Здесь дорога выходила на длинную равнину. Вверху небо было заткано звездами. Земля под ним казалась плоской и бесформенной, как только что вспаханное поле.

Он мчался по холмистым лугам, холодный бодрящий ветер хлестал его по лицу. Он радовался открытому пространству, чувствуя себя так, словно только что очнулся от кошмара, в котором был заперт, как в гробу.

Немного времени спустя он высмотрел впереди, на горизонте, точечку света. Он осторожно приблизился к ней – следы каравана были еще свежее, верблюжий помет на последней стоянке был еще теплым. Подъехав поближе, он увидел небольшой домик на ближнем берегу ленивой реки, которая, как он заметил, тянулась на запад, но вскоре поворачивала к югу, гдето в полукилометре от домика.

Он вздохнул, немного посидел на луме, озираясь по сторонам и прислушиваясь к стрекоту цикад и тихому кваканью лягушек. Луна над ним, казалось, невероятно выросла – как будто смотришь через увеличительное стекло. Она была красной как кровь.

Наконец он спешился и повел думу вперед. Заглянул в окно и увидел только старуху, сидевшую к нему спиной. Внезапно он почувствовал голод, шатнул к двери, открыл ее и вошел в дом.

Старуха сидела, согнувшись над круглым каменным очагом, сложенным на полу посредине комнаты на чемто вроде каменного цоколя.

– Затвори дверь, – сказала она, не оборачиваясь. – Ночной воздух холоден и беспокоит меня. – Голос у нее скрипел, словно мел по аспидной доске.

Она обернулась. У нее было худое лицо, словно сшитое из лоскутков кожи, изборожденное многочисленными следами времени. У нее был широкий вислогубый рот, неряшливо намазанный красным, блестящие черные птичьи глазкипуговки.

– Ты голоден? – спросила она, ставя уже, однако, на стол грубые миски и утварь. – У меня готова похлебка.

Заметив это, он и вправду учуял густой запах варева, и ее рот заполнился слюной. Он глянул ей за спину и увидел черный металлический котелок нал очагом.

– Ты, часом, не видела тут небольшой караван? – спросил он.

– Иди сюда, – сказала она. – Садись и ешь. – Она налила в миски густую горячую похлебку. На деревянной доске лежал толстый ломоть черного хлеба, рядом нож. Он сел.

– Я целый день не выходила, – сказала она. – Я больше не выхожу.

– Значит, ты не видела всадницу?

– Всадницу?

– Женщину. Странную такую. Очень высокая. Она явно приехала с этой стороны.

– Наверное, ты встретил мою дочь.

– Но ее тут нет.

– Конечно. Она охотится.

– Ночью?

– Здесь только так и можно. Вся наша дичь бегает по ночам. – Старуха ткнула пальцем в миску. – Что, мое варево так невкусно?

Он попробовал. Еда показалась безвкусной. Он принюхался. Пахло прекрасно.

– Ты преследуешь караван? – спросила старуха. Она когото напоминала ему. – Ясно видно, что ты путешественник.

Чтото привлекло его внимание.

– Ты что, не голоден? Да ведь голоден же. Так ешь. Что это было? Казалось, время замедлило свой ход.

Он начат слышать собственное дыхание, громкое, словно дыхание дракона. Ему стало трудно двигаться, словно воздух вдруг превратился в студень.

– Ну, давай. Ешь. Ешь.

Уголком глаза, за тысячу миль отсюда… Не сразу углядишь. Отблески огня пляшут, сплетаясь в красивый узор. Он мысленно собрался. Скольжение, скольжение проооочь… Пламя. Нет. Не пламя. За ним блестит, словно море на лунном свету, вспомни, ради Бога, просыпайся давай, что происходит, цвета беегут друг за другом, чтото важное, лунный свет разбивается на волнах на сотни тысяч осколков, соберись, сосредоточься. Сосредоточься. Не круг. Вот оно – не уходи, не уходи. Нет, прекрати! Прекрати! Очаг не круглый. Пентаграмма. Пентаграмма, олух, ты что, не понял?

Мойши понял.

