Она вытащила рисунок, вставленный в простенькую деревянную рамку. На нем – никакого сомнения! – ее дочь Варя.
– Я сначала подумала, что схожу с ума, что это другая девушка. Потому что этого не может быть. Ведь не может же! Но нет: я вижу свою дочь. Такую, какая она была тогда. Он, портрет ее, стоял на мольберте рядом с другими работами одной немолодой художницы. Значит, она рисовала Варю? Когда? Как этот портрет оказался здесь? Я взяла себя в руки… Если б вы знали, как мне было тяжко! Художница как раз зазывала желающих позировать. Я села на стул и сказала: «Рисуйте меня, я хочу». Она стала рисовать. Вот, небольшой портрет получился. – Она достала лист бумаги, без рамочки. – Я его забрала, хотя он мне и не очень понравился поначалу. Вы видите разницу? Мне кажется, это две разные «руки». Портрет Вари и мой. Это я сейчас вижу, а в тот момент, когда я позировала, я только и думала о Вареньке. И я начала выспрашивать художницу. Я спросила ее: «Это очень красивый портрет, почему же девушка его не забрала?» – «Я не знаю. Куда-то спешила». – «А когда вы ее рисовали?» Мне кажется, она заподозрила, что я не просто так интересуюсь. «А вам зачем знать?» – «Мне нравится этот портрет. Я хочу его купить. Вместе со своим, разумеется». Ну, художница, наверное, поняла, что впоследствии я увижу разницу и смутилась.
В общем, мне все-таки удалось разговорить ее немного. И она призналась, что не она автор, а ее знакомая. Я поинтересовалась, можно ли встретиться с ее знакомой? «Вам не нравится, как я рисую? Вы же еще не видели свой портрет!» – она сначала сопротивлялась. Я объяснила, что к ней не имею претензий. Просто мне нравится это лицо. В общем, потом она сказала, что ее знакомая давно не живет в России, но портрет она мне продаст. Только дороже, потому что он в раме. «За три тысячи возьмете?» – спросила. Я взяла, конечно.
Вот такой разговор был. Она закончила, я расплатилась, попросила ее запаковать оба рисунка. Я ее тайком сфотографировала, чтобы позже отыскать. Снимала и место, где она сидела, все портреты, что у нее выставлены. У нее их было несколько. И мне показалось, что не все работы ее. Хотя рисует она неплохо.
Конечно, в театр мы не пошли. Муж позвонил Павлу. Они знакомы еще по Новгороду, Долин раньше работал у нас в городе, потом пошел на повышение. Вчера мы поехали к нему в отделение. Он нашу историю знает, сочувствует. Обещал найти эту художницу и расспросить подробно, откуда у нее этот портрет. И посоветовал обратиться к вам. Еще он обещал, что поможет вам, если надо будет… Ну, уточнить что-то, разузнать. По оперативной части. Так он сказал.
Я села на ночной поезд, поехала в Москву. А Виталий остался.
Мы хотим, чтоб вы взялись за это дело, Максим. Сколько бы это ни стоило! Если надо, мы продадим все: бизнес, квартиру, машину. Нам ничего не нужно. Единственное – знать, что случилось с Варей. Вы согласны?
Ее синие глаза, полные слез, смотрели на него с надеждой. Затем она встала, подошла к Максу, взяла его за руки и всем своим видом молила о помощи.
– Елена Сергеевна, сядьте. Давайте успокоимся.
Андрей молча собрал с дивана фотографии и стал снимать каждую на телефон. Потом рассматривал портреты.
– А работы дочери у вас есть?
– С собой нет. Я не заезжала домой, сразу в Москву. А фотографии всегда со мной. Но я привезу, если надо. Есть фото ее работ в телефоне, сейчас я поищу…
Макс неодобрительно глянул на Андрея – зачем он дает надежду этой несчастной женщине? Андрей сделал вид, что не заметил его взгляд.
– Я хочу вам честно сказать, – обратился Макс к Елене Сергеевне, – найти человека, пропавшего двадцать шесть лет назад – это, при всем нашем желании, почти невозможно.
– Почти! Вы сказали – почти. Значит, есть маленький шанс. Максим, давайте попробуем! Давайте используем этот шанс. Мне достаточно знать, жива она или нет.
– Это и значит – найти. А я даже не представляю, с какой стороны подойти к делу.
– Вы сможете. Мне почему-то кажется, что вы сможете. Я думала… Я эти дни все время думаю… Ведь неслучайно мы поехали в Питер, неслучайно я встретила эту художницу и увидела Варин портрет, неслучайно Павел посоветовал обратиться к вам. Все эти события неслучайны, Максим.
