Рождение

Я не помню, как я родилась. Ну совсем не помню. Не помню, как в первый раз открыла глаза, не помню, каким увидела мир. Не помню, что мне тогда снилось.

Зато помню, как мама все время вылизывала меня, и это было очень приятно. Своим шершавым язычком она беспрерывно лизала меня всю: и уши, и лоб, и тело, и хвост. И лапки. И глаза, и маленький носик.

Я спала – мама лизала меня, просыпалась – мама опять лизала меня, я хотела приподняться на своих слабеньких ножках и пойти куда-нибудь погулять – мама осторожно хватала меня зубами, укладывала поближе к себе, на дно коробки, в которой мы родились и жили, и снова лизала.

А еще я помню мамино молочко. Вкус у него был сладенький и нежный. Я пила его все время. Закрывала глаза – пила, открывала – пила, и во сне – снова пила! Как мне нравилось это молочко! Какое счастливое было время! Лежишь – и пьешь, лежишь – и пьешь! И ничего больше делать не надо!

А потом однажды мне вдруг захотелось встать и куда-нибудь пойти. Побродить, полазить, попрыгать и покувыркаться. И это было такое сильное желание, что я не смогла с ним бороться и тут же сказала:

– Мама, спасибо за молочко! Но я, наверно, пойду. Погуляю. Тут, недалеко.

Мама усмехнулась в ответ, но ничего не сказала. Она лежала, уставшая от того, что все время кормила нас. И сил спорить с нами у нее уже не было.

Я удивилась, что мама не возражает мне, и попробовала встать. Но мои пушистые тоненькие лапки по какой-то причине не послушались меня и тут же разъехались в разные стороны. Не успев подняться, я плюхнулась на собственный живот рядом с мамой.

Совершенно растерявшись от этого обстоятельства, я покрутила головой – голова подчинялась мне, повертела носом, открыла и закрыла рот, подергала усами и даже пошевелила своим маленьким хвостиком – нет, здесь все было в порядке, все работало.

«Странно, – подумала я, – все мое – со мной, и только лапки – сами по себе. Но они же – мои! Как они могут меня не слушаться? Очень странно!»

Немного успокоившись и подумав, я строго-настрого приказала лапкам подчиниться. Прямо так им и сказала: «Многоуважаемые лапки! Прекратите хулиганить! А ну-ка слушайтесь меня!»

А затем снова попыталась встать. И снова почему-то упала. И так повторилось много-много раз.

Сперва меня это забавляло, потом мне это надоело. Потом я начала злиться на свои коварные лапки. От обиды я даже попробовала укусить их несколько раз. Но они никак на это не отреагировали. То ли я кусала их слабо, ведь зубы мои были еще очень-очень маленькими, то ли им было все равно, кусают их или, наоборот, гладят и лижут. Но после моих укусов они остались такими же непослушными и независимыми, как и раньше.

Обессилев, я подползла к маме и попила молочка из ее животика. Мама дремала, но мне так сильно захотелось спросить ее кое о чем, что пришлось ее разбудить.

– Мамочка, дорогая, скажи мне, почему мои лапки меня не слушаются? Я когда-нибудь научусь ходить? А то я сегодня весь день стараюсь пойти погулять и весь день падаю.

Мама чуть-чуть приоткрыла глаза и сквозь сон отвечала мне:

– Научишься. Ну, если, конечно, будешь старательно учиться.

– А если не буду?

– Можешь и не научиться. Так и останешься навсегда лежать в этом подвале.

– Не-ет, – с ужасом отвечала я, – я так не хочу. В подвале хорошо и тепло, но мне не хочется провести в нем всю свою жизнь. Тогда, мамочка, я немного посплю и начну все заново.

Я уснула, а потом сделала так, как пообещала маме. Брат с сестрой еще дремали, а я уже вскочила и начала тренироваться.

Я не знаю, сколько прошло времени и сколько раз я упала прежде, чем сделала свой первый шаг, но я совсем не удивилась, что в какой-то момент перестала шлепаться на дно своей любимой коробки.

Вскоре я даже начала немного подпрыгивать. Так мы и прыгали все время втроем: я, мой забияка-братик и моя милая сестренка. В подвале ведь было очень много места для того, чтобы прыгать.