Он бросился на старуху, сидевшую напротив за столом, схватил ее за руку, быстро ускользавшую от него, цвета закружились вокруг него, как пузыри, перья, разгоняя влажный воздух, липкий, потный после трудного дня под солнцем, страшная жажда, язык прилипает к нёбу, распух, такой сухой, что он может думать только о… Схватить ее! – крикнул он самому себе. Повернул кисть, услышал, как треснуло ее запястье, словно старая сухая ветка.

Старуха закружилась, попятилась, дом задрожал, она упала, дом засверкал, она упала, дом исчез…

Мойши сидел на траве, опираясь руками о землю. Голова кружилась. Его стало тошнить. А спокойная ночь попрежнему стрекотала и квакала, как ни в чем не бывало. В нескольких шагах позади него жевали траву лумы. Что они знали?

Внезапно его вырвало. Рвота кончилась так же быстро, как и началась. Он чувствовал себя вымотанным. Повернулся, лег на спину, глядя на бесконечную звездную реку, такую сверкающую и близкую. Он словно черпал силы в этом мерцании. Грудь его вздымалась, как после долгого бега. Но это был не просто бег. Это был бег ради спасения жизни.

Слова Цуки спасли его.

Он встретился с Сардоникс и чуть не погиб. Чуть не погиб. Что она хотела узнать у него? Что он выдал ей? Немного, уж в этом он был уверен.

Мойши вернулся к думе, чувствуя себя уже лучше. Вскочил в седло. Под звездной рекой он направил думу на северозапад, вслед за караваном.

Когда он увидел ее, у него полегчало на сердце.

Чиизаи отдыхала в тени огромного блестящего гранитного валуна гдето в тысяче метров от лагеря.

Как только он ее увидел, тотчас же спешился и, ведя лум в поводу, подкрался к ней. Животные вели себя очень тихо и будут продолжать так себя вести – они понимали, что враг поблизости.

Чиизаи обернулась, с коротким клинком наготове, но он вышел на освещенный звездами участок, и она его узнала. Они радостно обнялись.

– Хвала богам, ты пришел наконец, – прошептала она. На ее красивое лицо вернулось спокойствие. – Мой конь вчера пал, и с тех пор я шла пешком.

Он быстро пересказал ей все, что с тех пор произошло.

– Я так рала, что Мартина не пострадала. Я тревожилась о ней с тех пор, как мы расстались. Но что касается Офейи, то мне кажется, что мы уже опоздали.

– Что ты имеешь в виду? – прошипел он. – Хелльстурм уже убил ее? Тогда почему ты ему не помешала?

– Успокойся, – ответила она. – Я понимаю твою тревогу. Но дело в том, что ее нет в этом караване.

– Нет? Но как это может быть?

– Я не уверена, Мойши. Но мне кажется, что Сардоникс уже забрала се.

– Да. Она в Мистрале вместе с Сардоникс.

– В Мистрале?

– Это такой странный замок. Цуки рассказывала мне. Он стоит на северозападном берегу еще более странного озера, известного под названием Море Смерти.

– Понимаю, – задумчиво нахмурилась Чиизаи. – Похоже, тут заговор в заговоре.

– Что ты хочешь сказать? Мартина рассказала мне…

– Да. Страна опаловой луны. Я едва поверила своим ушам. – Она прислонилась спиной к камню, бросив взгляд на лагерь каравана, и продолжала: – Я слышала одну легенду, правда, похоже, не буджуйскую. Возможно, корнями своими она уходит в те времена, когда Аманомори был частью континента человека.

– То есть во времена колдовских войн.

– Да. В легенде говорится, что в то время возникло некое место, в котором время перестает существовать, где все времена сливаются в одно и в ткани вселенной образуется разрыв. Возможно, он возник сам собой, как побочный результат постоянных недобрых заклятий, или в результате совершенно неизвестных нашему миру действий. В любом случае это Око Времени, если его найти, открывает невероятные возможности. Если ктонибудь сумеет проскользнуть в разрыв, ему сразу же откроются все тайны грядущего, и он станет первым чародеем этого мира. Но это не так просто, поскольку Око Времени враждебно человеку, и даже колдовские заклятия не помогут спастись в его смертельном водовороте. Вот почему место это было покинуто, и, где оно находится, все позабыли. И так оно стало легендой.

– И ты хочешь сказать, что Сардоникс узнала о местоположении этого Ока Времени?

Чиизаи кивнула.