Амир, покачав головой, с трудом сглотнул и сказал:

– Звучит так, будто они какие-то редкие гении, но они просто уроды, которые сильно рискуют.

– Почему ты позволил себя схватить? – спросила Оксана. – Почему? Как?

Звучало обвиняюще, но Лиля не успела встать на защиту Амира. Он сказал то, что поразило её и заставило забыть о тоне Оксаны.

– У меня есть сестра. Они сказали, что заберут её. Назвали номер её школы. Я поверил и не сопротивлялся.

– Думаешь, зря? – со странной улыбкой спросила Марго.

– Не знаю. Я должен был защитить её любым способом. Даже таким. Иначе нельзя.

Вместо завтрака выдали воды и таблеток. И увели Оксану.

Она кричала. Слов было не разобрать, но она кричала. Марго взяла руку Амира и сжимала её в своей. Лиля думала о том, что тоже так сделала бы, но… смелости не хватило.

Все молчали. Оксана вернулась тихая, но как будто бы внутренне сильная, как Марго, только охрипшая.

Назавтра вытащили Полину. К вечеру у неё распухли губы и верхнее веко левого глаза. Может быть они посинели, но в темноте видно не было. Следующим утром, когда посветлело, лицо Полины уже казалось чёрным.

Потом София. Повреждений на ней не было видно, но она очень громко и долго плакала после всего. Давилась слезами, но говорила, что это не от боли, а от обиды. За себя.

Перед этим Лиля видела сон, в котором она дома, и там она была так счастлива, что горе пробуждения перебило страх быть следующей. Но после Софы она уже не смогла спать, потому что страх стал леденящим и злым, почти кусающим её изнутри. В подвале стало так холодно, но, от мучительной безысходности кутаясь в старые куртки, Лиля лишь начинала покрываться противным потом. Он не был липким или холодным. Липкой и холодной оставалась вся Лиля.

Следующей стала Тоня. Судя по всему, она перенесла побои легче всех. И такое ощущение сложилось не только у Лили. Марго словно вцепилась в неё и всё расспрашивала, куда именно били и сколько раз.

Тоня спокойно отвечала, каждый раз через тяжкий вздох, а у Лили волосы почти дыбом вставали от услышанного. Но Тоня прервала ответы внезапным рассказом о том, что в младших классах плохо училась и папа бил её за это. Бил куда изощрённее, чем эти уроды.

– А потом ты стала хорошо учиться? – с каким-то болезненным интересом и удвоенной силой приклеилась Марго.

– Да.

– И что, отец перестал тебя бить?

– Переключился на младших. Но когда я вступалась за них, бил и меня. Я обещала ему, что подтяну их до пятёрок и подтянула. В конце концов он перестал бить младших и переключился на бабушку.

– Стал бить свою мать?! – ужаснулась Оксана.

– Да. И я уже не знала, что делать. Наверняка они все думают, что я просто сбежала. Но тогда мне одного дня не хватило…

– Не хватило?..

– Да, я почти поняла.

– Что поняла?

– Что мой отец просто жестокий, и ему всё равно кого и за что бить. И это адов круг, и мы все в нём.

– Что бы ты сделала, если бы оказалась там сейчас? Там – то есть дома? – вдруг спросила Полина.

– Понятия не имею. Загуглила бы.

– Но не убила бы его?

– Нет, что ты!..

– Молодец, – вдруг похвалила удовлетворённая Марго. – Убийство – это грех.

– Грехов больше, чем одно убийство, – вдруг как-то малопонятно возразила Марьяна, но все поняли, что она имела в виду. Кроме Марго.

По Марго было видно, что она как будто отмахнулась от слов Марьяны, пропустила их мимо себя, не позволив осесть, запасть в память. Странное чувство, невнятный образ вдруг очутились внутри Лили, но она не смогла ухватить их, осознать и раскрыть.

– Да ладно, – вдруг заговорила Оксана опять тем же насмешливым, как будто взрослым тоном, – Марго кажется, что Тоне меньше всех досталось, вот она и допрашивает. А на самом деле Тоню, может, и правда меньше били.

– Докажи! – вдруг разозлилась Марго. Она точно знала, что доказать тут ничего невозможно.

– Сколько бы людей ни били, они не перестают испытывать боль. Она не становится меньше с каждым новым разом. Зато у Тони красивые волосы. Они пепельные и вьются. Натуральные. Нет, они пепельно-золотистые. Я таких никогда не видела.

– Софа тоже блондинка.

– Софийкины волосёнки – ерунда. Извини, Соф… нет, правда, тебе не кажется, что у Тони волосы как будто красивее?