И так проходила наша жизнь: мы просыпались, кушали мамино молочко, скакали, дрались, царапали друг дружку своими лапами, хулиганили, снова пили молочко, снова спали и снова начинали скакать. И это продолжалось очень долго.

Гура

Однажды мама, как обычно, куда-то ушла по своим делам, и мы остались совсем-совсем одни. Мы не боялись одиночества, потому что знали, что мама обязательно вернется. Ведь не было еще такого случая, чтобы она не возвращалась. Поэтому мы и были очень спокойны.

Так спокойны, что брат и сестра мои уже вскоре безмятежно дрыхли прямо посреди нашей большой коробки. У меня же, наоборот, не было никакого желания сидеть, спать или лежать. Мне хотелось играть и веселиться. Поэтому я поцеловала любимую сестренку в ее крошечный носик, погладила лапкой брата и побежала бороться со скукой – отправилась гулять по нашему любимому подвалу.

Не успела я немного отойти от наших владений, как вдруг, откуда ни возьмись, прямо передо мной возник какой-то весьма упитанный зверек с очень длинным хвостом. Лапки у него были совсем короткие, рост низкий, а нос острый.

– Ой! – испуганно воскликнула я, ведь он чуть не задел меня своим невиданным хвостом, и отпрыгнула назад.

– Ай! – вскрикнул он и тоже отскочил на весьма почтительное расстояние.

Затем он замер и стал издалека меня обнюхивать. Я видела, как дрожат от любопытства его носик, усы и голова. Я же, в свою очередь, приподнялась на всех своих четырех лапках и выгнула спину. Но драться я не хотела.

«Чего с коротконогими малышами драться-то, – подумала я, – я же его одной лапой прибью. Неинтересно!»

Но все же мне не хотелось, чтобы он приближался близко ко мне, поэтому на всякий случай я проверила, работают ли мои маленькие остренькие коготки, осторожно выдвинула их немного вперед, а потом убрала обратно.

«Работают! Если что, помогут», – сказала я себе, а потом вежливо вслух спросила:

– Добрый день! Ты – кто? Вроде бы ты – это не я. А я – это не ты. Как-то ты совсем на меня не похож.

– Я – серая крыса, – отвечал серый хвостатик, – и зовут меня Гура. И меня тут все знают. Давно тут живу. А ты здесь откуда?

– А я… из во-он той коробки, – и я кивнула головой куда-то назад, – и я, кажется, кошка. Но точно не знаю, надо у мамы переспросить. Но вроде бы нас так называют! Кошки мы! А имени у меня еще нет. И у моей сестры, и у моего брата тоже нет. Мы ведь совсем недавно родились и еще имен себе не придумали. Как придумаем – я обязательно расскажу тебе.

– Понятно, – прошипела Гура, – значит, ты тоже местная. Знаю, знаю про вашу семейку. Каждый день мимо пробегаю. И мамашу вашу тоже знаю. А до твоего имени мне дела никакого нет. Так что, когда имя себе придумаешь, можешь меня не искать. И ничего мне не сообщать. Достаточно того, что я вас, кошек, и так узнаю, без всякого имени. Не глядя. По запаху. И всякий раз, когда вы попадаетесь на моем пути, я думаю, какие же вы, кошки, глупые. Никогда вам меня не поймать. И не съесть.

От этих слов мне сделалось очень обидно, и я переспросила:

– Почему ты ругаешься? Я тебя глупой не называла. И мама моя вовсе не мамаша. А мама. Мамочка. Мамуля. Моя любимая. Единственная. И на самом деле, может, все наоборот! И это вы, крысы, не слишком умные. Смотри, у тебя и голова меньше, чем у меня. А ведь у кого голова больше, тот и умнее.

– Ха-ха-ха, – рассмеялась Гура и передразнила меня, – у кого… голова… больше. Да крысы всегда были умнее кошек, – уверенно продолжала она, – да и вообще нет никого на белом свете умнее крыс! Впрочем, шансы у тебя есть. Ты тоже серенькая, как и я. А все, кто серые и черные, – они точно не дураки. К тому же ты еще и вопросы задаешь! Значит, не дура. Но все равно глупее меня.

– А, может, проверим? – меня охватил азарт.

Гура задумалась.

– Ну хорошо, давай. Вот смотри, кто быстрее найдет еду и принесет ее сюда, в эту комнату, тот и умный. Согласна?