– Этот номер у вас не пройдет. Видите куб над вашей головой? – и он указал на ту странную вещь в изголовье кушетки, – когда к вам вернется память, он изменит свой цвет на зеленый. Эта штука может многое сказать о вашем мозге и его функционировании. Поэтому сочинение сказок делу не поможет.
Я вздохнул и закрыл глаза.
– Евгений Егорович, как вы считаете, почему вы оказались на месте происшествия?
– Да не знаю. Не помню я. Наверно шел куда-то. Может правда в магазин. Или по делам каким.
– Но какие у вас могут быть дела в центре, если вы живете на другом конце города?
– Да мало ли какие! И что, что я живу далеко, я теперь не могу в центр просто погулять приехать? Сразу виновен?
– Ну конечно нет. Мы в этом разберемся, не волнуйтесь. Но слишком уж много совпало случайностей вместе, не находите?
– Мне кажется, у вас паранойя.
Док вздохнул.
– Ладно, продолжим, пожалуй, – и он медленно встал и направился к двери. Я ничего ему не ответил, только злобно на него посмотрел. Сколько еще это должно продлиться?
Я открыл глаза. Первым делом, когда проснулся, взглянул на часы, которые показывали четверть десятого. «Неужели опоздал» – пронеслось в голове. Но в эту самую минуту раздался звонок в дверь. На пороге появилась Наташа с ребенком. Она чмокнула меня в щеку и стала раздеваться.
– Ну что, готов к совместному выходному?
– Как к выходному? Сегодня же…пятница?
Она только странно на меня посмотрела, но ничего не ответила. А я стоял в полном недоумении.
– Милый, не поможешь Степке раздеться?
– Да, – и я начал расстегивать мальчику куртку. Славный был малец. Всегда веселый и активный. И очень похож на Наташу. Правда было одно существенное отличие – паренек был другой национальности. То ли наполовину итальянец, то ли испанец. Я не вдавался в подробности. Потому что муженька Наташа нашла себе за границей. А теперь никак не могла развестись. Только проблем нажила. Хотя кто я такой, чтобы ее судить. По крайней мере, она была хорошей матерью. Этого у нее не отнять.
Темные волосы падали на широкий мальчишеский лоб. Я каждый раз говорил Наташе: «Да подстриги ты его, чего он как баба с длинными волосами», а она отвечала, что я не в тренде и мужчины тоже ходят с длинными волосами. «Стрижка называется горшок, и она вполне себе мужская» – спорила она. Ну, все-таки это ее ребенок, ей виднее.
Малец разулся и пробежал в гостиную. А я все не мог поверить, что сегодня воскресенье. Спустя полчаса я окончательно в этом убедился, и мы обсудили мои проблемы с памятью.
– Ну хочешь, давай отложим нашу поездку в парк, а вместо этого сходим к врачу?
– Да нет, я завтра после работы схожу.
– Уверен?
– Да.
Я поцеловал ее и она обняла меня, прижавшись к груди. Моя рука скользнула вниз по талии, и я погладил ее упругие ягодицы. Наверное, через пару минут мы бы оказались в кровати, если бы на кухню, где мы стояли, не вбежал Степа.
– Когда мы поедем? – радостно спросил он.
– Прямо сейчас.
Я мгновенно позабыл о своих проблемах. Мы собрались, вышли на улицу и сели в машину. Я привез их в парк и первым делом мы направились к ларьку со сладкой ватой. Обычно, наши прогулки по парку начинаются именно с этого. Довольный мальчик шлепал впереди с огромным мотком сладкой ваты, больше самой его головы, и не отрываясь от нее причмокивал от удовольствия. Мы с Наташей не торопясь шли сзади и разговаривали. Она что-то увлеченно рассказывала мне, а я думал о том, как же сильно я ее люблю. Ни одну женщину в жизни я так не любил. Мне нравилось слушать ее нежный голос, он оказывал на меня гипнотическое действие. А ради ее смеха я готов был на что угодно. Внешность ее не была выдающейся, но Наташа была для меня краше любой другой девушки. Это ли не настоящая магия любви.
Мы дошли до аттракционов как раз в тот момент, когда у Степки закончилась вата. Он выкинул палочку от нее в ближайший мусорный бак и побежал смотреть на аттракцион «Орбита».
– Можно мне, можно? – восторженно выспрашивал он.
– Сынок, ты еще слишком мал для него. Видишь, написано с десяти лет.
