Почти в каждом партизанском отряде в Советском Союзе было несколько женщин, хотя обычно они составляли не более 2–3 % от общей численности отряда и редко более 5 %. Они использовались в основном в качестве агентов разведки. Советская разведка, как правило, в значительной степени полагалась на женщин-агентов, особенно на территории, охваченной партизанским движением, где женщины оказывались лучшими агентами, поскольку мужчин призывного возраста могли арестовать на месте.

Некоторые из женщин обучались на радисток и медсестер; среди врачей, направленных в партизанские отряды, также было много женщин. Врачи имели офицерское звание. Иногда женщин направляли на боевые задания вместе с мужчинами, но, судя по всему, помимо разведывательных заданий их чаще всего использовали в качестве медицинского персонала, поваров и прачек.

Сексизм в рядах партизан наблюдался повсеместно. В большинстве случаев женщины служили в качестве обслуги, и не раз бывало, что женщин, которые отправлялись на задания по борьбе с врагом, взрывали мосты, минировали железнодорожные пути или собирали еду и одежду у местных крестьян, после возвращения на базу партизаны просили помыть посуду или заштопать носки! Тогда, как и сейчас, у женщин были «двойные задачи», и в первую очередь на них смотрели именно как на женщин, а не как на солдат.

Призыв затрагивал лишь небольшое число женщин. В основном они были добровольцами, движимыми либо политическими убеждениями (некоторые были верными коммунистками), либо жаждой приключений, либо желанием добиться для себя чего-то в обществе, где удовлетворение личных амбиций вне роли матери и жены было ограничено. Некоторые женщины-«призывницы» обучались шпионажу или радиосвязи на советской стороне фронта, но они, как правило, были комсомолками и поэтому были политически надежны.

Как утверждает Эрл Зимке в своей статье «Composition and Morale of the Partisan Movement» («Состав и моральный дух партизанского движения») в книге под редакцией Джона А. Армстронга «Soviet Partisans in World War II» («Советские партизаны во Второй мировой войне»), основной причиной включения женщин почти в каждый партизанский отряд было то, что «женщина стала одним из обязательных атрибутов каждого высокого по званию партизанского офицера… наряду с наганом и кожаной курткой!» [Ziemke 1964: 147–148]. Нередко офицеры, от командира бригады до командира батальонов, «женились» на партизанках, зачисленных в их отряд. Само собой разумеется, их жены – а у большинства из них были жены, которые сильно переживали за них, – редко знали об этих романах. «Простым» рядовым партизанам приходилось довольствоваться менее удобными решениями.

Это приводило к циничному отношению к женщинам в партизанском отряде. Ревность была обычным явлением. Из-за обладания женщиной часто вспыхивали драки, иногда даже со смертельным исходом. Женщины становились собственностью командиров, что подразумевал их офицерский статус, и поэтому «жена» командира часто властвовала над другими женщинами и мужчинами, более низкими по званию. Это приводило к неприятностям.

Например, если жена командира хотела взять одеяло, принадлежавшее женщине другого мужчины, она могла спровоцировать драку, и если мужчина бросался на защиту своей возлюбленной, это могло привести к нарушению субординации и расстрелу – особенно если командир в это время был сильно пьян.

В заключение следует отметить, что нельзя преуменьшать героические усилия многих женщин во время войны. Немцы, хотя и были в высшей степени сексистами, тем не менее считали удачей захватить партизанку, потому что те часто были исключительно хорошо информированы и обладали ценной военной информацией. Многие женщины выбирали мужественную и мучительную смерть, но не выдавали свои секреты.

Привычный образ партизанского отряда – это небольшая изолированная группа, скрывающаяся в лесу или в джунглях. На самом деле партизанское движение имело очень сложную структуру. Во главе ее находился Центральный штаб партизанского движения в Москве с офицером связи при верховном командовании Красной армии. Этот штаб включал подразделения политической безопасности, пропаганды, шифрования, связи, картографии, финансов и транспорта. Он был связан с различными территориальными командными пунктами и далее с оперативными группами в тылу врага.

Эти оперативные группы также состояли из различных подразделений: охраны, связи, медицинского корпуса, отделов пропаганды и финансов. У оперативных групп были и воинские подразделения, о которых я расскажу вкратце, но был у них и политический аналог – районный или партийный центр, в котором коммунистическая партийная работа велась под эгидой наркома. В его ведении находилась партийная «пропагандистская» работа, нелегальная пресса, распространение слухов и различные связи с партизанами. При каждом партийном или районном центре существовал один или несколько районных комитетов, которые, в свою очередь, включали одну или несколько партийных ячеек и блоков. Замполит иногда обладал бо́льшим влиянием, чем начальник военного штаба. Иногда один человек занимал обе должности (см. приложение).

Основной боевой единицей партизан был отряд, состоявший из 50-400 человек (включая собственно бойцов и вспомогательный персонал). Отряд делился на более мелкие подразделения – взводы и роты, в зависимости от численности отряда. Весной 1942 года партизан стало так много, что отряды стали объединяться в бригады, то есть три, четыре или более отрядов составляли одну бригаду, а в каждом отряде могло быть от двух до восьми взводов. Позже по ходу войны, в 1943 году, бригады обычно объединялись в соединения – бригадные группы, близкие по размерам к дивизиям (не равным, но близким к американским дивизиям) [Ainsztein 1974: 280]. Некоторые из этих партизанских отрядов состояли из большого количества гражданских лиц. Это часто становилось предметом разногласий между партизанскими командирами – следует ли заботиться о таких гражданских лицах или нет; еврейские командиры, конечно, считали своим долгом спасти как можно больше жизней, даже если большое число гражданских лиц увеличивало опасность обнаружения. Кроме того, советский Центральный штаб не одобрял существование отдельных еврейских партизанских отрядов и обязывал евреев и их командиров интегрироваться в многонациональную партизанскую структуру. Таким образом, такие известные еврейские группы, как группы Миши (Моше) Гильденмана, братьев Бельских, Иехезкеля Атласа, Иехиэля Грыншпана, Берла Лорбера и Николая Конищука, должны были в конечном итоге слиться с более крупным общепартизанским центральным командованием и потерять свою самобытность как еврейские боевые силы.

Антисемитизм живуч. Его уродливая голова поднималась даже тогда, когда евреи были уже не «овцами на заклание», а доблестными бойцами. Немецкая пропаганда последовала за евреями в леса и горы. Эта пропаганда оказывала значительное влияние; она была направлена на партизанские отряды в целом и на то, что нацисты называли группами еврейских «бандитов, стоящих во главе партизанского руководства, направляющих его действия и оставляющих свой еврейский след во всех его делах»[18]. Немцы, конечно, преувеличивали роль еврейского руководства в движении, но ненамного – евреи стояли во главе примерно 200 партизанских групп и участвовали во всех подпольных русских организациях, хотя не всегда как евреи. Довольно часто они скрывали свое еврейство[19].

Одним из последствий немецкой пропаганды против еврейских партизан было то, что советское центральное партизанское командование приняло решение о скорейшем смешении национальностей, опасаясь, что антисемитски настроенные крестьяне, проживающие вблизи партизанских баз, не согласятся поставлять продовольствие и одежду боевым группам, состоящим полностью из евреев или возглавляемым евреями. Но так бывало не всегда. Население иногда вставало на сторону еврейских партизанских отрядов, но на всякий случай вскоре большинство этих еврейских отрядов по требованию центрального командования прекратило свое существование в качестве отдельных групп.