не менее я большая белая лошадь, заблудившаяся в тумане.

Вздыхаю. А он уморительно сложил передние лапки и грустно глядит глазками-бусинками.

- Тогда хоть чайник пойди поставь. Выпьем вместе.

- С липой, мятой и малиной?

Вскидываюсь:

- А ты правда чайник поставишь? Ну давай…

Бред заканчивается, начинается сон. Тихий, спокойный… Ага, щас.

Потусторонняя аптека. Средневековая, судя по изысканному интерьеру и паутине в тёмных углах.

Полки уставлены стеклянными бутыльками, разной степени пузатости.

Умиляюсь обилию выбора - одни названия чего стоят:

- стрихнин, кураре, мышьяк, сернистый ангидрид, синильная кислота, цианистый калий…

Поэзия, а не перечисление! Но настроение отчего-то тухнет, и я смущенно извиняясь, покидаю пределы любезного заведения.

Лучше молока попить. Желательно теплого, и с мёдом.

И молоко я люблю. Вот только… Люблю холодное, а тёплое… Эх.

// Народные средства от гриппа. Натереть на терке средней величины сырую луковицу, залить бутылкой кипящего молока, но не кипятить, дать настояться минут 20 в теплом месте, чтобы не остывало. Этот настой выпить на ночь горячим.

… Гадость, наверное?

Нет, болеть противно. И невыносимо долго. И нудно. И хомяки разные являются…

- О, привет, большая белая лошадь!

- Я не лошадь. Я Хаммурапи.

- Ктооо?!

- Царь Вавилонской империи.

- А… Ну, устраивайся поудобнее, нам есть о чём поговорить.

Если что и примиряет с реальностью, так это родное одеяло. Такое теплое, мягкое, и … треугольное?! Срочно, срочно искать четвёртый угол. Где-то он есть. Его не может не быть!..

ущелье Нерифмованного эха

Сон метался как лопнувший воздушный шарик, пока не выбросил меня наружу.

Особенно порадовало кованное изголовье кровати.

Которой не только у меня никогда не было, но даже не доводилось видеть так близко, а тем более спать на ней.

Однако удивление спадало легко, как листья с продрогших деревьев, и с каждым шагом от кровати уменьшалось, пока у подоконника не исчезло вовсе.

А что здесь такого?

Моя это кровать, и комната моя, и карликовое деревце на подоконнике тоже моё. На нём за одну ночь поспевают свежие булочки к завтраку. Я их срываю, ещё тёплые, а на следующее утро пара штук снова дозреет.

Обычное утро, спокойное пробуждение, приятный аромат свежей выпечки. Всё как всегда…

Даже знаю, что будет дальше.

Выйду, осторожно переступая тени как спящих котят. Ведь ночь - это когда пугливые тени стекаются к жилищам, ближе к запахам тепла и человеческим голосам, отсыпаются у наших порогов, потому и темнеет. А по утрам расползаются обратно по расщелинам и укромным уголкам. Но не всё сразу, самые ленивые дрыхнут чуть ли не до обеда!

А я пойду вниз по улице, ленивое солнце будет ронять своё оперение, засыпая тротуар. Самые уважаемые горожане - дворники, выйдут на работу в послеобеденный дремотный час, чтобы расчистить дороги и собрать груды лёгкого как пух золота. На этом топливе работает городская электростанция.