– Я прежде умру! – крикнула она и, повернувшись, перегнулась через ограду.

Мойши прыгнул вперед и успел схватить ее за ноги. Его бросило на ограду, верхний брус врезался ему под дых так, что он согнулся. Он чуть было не выпустил ее, но, собравшись с силами, сумел втащить обратно на веранду. Но его все еще шагало, да и дыхание не восстановилось, так что удар пяткой под щиколотку застал его врасплох. Он рухнул, она упала на него сверху, врезав ему локтем в бок. Извернулась, пытаясь восстановить равновесие, и он понял, что слова тут уже не помогут. Она ударила его основанием ладони в плечо, но в это время открылась, и он, словно копье, метнул вперед правую руку и ударил ее в скулу. Она, оглушенная, упала на бок, раскрыв рот. В глазах у нее все поплыло, и к тому времени, как она пришла в себя, он уж постарался, чтобы она его хотя бы против воли выслушала.

– Послушай, Офейя. – спокойно проговорил он, когда она начала вырываться. – Выслушай меня, и я тебя отпущу.

– Я не заключаю сделок с моими врагами! – Глаза ее пылали, и если бы взглядом можно было испепелить, то Мойши давно уже превратился бы в головешку.

Он дал ей пощечину.

– Да заткнешься ты хоть на минуту! Она вытянула шею, пытаясь укусить его.

– Оставь меня! – визжала она. – Пусти! Я не буду слушать твои враки! У тебя язык медовый, но ято знаю, кто тебе платит!

Разозлившись, он без всякой задней мысли наклонился и припал губами к ее рту. Но если поначалу он просто хотел заставить ее замолчать, го это желание вскоре улетучилось и сменилось другим. Губы ее были холодными и влажными, с привкусом корицы, одновременно терпкие и сладкие, словно она только что съела спелое яблоко. И та же волна прошла по его телу, как в то самое мгновение, когда он впервые встретился с ней взглядом на Шариде.

Наверное, и она почувствовала то же самое. Чувства сменяли друг друга на ее лице.

– Что… что ты делаешь?! – хрипло прошептала она, когда он отнял свои губы от ее губ.

Мойши прокашлялся и невольно ослабил хватку.

– Я только хотел, чтобы ты замолчала… – Он было дернулся, но она уже держала один из его кинжалов у его горла. Он лежал, не шевелясь, ощущая всем телом ее, наполовину лежащую на нем, ее тепло, тяжелое колыхание ее груди под тонким шелком. Она не слишком напрягалась, и, заглянув в ее глаза, он уловил в них отблеск внутренней борьбы и понял, что она тоже испытывала желание.

– А теперь скажи правду. – Она попрежнему говорила тихо, и в ее голосе сквозило сдерживаемое чувство.

– Или ты вспорешь мне глотку? – спросил он. Она не ответила, просто прижала кинжал чуть сильнее к его горлу.

– Я ведь уже сказал тебе правду, Офейя.

– Я предупреждала тебя – не пытайся меня обдурить! – Теперь острое, как бритва, лезвие кинжала начало пропарывать кожу. – Ты знал, что я далузийка. Откуда ты это знал, если не работаешь на него?

– Я даже не знаю, кто такой этот самый «он». – Он почувствовал, что по шее потекла струйка крови, хотя самого лезвия не видел и не ощущал, как оно погружается в плоть. – Я лоцман, помнишь, я говорил тебе? Я много где бывал. И дважды плавал в Далузию. А далузийские имена не забудешь. Я сразу понял, что ты далузийка, как только услышал твое имя.

Похоже, она не обратила внимания на его слова, и он уже стал подумывать, что сейчас она настолько близка к истерике, что способна воспринимать только то, что хочет услышать.

– Где находится Далузия? – Голос ее звенел, как натянутая тетива. У него появилось неприятное ощущение, что вот с этой самой тетивы сейчас сорвется стрела и полетит прямо в него.

– Там есть порт Коррунья. Мы возили туда шелк и древесину кедра.

– Дескрибаме ла пуэрта делла Коррунья, – рявкнула она на разговорном далузийском. – Йо де Коррунья.

Значит, она была из самого города. Коррунья была столицей Далузии, он это знал. Он рассказал ей все, что мог припомнить насчет тамошней гавани.

Она мотнула головой. Ее волосы даже в темноте горели медью.

– Это ничего не значит. Если он тебе платит, то ты наверняка хорошо подготовился.