Она говорила возбужденно, уверенная в своих доводах. В череде случайностей она увидела некие мистические знаки. Но для сыщика Омского подобные знаки – отнюдь не те аргументы и факты, с помощью которых можно начать расследование. В этом конкретном случае данных для анализа – чуть больше ноля.
– Елена Сергеевна, – вздохнул Макс. – А что, если я не смогу оправдать ваши ожидания? Не потому, что не захочу. А потому, что не найду… м-м… необходимой информации, которая могла бы пролить свет на исчезновение вашей дочери. Да и времени столько прошло! Двадцать шесть лет. Ей сейчас… – он осекся, хотел сказать: было бы сорок пять. Если быона была жива. Что маловероятно. Макс сказал по-другому: – Вашей дочери сейчас лет сорок пять, не так ли?
– Сорок четыре. – Елена Сергеевна посмотрела на него с благодарностью. Она уловила его замешательство и поняла, отчего оно возникло.
– Кого мы должны искать: сорокачетырехлетнюю женщину, подростка? Я всегда честен с клиентами. Поэтому и вам скажу честно: я не уверен в результате. Но это еще не все. Поиск потребует много денег. А результат неясен.
– У нас есть деньги. Мы готовы. Вчера с мужем мы все обсудили. На днях Виталий начнет продавать бизнес. У нас несколько моек машин, станция техобслуживания. Сколько нужно?
– Для начала тысяч двести. Потом понадобится много больше.
– Да, у меня с собой.
Она вышла в прихожую, взяла сумочку. Макс и Андрей переглянулись. Андрей вопросительно мотнул головой, что означало: берешься, что ли? Макс вздохнул, пожал плечами. Но что-то внутри мешало ему отказать этой женщине.
– Вот, Максим. Здесь двести тысяч. Когда еще понадобится, мы тут же переведем на ваш счет любую сумму. Любую.
– Вы не спрашиваете, какой у меня гонорар? А еще есть зарплата моих сотрудников, которые будут работать по вашему делу, поисковиков, агентов.
– Не спрашиваю. Я вам так благодарна. Если вы сказали: «по вашему делу», значит, вы беретесь!
Наконец, она улыбнулась. Глаза – синие и огромные – наполнились слезами. Но это уже были другие слезы.
***
Проводив Елену Сергеевну до лифта, Макс вернулся в офис и подошел к окну: следил взглядом за уходившей женщиной. Какое-то время Макс и Андрей молчали. Тишину нарушил «младший партнер»:
– Во всяком случае, ты честно предупредил… – Андрей догадался, о чем думает главный сыщик.
– А ведь она ушла с надеждой. Даже походка изменилась.
– Да понял я. Еще когда она показала портрет дочери, я понял, что ты возьмешься. У тебя глаза… ну, такие были… Загорелся!
– Не мог я ей отказать. Хотя понимаю, что найти следы пропавшей четверть века назад девушки так же нереалистично, как найти убийцу Листьева, например. Или раскрыть дело Анны Мезиной.
– Думаешь, Вари нет в живых?
– А ты думаешь иначе? Какие-нибудь твари увидели на улице красивую девчонку, пригласили в бар и… как это бывало в девяностые… изнасиловали, убили. От тела избавились. Это скорее всего. Тварей найдем вряд ли, а вот следы девушки… Можно попробовать. Через эту портретистку, а? Как думаешь? – спросил Макс и, не ожидая ответа, продолжил: – Вообще через питерских художников… Надо изучить материалы дела, может, какие зацепки там найдем.
– Что от меня требуется, шеф?
– От тебя? Пфф… Пока не знаю. Девочка была художницей, может, по этой части что-нибудь. Но ты же уезжаешь.
– Я ненадолго.
– А что случилось у нашего друга Мишеля, отчего ты ему так срочно понадобился?
– Это не я ему, это он мне понадобился. Это я просил его помочь в одном деле.
– Так, рассказывай. Только сначала – кофе.
– И печеньки.
Макс заложил капсулы в кофемашину, разлил кофе по чашкам и приготовился слушать.
– Рассказываю. – Андрей поставил возле себя чашку с кофе и протянул руку к печенью. – Значит, так. Три дня назад моя мама звонит мне и просит срочно прийти. Был вечер, я поворчал, конечно, мол, подождать нельзя? Ну, ты знаешь мою маму. Нельзя! Говорит, что у нее сейчас тетя Надя. Я не сразу сообразил, кто такая тетя Надя. В общем, мамина двоюродная сестра, а моя, получается, тетя. В детстве они сильно дружили. Надя живет в Питере. А ее дочь – во Франции. Я тебе когда-то рассказывал, что у меня есть родственница, которая живет недалеко от Парижа и замужем за французом. Помнишь?