– Ну да, кажется, – признала София.

– Вот и Лилька тоже блондинка, но волос у неё чуть-чуть, – после кивка, продолжала Оксана. – Извини, Бога ради, Лиль, но на твою голову будто кто-то плюнул волоснёй…

Девочки почему-то рассмеялись. В голове у Лили создался образ жёстких, спутанных кудрей, сбившихся в колтун на макушке, и она, проведя ладонями по голове, очень быстро проверила, всё ли в порядке. Но всё было как всегда: гладкие прямые волосы окутывали голову и падали на плечи, немного слипшиеся из-за отсутствия мытья, но вовсе не спутанные.

А ещё они все в который раз забыли про Амира. Лиля, правда, помнила, и оглянулась на него. Его глаза и губы улыбались, и он точно смотрел на неё, а не на кого-либо ещё. И взгляд у него был очень тёплый и понимающий, как будто сообщал о родстве душ, если не больше.

Как вдруг Тоня взвыла и заплакала.

После долгих попыток успокоить её, все услышали, что она так скучает по своим, так боится за них, что это уже невыносимо.

Боится за них?! Лиля сначала онемела, услышав это. Тоня в дьявольском месте и подвергается дикой пытке, но боится за своих младших братьев или сестёр и бабушку!

– Я не могу, – шёпотом, шмыгая, протянула Тоня, усевшись в объятия Полины и Марьяны. – Я так больше не могу. Папа начнёт придумывать про меня всякие грязные истории и поучать мелких, чтобы они не стали такими же как я и не вздумали сбегать. Или скажет, что я бросила их, потому что не любила…

– А мама у вас есть? – вдруг очень серьёзно и как-то трезво спросила София.

– Есть.

Марго выругалась. И так понятно, что если мать есть, но ничего не делает, чтобы выгнать такого мужа, то дело плохо. Скорее всего достаётся и матери. А то и больше остальных, но систематически. Но этому уроду мало бить жену…

Лиля так и не уснула той ночью. Это была вторая ночь без сна.

Спать хотелось, хотелось очень сильно, но сон почему-то не приходил. Не наступало расслабления, сопутствующего засыпанию… оно и сон приходили только до того дня, как заплакала София.

Странно, они провели там всего четыре или пять дней, а может быть и шесть, и семь, и их даже один раз покормили, бросив три круглых хлеба на всех, но Лиля почему-то не могла точно посчитать дни. Она помнила только плач: первый день, когда плакала София, во второй – Тоня. Всё.

В третий день, когда её тело наконец-то начало расслабляться у стены и горько пахнущих старых вещей, их всех вдруг всполошила открывающаяся дверь. Но ни воды, ни таблеток, ни хлеба.

– Блондинку сюда. Новую, – потребовал чей-то незнакомый мужской голос.

Из блондинок оставалась только Лиля.

Она мгновенно пришла в себя и встала. Вышла на свет и поднялась из подвала, ощущая, как всё её тело мертвеет с каждой проходящей секундой. Она не поднимала головы, удивляясь тому, что тело действительно двигается, повинуясь даже невысказанным приказам. Но вокруг было несколько мужчин, пять или шесть. Она не чувствовала их запаха, но нос вычленил среди всего порох и аромат какой-то сушёной травы, а ещё… айрана или какого-то козьего сыра?..

Ей показали на дверной проём, но когда она подходила к нему, кто-то сильно толкнул её, и в результате она ушибла грудь о косяк. В присутствии мужчин она не могла позволить себе потереть грудь, как бы не хотелось, и пришлось ссутулиться и обхватить левой рукой правое плечо так, чтобы заодно прикрыть ушибленную грудь от новых ударов. Желание абсолютно инстинктивное, но воплотить его казалось необходимым.

Затем ей что-то говорили. Лиля понятия не имела, о чём вообще идёт речь. Смысл слов ускользал о неё, хотя каждое было знакомым и очень русским. Она лишь смотрела на мужчин. Одного, рыжего, старого, она уже видела, а ещё было четверо совершенно непонятных существ, которые выглядели так, как будто они и сами голодали и находились в безвыходной ситуации… в нищете, только с самого рождения. Один явно славянской наружности, и трое горцев или что-то вроде того. Они не отличались ростом, головы казались непропорционально больше, тела бессильные, худые, даже жалкие. Взгляды нетвёрдые. По лицам большинства этих мужчин вообще никто и никогда не смог бы предположить, что они могут заниматься чем-то вроде работорговли, и тем более избивать полуголодных девушек.