Этот «недостаток вооб ражения» – неспособность понять, что главный вопрос заключается не в том, почему восстаний было так мало, а в том, почему среди всех этих смертей и разрушений проявлений сопротивления было так много. Причина сохранения мифов и заблуждений заключается в том, что фактическая роль евреев скрывалась, в особенности русскими и украинцами. Не только факт участия евреев в сопротивлении и их присутствия в советской армии замалчивался, но зачастую их участие изображалось как сотрудничество с нацистами [Ainsztein 1974: 394, 396; Eliav 1974: 177–179]. Вот поче му эта книга, когда она появилась, была так важна – и почему она также оказалась изъята.
Интересно также отметить, что Арендт, Беттельгейм и Хильберг – немецкие или австрийские евреи. Русские или польские евреи редко были склонны называть себя и своих соотечественников трусами. Еврейский теолог Элиэзер Берковиц объясняет подобные обвинения фактом отчуждения евреев от иудаизма; они таким образом порочат мучеников своего народа, чтобы найти себе более эмоционально комфортное место в распадающемся западном обществе [Berkovits 1973: 36]. Другими словами, когда такие еврейские ученые, как трое вышеупомянутых, говорят о «трусливых жертвах», или о «еврейском инстинкте смерти», или о «еврейском соучастии в собственной смерти», они, по сути, находят гениальный способ избежать столкновения с горькой правдой: Аушвиц открыл последнюю главу в моральном распаде западной цивилизации. Для этих западных интеллектуалов, преданных идеалам западного (и немецкого) рационализма, подобный диссонанс слишком велик, чтобы с ним справиться. Поэтому они находят козла отпущения – еврея, но в действительности навешиваемый ими ярлык имеет обратную направленность, потому что они тоже евреи.
Беттельгейм писал, что сопротивлявшихся было «очень мало», а Арендт назвала еврейское сопротивление «ничтожно малым» и «по существу безвредным». Однако именно эти «очень немногие» удерживали в Варшавском гетто генерала СС Юргена Штропа и его команду из 1000 гренадеров танкового корпуса СС, 1000 человек кавалерии СС, двух подразделений артиллерии, одного подразделения армейских инженеров, а также вооруженные подразделения латышских и литовских СС в течение почти четырех месяцев, с 19 апреля 1943 года по конец августа 1943 года, имея лишь несколько винтовок, горсть гранат и множество самодельных «коктейлей Молотова».
Именно «по существу безвредный» характер еврейского сопротивления заставил даже Геббельса признать: «…теперь мы знаем, что могут сделать евреи, если у них есть оружие» [Suhl 1975: 6][6], а в письме рейхскомиссару Лозе в Ригу комисс ар вермахта Бремер 20 ноября 1941 года подчеркнул, что
…еврейское население составляет авангард пропаганды, сопротивления и саботажа против немцев в Белоруссии. ‹…›
…в городах Белоруссии евреи составляют бо́льшую часть населения и движущую силу движения сопротивления… и везде, где сообщения о саботаже, подстрекательстве населения, сопротивлении и т. д. заставляли нас принимать меры, евреи оказывались инициаторами и зачинщиками, а в большинстве случаев даже исполнителями [Suhl 1975: 239–240].
В другом докладе рейхскомиссару Лозе 31 августа 1942 года генерал-комиссар Вильгельм Любе, гауляйтер (администратор) Белоруссии, сделал аналогичные замечания:
Во всех столкновениях с партизанами в Белоруссии выяснилось, что как на территории генерального комиссариата, ранее входившей в состав Польши, так и на российской территории, евреи – наряду с польским повстанческим движением на западе и силами Красной армии на востоке – были главными лидерами партизанского движения[7].
Таким образом, мы имеем документальное подтверждение того, что немцы были одновременно поражены и встревожены вооруженными евреями. На самом деле в некотором смысле немцы были в восторге, потому что еврейское сопротивление должно было очистить совесть нацистов от сомнений касательно убийства «невинных гражданских лиц» и одновременно дать им повод ускорить свою программу «решения еврейского вопроса».