Мальчик явно расстроился. Он надул губы и отвернулся от нас в сторону Орбиты.
– Хочешь, можем пойти на «Поезд»?
– Не хочу на поезд, хочу на «Орбиту».
И тут встрял я.
– Давай я с ним прокачусь, – сказал я Наташе, – думаю со мной ничего страшного, пропустят.
– Ты с ума сошел?
– А что? Это совсем не быстрый аттракцион, не понимаю, почему можно только с десяти лет.
– Суть не в том, что он быстрый, – завелась Наташа, – а в том, что он высокий! И кресла там рассчитаны на взрослых детей, а Степа слишком мал! Или ты решил моего сына угробить?
– Да почему угробить? Я порадовать его хотел! Видишь, он у тебя сам понимает прекрасно, что из детских каруселек он уже вырос и хочет настоящих мужских ощущений.
– Что за бред ты несешь? Какие настоящие мужские ощущения в пять лет?
Она не на шутку разозлилась на меня и ее крики начали привлекать внимание прохожих.
– Хватит думать только о своем эго! Тут написано, что нельзя, значит нельзя! Или на тебя слово «нельзя» действует как на быка красная тряпка?
– Наташа, успокойся. Ты чего завелась?
– Потому, что ты постоянно так делаешь! «Наташа, подстриги его, че он как баба», «Наташа, прекрати заставлять парня есть эти брокколи», «Наташа, пусть убьется на взрослой карусели». Это мой сын, и я забочусь о нем, а то, что делаешь ты, это…это… – она замялась, не зная, что сказать. Степа стоял с перепуганным лицом и наверняка думал, что мы ругаемся из-за него. Детям свойственно об этом думать, особенно когда во время ругани они постоянно слышат свое имя.
– Знаешь, – сказала Наташа, – мне это надоело. Прости, но ты не готов к семейной жизни. Ты не способен думать и заботиться о ком-то другом, кроме себя. Я думаю, нам пора расстаться.
– Что? Наташа, что ты такое говоришь? Я всегда заботился и о тебе и о нем. Я все делал для вас. Да я живу ради вас! – меня захватил шквал эмоций. Мне было одновременно и грустно, и обидно, а где-то на самом дне еще плескалась зарождавшаяся злоба.
– Давай поговорим спокойно, когда мы немного отпыхнем. Я обещаю, что выслушаю тебя, и мы примем какое-нибудь решение. А сейчас не будем портить такой прекрасный выходной.
– Нет, Женя, этого не будет. Прости, но я устала. Я так больше не могу и не хочу. Степа, пошли. – И она взяла за руку ребенка и повела его в сторону выходной арки.
– Наташа! – сделал я попытку, – ну ты чего? Ну извини меня Наташа, я все осознал.
Но она даже не обернулась. Они растворились в толпе, и я остался стоять посреди парка совсем один. Вот тебе и выходной.
Мне стало так тоскливо на душе, что я готов был пустить слезу. Я треснул себе по щеке, напомнив, что я не ребенок, и не какая-нибудь баба, чтобы сидеть в парке и реветь. Поэтому я поступил как настоящий мужик. Пошел и купил себе пива. Медленным шагом я поплелся домой, держа в руках темную бутылку. Но до дома не дотерпел. Открыл ее уже возле подъезда, сел на скамейку и по глотку стал вливать в себя прохладную жидкость. Машина осталась возле парка, да и черт с ней. Заберу завтра. А сегодня хочется сдохнуть. Может она и не любила меня никогда? Раз бросила с такой легкостью. Значит эти два года для нее ничего не значили? Чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что Наташа просто использовала меня. Я часто привозил ей продукты, покупал нужные вещи, и дарил дорогие подарки. Однажды даже позвал ее переехать ко мне, но она отказалась, и сказала, что еще слишком рано. Что хочет быть уверенной во мне, прежде чем говорить сыну о наших отношениях. Они только изредка оставались у меня ночевать. Иногда я оставался у них. И в целом все было идеально. Нас обоих все устраивало. До сегодняшнего дня. А сегодня вдруг выяснилось, что все было не так.
Конечно, я не жалел о проведенном с ней времени, но почему, черт возьми, сейчас мне так плохо? Вот не знал бы ее и чувствовал бы себя прекрасно. Я взглянул на пустую бутылку, которую вертел в руке. Похоже одной тут не обойтись. Дошел до магазина, купил себе две бутылки водки, чипсы и копченый сыр, и поплелся домой. Очень хотелось заглушить в себе эту боль.