– Господи, Офейя, чего тебе от меня надо?

– Только правду.

– Кто этот человек, о котором ты говоришь?..

– Тут я спрашиваю! – отрезала она.

– Как хочешь.

– Да, как я хочу. – Она замолкла, словно в раздумьях. – Да почему я должна тратить время и рассказывать тебе о том, что ты уже знаешь?

– А вдруг не знаю?

Она подумала и позволила ему сесть, и он прислонился к стене. Острие клинка маячило совсем рядом, готовое к удару в любой момент, вздумай он напасть на нее.

За ее спиной тонкая розовая линия начала растекаться по далекому горизонту. Очертания кораблей на приколе тут и там разрывали ее. Небо серело, оттесняя темноту ночи, и теперь он скорее чувствовал, чем видел, как чайки чертят круги нал водой. Скоро они будут приветствовать криками восходящее солнце.

– Рассвет – мое любимое время, – сказал Мойши. – Мы, моряки, зовем это время часом баклана. – Он подумал о назначенной встрече с Эрантом и прибывающей буджункой. Скоро ему придется уходить.

Она внимательно смотрела на него.

– Если бы у тебя был корабль, ты поплыл бы домой, в Искаиль. Ты так говорил.

– Да? – удивился он. – Как странно. Нет. Сначала я отправился бы в Кинтай.

От этих слов она вздрогнула, как от удара. Но достаточно быстро пришла в себя, чтобы выдавить:

– Что ты знаешь о Кинтае?

– Ничего, – развел он руками. – Честно говоря, я только сегодня утром узнал о его существовании. Если ты хоть чтото об этой стране знаешь, я был бы очень тебе…

– Как ты узнал о нем? – В голосе ее снова звенела напряженность, и Мойши собрался.

– Прошлой ночью тут было убийство. Несомненно, одно из многих в ту ночь. Но это было не обычное убийство. Два человека были убиты поразному. Один, сын тайпана Чин Пан, был убит умелым и очень опытным воином. Другого убили страшно. После ужасных мучений его убили при помощи, мне кажется, древнего чародейского искусства под названием коппо. – Он замолчал, чтобы посмотреть, какое впечатление его слова произведут на нее, если произведут впечатление вообще. Глаза ее были мертвыми, пустыми и тусклыми, словно камни на солнце. – Этот убитый был здесь чужаком. Мы думаем, он прибыл из Кинтая. – Она сидела на корточках, глядя кудато в пространство. Сейчас он мог обезоружить ее почти без риска для себя. И все же он, как ни странно, не шевельнулся. – Мне кажется, мы могли бы помочь друг другу, Офейя. Похоже, что наша встреча – не простое совпадение.

Она взглянула на него, но не произнесла ни слова.

– Может, теперь расскажешь мне о том человеке? Я правда ничего о нем не знаю.

– Его зовут Хелльстурм Адский Гром, – наконец промолвила она странным, какимто металлическим голосом, – и он уже десять тысяч лиг идет по моему следу. Теперь, если то, что ты рассказал мне, правда, только я одна заступаю ему дорогу. Это он убил Каскараса.

– В смысле – того человека из Кинтая? Она кивнула.

– Он только что приехал из Кинтая. он там разыскивал… Он далузиец, как и я. Торговец.

– Но что?..

– Это тот, в черном плаще. Тот, с кем ты торговался. Хелльстурм.

– И он убил того человека из… Он убил Каскараса?

Она снова кивнула:

– Это мог быть только он. – Она сжала правую руку в кулак и стукнула себя по колену. – Ох, как он, наверное, злорадствовал, увидев меня там! Это все тот проклятый шторм! Мне не надо было и приближаться к Шаангсею! Мы с Каскарасом разделились, он – чтобы приехать сюда и спрятаться, а я… Ладно, теперь это уже не имеет значения.

– Очень даже имеет, Офейя. – Он протянул раскрытую ладонь. – Может, вернешь кинжал?

– Нет, – ответила она. – Нет. Я думаю, я могу тебе доверять, но я не знаю здешних мест. И я буду чувствовать себя в большей безопасности, если оставлю его на некоторое время себе.

– Ладно, – сказал он. – Держи его сколько хочешь.

Она спрятала его в шелковых шароварах, которые Мойши ей ссудил. Это была одежда Ллоуэна, которую Мойши стянул, когда они поднимались вверх по лестнице, придя в харттин. Для Офейи они оказались слишком широки.