Между тем существовало множество форм сопротивления, и проходило оно под разными обличиями и при разных обстоятельствах. Оно могло быть вооруженным и невооруженным, организованным и неорганизованным, спланированным и спонтанным, пассивным и активным, наступательным и оборонительным, а также моральным, духовным и психологическим, и каждая форма была связана с риском для жизни.
Пассивное сопротивление, известное как «белое сопротивление», также принимало различные формы: побег из гетто, ведение дневника, занятия по ивриту, молитвы, исполнение еврейских песен, изучение Библии, публичное ношение пейсов и бороды, ведение еврейской культурной и художественной жизни. В условиях свободы эти действия воспринимаются как должное, но жизнь в европейском аду возводила эти же действия в ранг героизма.
Многие люди отказываются признавать те или иные формы сопротивления. Например, существует особый вид сопротивления, основанный на религиозном или моральном принципе (например, вера в ненасилие), когда человек не может и не хочет оказывать вооруженное сопротивление, предпочитая страдать или даже умереть, чем подчиниться требованиям врага. Отец и мать, которые спокойно шли на смерть, рука об руку со своими маленькими детьми, продолжая верить в Бога, в Киддуш ха-Шем (святость мученичества), при этом до конца сохраняя Киддуш ха-ХаИм (освящение жизни) – их семья вместе, их духовная вера непоколебима – это тоже был героический поступок[8].
Однако люди ожесточились от вида слишком большого количества насилия, от просмотра слишком большого количества вестернов и фильмов о войне. Они хотят слышать только о вооруженном сопротивлении, единственном реальном виде сопротивления для них. Вооруженное сопротивление происходило на четырех основных «фронтах».
Восстания в гетто
Вооруженные восстания происходили в крупных еврейских гетто Европы: Варшавы, Вильны, Белостока, Лахвы, Минска, Ченстоховы, Слонима, Клецка, Бедзина, Несвижа, Браслава, Глубокого и некоторых других. Мы знаем об организованных еврейских подпольях в Ковне (Каунас, Литва), Кракове, Риге, Риме, Одессе, Париже и Брюсселе, а также по всей Чехословакии, Венгрии, Италии, Франции, Бельгии, Голландии, Греции и Польше.
Не всем удалось осуществить свои планы: некоторые группы были обнаружены и убиты нацистами до того, как смогли выполнить свои задачи. Городское подполье и вооруженные восстания были, по сути, продолжением общего партизанского движения; в этом случае партизан можно рассматривать как городских, а не сельских. Между ними довольно часто существовала пропасть, и восстание в Варшавском гетто в 1943 году было трагическим примером тому: еврейские повстанцы были изолированы от общего нееврейского сопротивления.
Однако нельзя делать обобщения о враждебности евреев и неевреев внутри партизанского движения. Необходимо исследовать конкретные обстоятельства, связанные с каждым случаем. То, что было справедливо для Варшавы между польскими и еврейскими группами сопротивления, неприменимо, например, для Парижа, где было гораздо больше сотрудничества. В Париже еврейским подпольным группам удалось устроить засаду и убить нескольких высокопоставленных немецких офицеров; а в Кракове (Польша) им удалось взорвать кафе, где были убиты несколько немецких чиновников. Можно было бы более подробно рассказать о восстаниях в еврейских гетто, но на эту тему написано много книг, и я отсылаю читателя к ним (см. библиографию). Но приведу еще один, последний пример «городских партизан».
Еврейское сопротивление существовало даже в самом Берлине. Юрий Суль в своей антологии «They Fought Back: The Story of Jewish Resistance in Nazi Europe» («Они давали отпор: история еврейского сопротивления в нацистской Европе») посвящает целую главу молодежной группе Герберта Баума, состоявшей из 30 немецких евреев (почти всем им было около 22 лет), которые вели подпольную повстанческую деятельность в 1937–1942 годах. В конце концов к ним внедрились, их раскрыли и казнили, и сегодня на кладбище Вайсензее в Восточном Берлине им установлен памятник [Mark 1975].